Надежда Петровна Ламанова
Моделистка от бога...
Старшая из пяти дочерей полковника Петра Михайловича Ламанова, Надежда Петровна Ламанова родилась в Нижнем Новгороде в 1861 году. После смерти родителей, совсем девочкой, она осталась главой семьи с младшими сестрами на руках. В Москве, окончив школу кройки и шитья Ольги Сабуровой, дворянская дочь очень быстро сделалась ведущей закройщицей в знаменитой тогда мастерской Войткевич. Талант у нее был от бога: любую фигуру она могла представить в лучшем свете. Мастерски убирая лишние объемы, легко изменяя пропорции, мадемуазель Ламанова скоро стала самой популярной среди мастериц.
Платье от Ламановой носилось с особенным выражением лица. Будто на плечах у обладательницы не кусок драпированной ткани, а шедевр кисти Леонардо. А словосочетание произносилось исключительно с придыханием. Сама Марина Цветаева как-то раз зарифмовала «одеться от Ламановой» со словом «мраморная».
Когда Ламанова впервые переступила порог ателье Войткевич, ей было двадцать лет. Ее приняли равнодушно. А с чего бы это владелице известной мастерской обращать особое внимание на новенькую закройщицу?
Миндальничать с холодноватой Войткевич Надежде было некогда, и она окунулась в работу. Упорная, упрямая, она умела трудиться. Она перерисовывала выкройки, переносила их потом на ткань: часами, день за днем, неделя за неделей. Приходила ни свет ни заря, уходила затемно. И стала старшей среди закройщиц.
И наконец мадам Войткевич вскинула на мадемуазель Ламанову проницательные глаза и решила поставить эту барышню работать с клиентками в примерочной. И не прогадала. Двадцатилетие Надежда отметила в 1881 году. Пришло время интереса к славянским культурам и народным корням. Вышивки, рушники, передники, пышные рукава на а-ля крестьянских рубахах перекочевали из вологодских изб в петербургские доходные дома и московские особняки.
В Париже царит Чарльз Ворт - основоположник от кутюр. В 1882 году он умело выводит европейскую моду на новый вираж.
Но все же поклонниц моды больше, чем противниц. Особенно в Москве, где и проводила свои последние деньки в мастерской Войткевич мадемуазель Ламанова. Надежда Петровна была не менее прозорлива, чем ее хозяйка. Как мадам прекрасно видела, насколько огромен потенциал ее старшей закройщицы, так и сама закройщица свои возможности отлично осознавала. И вовсе ей не хотелось всю жизнь ставить на своих моделях чужое имя -ей и свое очень нравилось. Она и в замужестве его не изменила - где уж ей было мириться с лейблом Войткевич!
Когда же в 1885 году Надежда Петровна покинула мастерскую Войткевич и завела собственное ателье на Тверском бульваре, заказчицы, ахая от прекрасных эскизов, робко просили: «Только сшейте тоже, пожалуйста, сами». Но в ответ слышали: «Я не шью сама. Не люблю ковыряться с иглой. Я только модельер». Кто же шил? Ламанова открыла школу прикладного искусства, из которой выходили прекрасные мастерицы, отлично владеющие машинкой и способные даже придумывать модели. Ламанова была не только прекрасным организатором, но и умным педагогом.
Актриса Ольга Книппер-Чехова
А дамы-заказчицы были самого крупного калибра: аристократки Шереметевы, Гагарины, Юсуповы, светские львицы, актрисы Вера Холодная, Мария Ермолова, оперная певица Лина Кавальери, жены банкиров и промышленников. В 90-х она была удостоена звания поставщика Императорского двора в Москве. Ее платья стали носить фрейлины, супруга генерал-губернатора, великая княгиня и сестра императрицы Елизавета Федоровна и морганатическая супруга великого князя Михаила Александровича Наталья Шереметьевская-Вульферт-Брасова, а также будущая владелица парижского модного дома «Китмир» великая княжна Мария Павловна. Та самая, чьи вышивки и идеи не брезговала использовать Коко Шанель. Публика у Ламановой в клиентках, как говорится, была самая изысканная. Кроме того, Надежда Ламанова одела многих к Русскому балу в Зимнем дворце 1903 года.
Муза и Король на блошином рынке...
Уже будучи не только владелицей собственного ателье и директором преуспевающей школы, сама Ламанова продолжает обучаться искусству дизайна одежды. Она ездит в Париж знакомиться с последними коллекциями признанных мастеров и читает книги по истории, живописи и этнографии. С завидным упрямством зубрит историю национального костюма и вовсе не считает это занятие пустой тратой времени. Конечно, этнические мотивы были в 1880 - 1900-х на высоте и в самых продвинутых кругах считались мейнстримом, но каким-то шестым чувством Надежда Петровна ощущала, что вскоре из этого ржавого крана вполне может забить свежая струя. Струя не заставила себя долго ждать. И хотя забила она не в России, а во Франции, Ламанова имела ко всей этой истории самое прямое отношение.
Во время одной из своих поездок в Париж она свела знакомство с Королем моды, знаменитым в те годы Полем Пуаре. Модельеры сразу же влюбились один в другого, как только могут влюбиться друг в друга соперники. Полю было двадцать с копейками, Надежде Петровне - сорок с хвостиком, но завязавшаяся дружба оказалась доверительной и крепкой. Их общение состояло из споров о будущем моды и из бесконечного преклонения перед талантом друг друга. И тут Ламанова оказывалась в более выгодном положении: она свободно ездила в Париж на званые вечера мастера, видела дефиле его коллекций и могла запросто судить об успехах Короля. А вот сам Пуаре долгое время довольствовался фотокарточками моделей Ламановой. И решив исправить эту несправедливость - а по ходу и Россию завоевать, - в 1911 году он приезжает в Москву. Экскурсионную программу ему составляют сама Надежда Петровна и ее муж, миллионер Каютов. Выбор «экскурсоводов» пал на совершенно дикие, экзотические для француза места. Как впоследствии написал в своих воспоминаниях сам Поль Пуаре, Москва предстала перед ним чудесным и сказочным городом. Осетр с икрой, шампанское рекой и цыгане в «Яре» на следующий день сменялись пешими прогулками по старообрядческим древним церквам. После осмотра собора Василия Блаженного в плане стояли такие опасные места, как Сухаревка, Тишинка и Хитровка.
Заметив, что гость не пропускает ни одного извозчика, чтоб не сделать зарисовку его армяка, и впивается глазами в телогрейки московских торговок, Ламанова решает подарить другу Москву - в прямом смысле этого слова. Ранним утром они отправляются на Сухаревский рынок. Там Пуаре скупает целый ворох старинной одежды. Здесь и кокошники, и сарафаны, и сапожки, и приличные платья европейского образца. Все это богатство Поль бережно пакует и увозит в Париж, где вскоре и выпускает первую в истории французской моды славянскую коллекцию. Своих детей он одевает в рубашки-косоворотки, жене шьет костюм, по декору напоминающий армяк, вводит в Париже моду на украинские вышивки и казачьи сапожки. Через пару лет мода на все русское буквально захлестывает Париж, а к тому моменту, как там появляются многочисленные русские эмигранты, эта тенденция перерастает в массовый психоз. Вот так: поразвлекались два модельера на московском блошином рынке - а потом всю Европу раздувает от сарафанов и рушников.
Надежда Петровна наблюдает из Москвы за успехами их с Пуаре начинания, но кое-какие идеи все же не спешит раскрывать другу. Надо же что-то и себе оставить!
Модельер в одиночной камере...
В 1918 году ее посадили. Все, что могли сделать для поставщицы Императорского двора Ламановой, так это чуть более гуманные условия тюремного заключения. Она в одночасье стала вдовой, нищенкой и классовым врагом. Ее мужа, Каютова, конечно, пролетариат ненавидел за его богатство. Прекрасный особняк на Тверском бульваре, 10, где располагалась мастерская Надежды Петровны, был реквизирован. Сотрудники распущены, роскошные рабочие столы из липы разворованы. Через год заключения Ламанову снова вызвали на допрос и поинтересовались ее мнением относительно будущего советской моды. То ли от волнения ее мозг с ходу выдал умопомрачительную концепцию, то ли все время она именно это обдумывала, но ответ модельера просто потряс слушателей. Ее отпустили.
Что же она говорила? Говорила она, с точки зрения гэпэушника, полный бред. Что она видит новую моду такой-то и такой-то. Что она поддерживает европейскую концепцию свободного прямоугольного силуэта. Что предлагает отказаться от излишней вычурности, не злоупотреблять декором, драпировками на талии, избавиться от длинных юбок, от широких лент-поясов, от асимметричных «хвостов». В целях экономии она предлагала максимально укорачивать юбки - чуть ниже колена: в Париже такая длина стала нормой лишь года четыре спустя. Нужно было сделать «новые платья» понятными для простых женщин, украшать костюмы народными вышивками. Это противостояние Западу и утверждение самобытности было не просто тезисом пламенной речи в застенках. Она искренне так думала, это было ее кредо.
Отпустили ее, конечно, вовсе не из-за пламенной речи. Хотя Ламанова всю жизнь считала, что обязана воплотить свои замыслы и обещания. И вроде как подтверждением было, что отпустили ее не на все четыре стороны, а конкретно и прицельно - в Мастерские современного костюма при ИЗО Наркомпроса, поставив перед ней определенные задачи. Впоследствии выяснилось, что идея вызволения Ламановой из Бутырки принадлежала жене Горького, актрисе Марии Андреевой. Никакой ответ о новой моде был не нужен! Андреева знала Ламанову по театральным костюмам и мечтала когда-нибудь пошить у нее на заказ вечерний наряд. Как видно, стремление женщины заполучить новое платье вполне способно противостоять самым отчаянным планам ОГПУ...
И только когда Надежда Петровна оказалась снова на свободе, да еще и востребованной и приближенной к новой власти, она с ужасом поняла, что никакой советской моды нет, не будет и быть не может. Но говорить кому-либо об этом явно не стоило...
Когда Надежду Петровну поставили перед фактом, что советская мода существует и что ей предстоит ее улучшать, в Петрограде питались кониной и хлебом из глины и опилок. Из бархатных портьер и скатертей с успехом шили выходные платья. У Тэффи есть потрясающий фельетон «Наша весна», в котором писательница подробно описывает, как выглядят демисезонные наряды петербуржцев под весенним солнышком: «идите и смотрите, какие у всех сделались воротники. То, что зимой было бобром, котиком, скунсом, теперь стало мокрой собакой, ошпаренной кошкой, зайцем, затравленным сворой борзых. Мокрые грязные звери, зверьки и просто домашние животные с общипленными боками и обтертой шерстью разгуливают по улицам». Так же описывает 1918 год ученица Гумилева, мемуаристка Ирина Одоевцева. Она не позволяла себе выйти из дома без перчаток и шляпки в тон к платью. А на новогодний бал в Дом искусств является в бальном платье матери, перешитом собственноручно, в перчатках до плеча и со страусовым веером - и при этом совершенно голодная, грязная и замерзшая, так как добираться ей пришлось по темным улицам, а казенный обед по талонам из-за приготовлений она пропустила.
Носили то, что осталось от лучших времен. Лучшие времена закончились этак году в 1914 - 1915-м, с началом Первой мировой войны. И если в Париже мода к 1919-му уже вполне оклемалась, то в России она продолжала тихо загибаться.
Редколлегии женских журналов создавали видимость не только существования пролетарской моды, но и призывали читательниц к творчеству. В 1918 году петроградский журнал «Жизнь искусства» объявил конкурс на эскизы лучших моделей одежды «нового типа», напечатав для затравки несколько «буржуйских» рисунков и несколько советских. Редактор посоветовал внимательней присмотреться к западным образцам, чтобы понять, что модно в мире, но никак не следовать им.. Европейская мода считалась вычурной и полной излишеств; да и само слово «мода» было под запретом и классово чуждым. Советская одежда, по мнению экспертов, должна была стать красивым и практичным синтезом прозодежды и народного костюма. Но массовое производство одежды разлажено настолько, что одежду либо перелицовывают сами, либо при помощи портних. Покупательницы побогаче обращаются в дорогие ателье на Кузнецком Мосту, где всегда можно достать парижское или лондонское платье за безумные деньги.Так что обнаружившаяся в Бутырке Ламанова, жаждущая работать и жить в советской стране, сталанастоящей находкой для партии. На пятьдесят восьмом году жизни Надежда Петровна стала советским модельером.
Платье из стеганого одеяла...
Советские деятели искусства вовсю готовились к Парижской выставке 1925 года, на которой новое государство должно было показать старой Европе свои способности в области культуры. Ламановой поручили руководство секцией моделирования одежды и попросили организовать настоящий показ советской моды в Париже - это при полном отсутствии каких бы то ни было наработок и остром дефиците тканей. В 1919 году она уже возглавляет Мастерские современного костюма при художественно-производственном подотделе ИЗО Наркомпроса. Перспективы были просто пугающими, но и тут неутомимая Ламанова нашла выход. Настоящим помощником, готовым поддерживать все начинания любимой тетки, стала племянница - Надежда Макарова, одаренный модельер и впоследствии первый руководитель Московского дома моделей. Макарова, кстати сказать, ни разу - ни теперь, ни при последующих испытаниях не отступилась от тетки, от «мамы Нади».
Вдохновили Ламанову и последние тенденции парижских мод. Европа бредила славянскими вышивками, кокошниками и сапогами, а русский народный костюм как раз был сильной стороной Надежды Петровны. Еще выручала ее страшная работоспособность вкупе с умением жестко руководить коллективом. Она успевала шить костюмы для спектаклей МХАТа, актрисы, выезжавшие на гастроли, тайком заказывали ей вечерние туалеты для приемов. Несомненно, жена Горького, вызволившая мастерицу из Бутырки, тоже тогда получила свои дивиденды -желанные вечерние платья. К Надежде Петровне постепенно стали подтягиваться и жены ответработников - свое пристрастие к классово чуждому шику они объясняли нежеланием позориться перед буржуями во время поездок в Европу. Может, конечно, это и так, но, если верить Маяковскому, на балах в Реввоенсовете пролетарские дамы блистали каждый раз новыми нарядами, несмотря на то, что еще недавно даже не представляли себе, что такое чулки...
Впрочем, если бы восторженные зрители только знали, из какого сора создавала Ламанова свои модели в это непростое время... Модельер шила модные пальто из старых стеганых одеял. На летние платья нового прямоугольного силуэта шли полотенца, рушники, вышитые украинские занавески. Кроме сурового холста да грубой шинельной ткани, больше никаких материалов в распоряжении мастерицы не было. Но самое интересное, что клиентки с легкостью убеждали себя и всех знакомых в том, что «это новый писк моды - раз Ламанова так пошила, значит, так и должно быть. Она-то точно знает, что теперь носят». И снова платья ее работы носили с таким видом, будто это шедевр, а не старый рушник. Вот что значит дар.
Но одеть актрис и богатых жен - это даже не половина дела. Целью ламановской мастерской было изготовление красивой и удобной одежды для всех женщин страны. И вот заветный час пробил, распахнулись двери в освещенный зал, заискрились старорежимные люстры. Открытие Всероссийской художественно-промышленной выставки приурочили к созданию «Москвошвея» и «Ленинградшвея», в 1922 году. Туда вроде были приглашены только технологи да швеи, но, к изумлению организаторов, в зале оказался Луначарский, актеры кино и театра, художники и писатели.
Демонстрировать модели мастерской Наркомпроса согласились самые стильные и красивые женщины из творческой элиты: актрисы Александра Хохлова, Анель Судакевич, Лиля Брик, ее сестра Эльза Триоле. Всех связывал один небольшой секрет: их обшивала сама Ламанова, втайне от бюрократов заведшая у себя на дому маленькую мастерскую с двумя швеями. Дефиле прошло с оглушительным успехом. Модели демонстрировали платья для работы, отдыха, для дома и торжественных вечеров... Когда же показ завершился, актрисы подошли к окнам, приняли заранее придуманные позы, и по сигналу портьеры раздвинулись, яркий свет из окон залил всю улицу Петровку, а изумленные прохожие увидели в окнах застывших красавиц в невиданных костюмах. Говорят, тут же прибежали журналисты, а толпа заполнила всю проезжую часть и ближайший переулок.
Но несмотря на оглушительный успех мероприятия, ни один из этих костюмов так и не поступил в массовое изготовление.
Уже немолодая Ламанова до некоторой степени прониклась идеями конструктивизма и «ринулась за комсомолом», что в сочетании с ее идеальным вкусом дало весьма интересный результат: раскрепощенность силуэта при общем утонченном стиле.
Советские модельеры завоевали Золотую медаль выставки, обогнав, с одной стороны, основоположницу свободной моды Шанель; с другой - старинного друга Пуаре; а с третьей - бывших клиенток Ламановой, русских эмигранток, открывших свои Дома мод в Париже. И эта победа была своеобразным символом: дело в том, что к славянским вышивкам и льну француженки обращались исключительно из культурологических исканий, а Ламанова шила из мешковины, потому что другой ткани просто не было!
