Немецкий профессор о Штирлице - 3 часть
Александр Седов
Вашему вниманию третий, заключительный фрагмент статьи доктора наук Изабель де Кегель (Германия), посвящённый фигуре Штирлица как героя популярной культуры. В этой части внимание исследовательницы целиком сосредоточено на многочисленных анекдотах, появившихся после выхода сериала «Семнадцать мгновений весны». Читатели первых двух фрагментов не без оснований упрекали автора за несколько однобокий подход к теме – с элементами идеологической предвзятости. Однако вывод, к которому исследовательница в конце приходит, по-моему, можно назвать вполне сбалансированным. Читатели-гурманы получат удовольствие от пересказа анекдотов – оригиналы, мне кажется, легко узнать, хотя и воспринимаются непривычно.
Предыдущие части – первая и вторая
Справка об авторе статьи:
Изабель де Кегель – преподаватель истории в Школе Исаака Ньютона в Берлине. Тема её докторской диссертации посвящена переоценке досоветской истории в новой России (опубликована в 2006 году). Автор работы «Государственная символика новой России» (2008). Статьи о постсоветских дискурсах идентичности, современной визуальной культуре и визуальных репрезентациях работы и потребления в СССР и Восточной Германии (1953-1964). Ее научные интересы сосредоточены на культуре памяти, дискурсах идентичности и визуальной культуре в Советском Союзе, новой России и ГДР.
Про анекдоты
автор – Изабель де Кегель (Isabelle de Keghel);
фрагмент статьи «Семнадцать мгновений весны» - сериал про советского Джеймса Бонда? Официальный дискурс, фольклор и Холодная война в период позднего социализма», 2018
(Seventeen Moments of Spring, a Soviet James Bond Series? Official Discourse, Folklore, and Cold War Culture in Late Socialism)
Огромная популярность телесериала, судя по всему, явилась главной причиной появления одного из самых больших семейств анекдотов за весь советский период. Другой фактор связан в том, что «Семнадцать мгновений» возникли в брежневскую эпоху, когда искусство травить анекдоты достигло своего апогея.
Опираясь на работу Сета Грэма, я придерживаюсь описания, что анекдоты это ультракороткие истории неизвестных авторов, которые передаются в устной форме и обычно рассказываются от третьего лица, завершаясь кульминацией. Грэм подчёркивает подрывной потенциал анекдота, который представляет собой дискурс, противоречащий официальному дискурсу в условиях цензуры. В отличие от самиздата, этот контрдискурс в основном создавался не интеллигенцией, а всеми слоями общества. Поэтому советские анекдоты можно рассматривать как форму современного фольклора.
Далее я анализирую анекдоты про Штирлица как продукт популярной культуры, появившейся снизу в ответ на официальную популярную культуру, представленную сериалом. Эти анекдоты, которые рассказывали рядовые советские граждане в повседневной жизни, проливают свет на то, что зрителям казалось особенно интересным, запутанным или привлекательным в сериале, а также на то, как зрители считывали его и как придавали новый смысл. По этой причине я ограничила анализ анекдотами о Штирлице, которые прямо ссылаются на тему и сюжет фильма, то есть теми, которые соответствуют критериям интертекстуальности.
Многие анекдоты иронизируют над повествовательной структурой сериала, в которой всезнающий и вездесущий автор в нейтральной манере комментирует или объясняет сюжет (закадровый текст зачитывается Ефимом Копеляном). Он создает связи между довольно неоднородными фрагментами фильма и раскрывает мысли персонажей, которые часто оказываются в контрасте с их поступками. Рассказчик проявляет себя как голос партии и правительства и, таким образом, пытается управлять нашим восприятием. Типичные фразы из закадрового комментария часто высмеиваются в анекдотах. Таким образом, частое утверждение, что «он [Штирлиц] никогда не был так близок к провалу» повторяется до абсурда, и всегда после действий разведчика, которые наверняка привели бы к его разоблачению – например, раскрытие его советской идентичности путём демонстрации шаблонных советских или революционных атрибутов, таких как ношение красного знамени или пение революционных песен.
Анекдоты, посвященные закадровому рассказчику, в тоже время высмеивают сверхчеловеческие способности, которые голос приписывает Штирлицу.
Очень часто они высмеивают его самодисциплину, особенно его умение просыпаться без будильника в нужное время. Рассказчик упоминает эту особенность, когда Штирлиц дремлет в машине, пока гестапо лихорадочно ищет его. В оригинале голос за кадром заверяет слушателей, что Штирлиц проснётся через двадцать минут, так как давно выработал в себе такую привычку, но анекдоты часто меняют контекст и возникает абсурдная ситуация. Например, выйдя из бара, Штирлиц спотыкается и падает в лужу, но – как уверяет нас рассказчик – он проснётся через двадцать минут благодаря давно натренированному рефлексу. Здесь характер Штирлица колеблется между безалаберностью пьяницы и человеком строгой дисциплины, который может контролировать, когда проснётся, несмотря на чрезмерное употребление алкоголя.
Многочисленные анекдоты ставят под сомнение самодисциплину Штирлица, не прибегая к фигуре рассказчика. Часто эти истории отменяют десексуализацию советского агента, которая явно смотрелась неубедительной. Они разрушают образ Штирлица как аскета, приписывая ему сексуальные отношения – в основном с радисткой Кэт. Так, например, в одном из анекдотов шеф гестапо Мюллер заявляет, что всё знает о Штирлице и Кэт. Штирлиц моментально признает себя советским шпионом, но Мюллер не верит ему и отвергает признание как уловку для обхода алиментов. Эта инсинуация подрывает честный добропорядочный образ агента – характерная черта, которой немало внимания уделено в фильме. …Есть также немало анекдотов, в которых упоминается, что Штирлиц и Кэт только что занимались сексом.
Другие анекдоты издеваются над тем, как Штирлиц маневрирует в сложных ситуациях, находя оправдания, которые не выдерживают критики. В то же время анекдоты высмеивают легковерие Мюллера. Типичный анекдот повествует о том, как Мюллер входит в собственный кабинет и обнаруживает там Штирлица, сидящего возле сейфа: мелькает подозрение, что тот хочет украсть важные документы. Мюллер требует объяснений, но Штирлиц отвечает, что он ждёт трамвая. Сначала Мюллер принимает это как адекватное объяснение и выходит из кабинета, но в коридоре начинает сомневаться. Поразмыслив над тем, как трамвай может проехать сквозь его кабинет, Мюллер спешит назад, но Штирлиц исчез. Вместо того, чтобы встревожиться по-настоящему, Мюллер приходит к мысли, что его враг уже уехал на трамвае.
Эти анекдоты, которые обыгрывают фигуру рассказчика и самодисциплину Штирлица, можно понимать как подрывную реакцию на попытки направить восприятие сериала через всеведущего повествователя и как реакцию на стилизацию Штирлица как непобедимого сверхчеловека. Анекдоты делают героизм Штирлица смехотворным, однако не полностью разрушая его статус героя. Так высвечивается ирония в моментах несоответствиях между закадровым повествованием и действиями персонажей. Рассказчики анекдотов превращаются в «медиакритиков» и создают контр-повествование к отдельным аспектам сериала. Они превращают Штирлица в более человечного героя, у которого имеются свои недостатки – склонность к алкоголизму и сексуальные потребности.
Ещё одна группа анекдотов касается противоречивых, многоликих или размыто-неопределённых масок Штирлица как персонажа, которые явно производят впечатление на зрителей: с одной стороны, он советский секретный агент Исаев, а с другой – член СС. В результате анекдоты изображают Штирлица как человека, которому трудно управлять собственной многоликостью. Например: Штирлиц просыпается в камере и спрашивает себя, кем он должен представиться, когда войдёт охранник. Он решает назвать себя Штирлицем, если войдёт человек в немецкой форме, и Исаевым, если войдёт советский солдат. У истории оказывается поворот, к которому Штирлиц не готов: в камеру заходит советский милиционер. Но милиционер обращается к нему как к Тихонову, и обвиняет его о том, что тот накануне сильно напился. Таким образом, анекдот связан не с самооценкой персонажа Исаева / Штирлица, а с исполнением актера Тихонова, который забывает о своей настоящей личности, потому что слишком погружен в свою роль. Контекст этого анекдота заключается в том, что в зрительском восприятии сериала персонаж Штирлиц и актер, который его сыграл, Вячеслав Тихонов, слились в одно лицо.
Также следует отметить, что во многих анекдотах про Штирлица национальные границы оказываются прозрачными настолько, что начинают стираться характерные особенности политических систем в СССР и нацистской Германии. Этот тип анекдота, вероятно, намекает на замечаемые в сериале параллели между двумя странами. Вот один пример: Мюллер объявляет Штирлицу, что ему придется принять участие в субботнике, то есть в неоплачиваемой работе в свободное время на благо советского общества. Позже Штирлиц отчитывается за проделанную работу и вдруг понимает, что этим он выдал себя. Следует признание, что он советский разведчик. Мюллер звонит начальнику Штирлица Шелленбергу и говорит ему, что люди придумывают самые невероятные оправдания, лишь бы не выходить на субботник. Этот анекдот ссылается на специфическую форму мобилизации рабочей силы, характерную для Советского Союза, и переносит ее в нацистскую Германию.
Являлись ли эти анекдоты подрывной практикой, которая могла дестабилизировать политическую систему, или они были только образчиками юмора, который функционировал внутри системы и стабилизировал её? Многим анекдотам присуще определенное подрывное качество, поскольку они критикуют позицию рассказчика, доминирующую над зрительской интерпретацией. Это относится и к стилизации Штирлица как супергероя, а также к недостаткам в сюжете и в поведении персонажей. Однако весь их подрывной потенциал был гораздо более ограниченным, чем в анекдотах о советских лидерах и основных догмах коммунизма. Анекдоты о Штирлице непосредственно связаны с «Семнадцатью мгновениями», действие которых происходит во Второй мировой войне. Главное послание сериала заключается в прославлении героической борьбы в защиту родной страны, и анекдоты про Штирлица никогда не подвергают это сомнению.
В заключение
Из сказанного следует, что «Семнадцать мгновений весны» это не только один из важнейших продуктов официальной популярной культуры в СССР, но и успешный пиар-проект, созданный в интересах КГБ. Сериал способствовал укреплению патриотизма и мужественности в период, когда оба эти понятия переживали в постсталинском СССР кризис. Вместе с тем сериал можно назвать успешным с позиции особенностей холодной войны. Штирлиц оказался жизнеспособной альтернативой своему британскому коллеге Бонду и воплотил превосходство СССР над Западом до такой степени, что завоевал сердца родной аудитории. Советские зрители приняли сериал с большим энтузиазмом, но также оценили и раскритиковали его слабости, как это показывают многочисленные анекдоты про Штирлица. Однако подрывной потенциал этой «идущей снизу» популярной культуры был довольно ограничен и никогда не ставил под сомнение коммунистическую идеологию или руководство. По другую сторону «железного занавеса» сериал не смог достичь какой-либо сравнимого по уровню PR-эффекта, так как остался – и продолжает оставаться – неизвестным.
