Карнавал
Там в зале стоит наша елка – большущая, яркая.
Занятий сегодня не было. Потому что вечером праздник – большой карнавал. У кого есть костюмы – наденут костюмы. У кого нет – так придут. Я люблю карнавал. Все вокруг ходят в масках, так интересно! Только жалко, что редко бывает. Целый год ждать приходится.
Когда мы выходили из класса, Пал Палыч меня подозвал и сказал:
– У тебя, Петя, есть костюм?
– Нет, – говорю, – у меня нет костюма.
– Школа тебе даст костюм. Я там сейчас смотрел, есть чудесный костюм.
Я так обрадовался! Еще бы! Мне школа даст костюм, и я приду в костюме!
– А какой, – говорю, – костюм?
– Костюм замечательный, – говорит Пал Палыч, – настоящего клоуна. И жабо и все такое.
– Какое жабо? – говорю.
– Ах, ты не знаешь, что значит жабо! Это, Петя, такой воротник, как у клоунов, да ты сейчас увидишь...
– Ой, – говорю, – я хочу жабо!
– Ну и чудесно! Пошли за мной.
Мы пришли с ним в кладовую. Пал Палыч там выбрал костюм – вот это был костюм! – первым делом – колпак, весь в серебряных звездах. Вторым делом – штаны, не какие-нибудь там штаны, а все в клетку, как будто бы шахматы. И еще куртка в красных кругах. И жабо. Вот это я понимаю – жабо! Хоть сейчас прямо в цирк – выступать. Я цирк люблю. Люблю циркачей и военных! Даже трудно сказать, кого больше. Но циркачей я люблю, это точно. Когда вырасту, в цирк пойду, буду работать там клоуном. Буду я знаменитый клоун. Как наш знаменитый Горхмаз. Правда, он не совсем знаменитый, но все-таки он знаменитый. Ему весь цирк хлопает...
– Ну как? Не велик? – говорит Пал Палыч.
– Что вы! – говорю, – как раз! – Я испугался, что вдруг он мне будет велик и мне не дадут его.
– Ну, я очень рад. Забирай костюм. Ты ведь знаешь, когда начало?
Конечно, я знал, когда начало. Как можно не знать! Я забыл даже сказать "спасибо".
Когда я надел дома этот костюм и жабо, и колпак, и стал смотреть в зеркало, я стал строить рожи, кривляться, и все смотрел и смотрел на себя, удивляясь все больше, какие замечательные бывают на свете костюмы!
Я обедал в этом костюме. Даже колпак не снял, так в колпаке и обедал.
– Сними, малахай-то свой, – сказала мама.
Это она про колпак так сказала.
Я все быстро съел и колпак не снял.
Потом я вышел во двор. Мой костюм всех поразил. Правда, кто-то сказал из окна:
– Да ты что, одурел? Ведь зима на дворе!
Но я не обратил внимания. Мне совсем не было холодно. Я ходил высоко подняв голову. За мной шли братья Измайловы. Весь двор смотрел на меня.
Я еще долго ходил бы. Не так уж мне холодно было. Но мама взяла меня за руку... И притащила домой.
Весь день я не снимал костюм. Выступал перед мамой, кривлялся, прыгал через скамейку, снимал колпак и становился на голову. Что я только не делал!
В три часа я надел пальто, шапку, колпак взял под мышку и вышел.
У входа в школу надел маску. Никого еще не было. Я пришел раньше всех.
Я долго ходил по школе. По этажам, по всем лестницам, по пустым классам.
В одном классе была тетя Даша. Ока убирала класс. Тетя Даша меня не узнала. Еще бы! Ведь я был в маске. Но костюм ей наверно понравился. Потому что она улыбнулась.
Я все стоял и стоял в дверях. Может что-нибудь скажет, похвалит костюм. Тогда тетя Даша сказала: "Иди, милый, отсюда, гляди, пыль какая..."
Я пошел в зал, где елка. Там уже было много ребят. Играл оркестр. Летел серпантин. Пели песни. Карнавал уже начался. Каких только костюмов тут не было! И Буратино с длинным носом, и три мушкетера, и Золушка, и Карабас Барабас, и казак в бурке. Правда, бурка была из картона, зато шашка что надо! Как настоящая шашка. Шашка тащилась по полу, а сам казак ходил осторожно, чтоб бурка с него не свалилась, он все поправлял ее. Потом в зал въехал конь со всадником. Я вовсю смеялся. Тем более, что тот, кто был лошадью, вдруг маску снял и сказал: "Мне так не видно!" И мы все узнали Гришаткина. Вот так лошадь! А тот, кто сидел на Гришаткине, слез с него и говорит: "Эх ты, Колька, не мог потерпеть! Может быть, нам бы премию дали!" Но маску не снял, и мы его не узнали. Гришаткин встал и ушел, а всадник за ним пошел. Ну, смеху было!
Пал Палыч увидел меня и спросил:
– Ну как?
– Очень смешно, – говорю.
Кто-то сказал Пал Палычу:
– Подумать только, где-то война, а здесь все своим чередом.
Я пошел казака искать.
Народу еще прибавилось Я не нашел его сразу. Вдруг слышу, кто-то зовет меня. Да это же сам казак! Это Мишка, сын дяди Гоши! Я по голосу сразу узнал.
– Это ты? – говорит. – Ишь ты какой!
– Я, – говорю, – знаменитый клоун! Сын Горхмаза!
Он говорит:
– А я знаменитый казак! Ты мою шашку видел?
– А это видел? – говорю. – Жабо!
– Жабо?
– Вот именно, – говорю, – жабо, а не что-нибудь!
Он засмеялся и говорит:
– Жаба! Жаба!
– Не жаба, а жабо! – говорю. – Дурак ты!
– Кто, я дурак? Как ты смеешь мне так говорить! – и за шашку хватается.
Потом мы помирились, и он говорит:
– А ну покажи жабо! Хорошее жабо.
– А у тебя, – говорю, – шашка хорошая. Мне твоя шашка нравится. Только бурка твоя мне не нравится.
– Да, бурка у меня неважная, все время валится. Поплясать хочется, а нельзя. Можно только ходить, и то медленно...
– Да сними ты ее, – говорю, – и все!
– Какой же тогда, – говорит, – я казак буду!
– Был, – говорю, – казаком и хватит.
– А ты жабо свое снимешь?
– Зачем мне жабо снимать, если оно не мешает.
– Как хочешь, – говорит, – а я свою бурку сниму. Надоела мне эта бурка!
Он отдал ее первокласснику. А тот ее бросил. Тогда он позвал Золушку и говорит:
– Вот тебе, держи...
И мы с ним побежали к елке.
У меня стало такое хорошее настроение! Мы так плясали, что даже игрушки попадали. Не все игрушки попадали, но две-три игрушки упали. Потом их обратно повесили. А какие мы пели песни! Мы пели "Елка, елка, зеленая иголка" и "В лесу родилась елочка" и "Елки, елки, какие елки!" и "Новый год, новый год, много счастья принесет"...
Веселый был карнавал!
Обратно мы шли вместе с Мишкой. Он мне про отца рассказывал, про дядю Гошу. Про то, что он хочет уехать куда-то, совсем в другой город, поскольку он здесь засыпался, а как засыпался, Мишка не знал, он только знал, что засыпался. А мать его ехать не хочет. Поскольку она не засыпалась. А Мишка ждет не дождется. Он путешествовать любит.
Мы всю дорогу смеялись. Все карнавал вспоминали. Столько я никогда не смеялся. Я про все на свете забыл. Я даже забыл снять колпак. Так и шел в колпаке.
Радостный я вбежал в комнату. Я все не снимал колпак. С него стекала вода. На улице шел мокрый снег. На столе я увидел записку. Не записку, какую-то просто бумажку. Я стал читать:
...ВОЙСКОВАЯ ЧАСТЬ № 15/40 ИЗВЕЩАЕТ ВАС, ЧТО ВАШ МУЖ ГЕРОЙСКИ ПОГИБ В БОЯХ ПОД МОСКВОЙ ...ЧИСЛА... ГОДА. ПОХОРОНЕН В ДЕРЕВНЕ ДУБКИ.
1 января
............................................
...Папа мой украшает елку. Сначала мы украшали все вместе – я, мама, Боба и папа, потом мы пошли спать, а папа остался. Он ходил вокруг елки на цыпочках и говорил сам с собой. Но я слышал, что он говорил, хотя он говорил очень тихо, я видел его и слышал: "Вот этот заяц пойдет сюда, нет, пожалуй, сюда... а вот этот шар перевесим, вот так... ну, а это уже никуда не годится! – три шара вместе! Куда ни шло – два, но не три же! – мы их перевесим..." "Иди спать", – говорит ему мама. "Спите, спите, – говорит он, – я хочу этот шар перевесить. И вот эту грушу..." Потом он садится на стул. Долго смотрит на елку...
Это было в прошлом году.
Больше я не увижу папу.
Мой папа убит.
Мне казалось, война это что-то такое, где палят пушки и мчатся ганки, и падают бомбы, и ничего не случается. Просто пушки палят, танки мчатся, бомбы падают и ничего не случается. Кричат "ура" и побеждают.
Я стою на балконе. Гляжу сквозь ветви на улицу. Вижу снег, и людей, и машины, и мне кажется, я жду папу... Вот сейчас выйдет он из-за угла...
Но мой папа убит.
Папа мой похоронен.
Я ухожу с балкона. Тревога. Воет сирена. Мама, Боба и я идем в бомбоубежище.
