Знакомство Агаты с Маком Мэллоуэном

Летом 1929 года Агата предоставила дом в Крессуэл Плейс Леонарду и Кэтрин Вулли, которые предложили ей следующей весной, за неделю до окончания раскопок 1929-30 годов, приехать из Ур и с ними потом вернуться в Англию через Сирию и Грецию, включая Дельфы, которые Агата особенно хотела увидеть. Осень и зима были тяжелыми. В сентябре умер Монти, брат Агаты, а после про¬веденного в Эбни рождества дочь Агаты Розалинд в Лондоне заразилась от подруги корью. Агата взяла ее в Эшфилд, чтобы вместе провести остаток каникул. Это была мучительная поездка, поскольку она только что сделала прививку оспы двойной вакциной. Через день Агату в бессознательном состоянии положили в частную лечебницу, и Мэдж, сестра Агаты, ухажи¬вала за Розалинд, пока ее мать не поправилась. В середине февраля Агата, наконец, выехала в Италию, а оттуда на корабле в Бейрут.
В Уре она обнаружила, что в лагере Вулли появился еще один молодой археолог. Двадцатипя¬тилетний Макс Мэллоуэн в предыдущем сезоне присутствовал, так как у него воспалился аппендицит. Он начал работать у Вулли с 1925 года после сдачи экзамена на степень бакалавра в Оксфорде. Он увлекся археологией, прослушав лекции одного из профессоров по гречес¬кой скульптуре. Сразу после экзаменов Мэллоуэн стал работать хранителем музея Эшмолин в Окс¬форде, который, по счастливой случайности, полу¬чил письмо от Вулли с просьбой подыскать ему ассистента в Ур. Мэллоуэн был нанят сразу же.
Приехав, он самостоятельно стал учить араб¬ский. Его обязанности включали медицинскую по¬мощь рабочим-арабам (200 — 250 человек), упаков¬ку и сопровождение предметов раскопок, которые осторожно укладывались в конце каждого сезона в сорок или пятьдесят ящиков, и денежные расчеты («Беспросветная работа, — писал он в своих «Вос¬поминаниях», — особенно принимая во внимание большое количество нанятых рабочих и тот факт, что мы платили рупиями и анами [1], а складывать их ужасно трудно»). Мэллоуэн оказался хорошим бухгалтером. Среди бумаг, оставшихся после его собственных археологических экспедиций в трид¬цатые и сороковые годы, сохранились расчетные книги с записями всех расходов, начиная с зарпла¬ты работникам и заканчивая оплатой за полгалло¬на бензина.
Мэллоуэн быстро всему научился и вскоре стал незаменим. Он также очень понравился Кэтрин, поскольку, как сразу заметила Агата, был очень тактичен и искусно поддерживал отношения с обоими Вулли. Агата тогда еще не знала, какого послушания и услужливости ожидали супруги Вул¬ли от Мэллоуэна, что, например, неоднократно от него требовали причесать Кэтрин волосы или сде¬лать массаж и поставить пиявки, что, по ее мне¬нию, должно было помочь от постоянной головной боли. Его дипломатический такт вместе с фактом длительного отсутствия сделали его фаворитом Кэтрин. Такую неудобную роль он занимал, когда в марте приехала Агата.
Еще одной обязанностью Мэллоуэна было по¬казывать место раскопок посетителям, среди кото¬рых бывали, к удовольствию четы Вулли, весьма именитые. (Младшие члены экспедиции не могли забыть, как Леонард чуть не умер от стыда, когда заехал король Бельгии, а арабы, подававшие обед, забыли убрать суп, поскольку остановились как вкопанные при виде короля.) С привычной власт¬ностью Кэтрин заявила, что теперь Мэллоуэн дол¬жен сопровождать Агату при осмотре местных достопримечательностей по дороге в Багдад, где должна собраться вся партия. Агата подумала, что для «молодого человека, много работающего на раскопках и нуждающегося в хорошем отдыхе», слишком тяжело «ухаживать за незнакомой жен¬щиной намного старше себя, которая ничего не смыслит в археологии». Она поделились своими сомнениями с Элджи Уитборном, архитектором экспедиции и ближайшим другом Мэллоуэна, кото¬рого знала по прошлому визиту. Уитборн уверил ее, что решение Кэтрин изменить невозможно.
Тем не менее, когда они отделились от всей экспедиции, Агата немного нервничала. Мэллоуэн был спокойным и серьезным молодым человеком. Позже он писал: «Сразу же я понял, что она очень приятная и милая особа, общение с ней доставляло удовольствие». Они не выглядели нелепой парой, как вначале думала Агата. Макс был специалис¬том, способным и готовым рассказать обо всем, что они видели, а знание арабского языка придавало ему авторитет. Все женщины, с которыми он был близко знаком, являлись людьми неординарными: его мать, парижанка, занималась исследованием христианства, писала лирические стихи («некото¬рые из них заслуживали самой высокой оценки»), читала лекции по искусству и много рисовала; леди Говард, жена британского посла в Мадриде, потом в Вашингтоне, мать лучшего друга Макса в Оксфор¬де; Гертруда Белл (ей тогда было за пятьдесят), ко¬торая, будучи директором музея древностей в Ира¬ке, часто приезжала на раскопки Вулли; и сама Кэтрин. Поэтому Мэллоуэн не страшился компа¬нии такой знаменитой женщины, как Агата, к тому же она в некоторой степени зависела от него. Ага¬та, со своей стороны, веселая и живо всем интере¬сующаяся, обладала незаурядным чувством юмо¬ра. Вырвавшись из атмосферы лагеря, где все вели себя крайне осмотрительно, дабы не провоциро¬вать Кэтрин, Макс и Агата почувствовали всю пре¬лесть этого путешествия.
Они оба писали, что произошло дальше, Макс в своих «Воспоминаниях», Агата в «Автобиографии». Там были и зиккурат в Ниппуре, одном из самых древних шумерских поселений, и неудобная ночь в Дивани в обществе злобно-агрессивного чиновни¬ка, его общительной жены и двух испуганных мис¬сионеров. Они были в старой крепости Неджеф, а потом во дворце Ухаидир, где Макс вел Агату за руку по парапету. С этого момента их воспомина¬ния путаются. Когда они посетили Кербелу? До или после импровизированного купания в искря¬щемся соленом озере (Агата в скромном шелко¬вом одеянии — блуза и пара панталон, Макс в шор¬тах и фуфайке)? Сломалась ли их машина по дороге в Кербелу или по дороге в Багдад, когда Агата бла¬горазумно легла в ее тень и задремала? Прошло ли пять минут после того, как их бедуин ушел искать помощь, оставив им свою воду, или прошло больше часа, прежде чем появился «форд» с бедуином, что¬бы вызволить их из песков? Декламировал ли го¬степриимный полисмен на посту в Кербеле, где они провели ночь в соседних тюремных камерах, «Оду к жаворонку» по-английски (по воспоминаниям Агаты) или «Сверкай, сверкай, маленькая звездоч¬ка» по-арабски (согласно Максу)? Это совсем не¬важно, главное, что они поняли друг друга.
Макс и Агата приехали в Багдад близкими людьми. Они опоздали, и Кэтрин была в раздраже¬нии. Старый приятель Агаты полковник Дуайер, приехавший на станцию встретить ее, предупре¬дил, что остаток путешествия ей придется посто¬ять за себя. Агата и сама это поняла по поведе¬нию Кэтрин, которая всегда считала, что самая большая комната, самая мягкая постель, самая яр¬кая лампа и самые лучшие мужчины должны дос¬таваться только ей. (Самым болезненным момен¬том для Агаты было открытие, что Макс раньше подчинялся Кэтрин, потому что «она так хотела».)
Преодолевая случайные помехи и неудобства, они добрались до Алеппо, а оттуда судном напра¬вились в Грецию. Здесь Макс должен был оста¬вить их, чтобы поехать в Бассайю, а Вулли взяли Агату с собой в Дельфы. Пребывание с ними было не очень приятным, и Агата не хотела оставаться долго с этой непредсказуемой парой. Но в Афи¬нах, в отеле, ее ждала телеграмма: Розалинд заболе¬ла пневмонией, ее перевезли в Эбни и положение было очень серьезным. Тогда не было авиалинии Афины — Лондон, а дорога поездом занимала че¬тыре дня. В то время, когда мужчины отправились узнать расписание, Агата на улице споткнулась и, подвернув ногу, растянула связки. Именно Макс спокойно и без суеты наложил ей повязку и зая¬вил, что изменил свои планы и поедет вместе с Агатой, чтобы помочь ей добраться.
Они уехали на следующий день вечером и в поезде рассказывали друг другу о себе. Макс по¬ведал ей всю свою жизнь. Много лет спустя, ког¬да некоторым Макс казался образцом англичани¬на по своему положению (член совета колледжа, член научного общества, попечитель Британского музея), внешнему виду (костюм из твида, трубка, мягкая шляпа) и привычкам (керамика, винный погреб, хороший обед и крикет), его младшие кол¬леги иногда со смехом отмечали, что «в нем нет ни капли английской крови». Семья Макса действи¬тельно была космополитична. Его дедушка, авст¬риец, жил в Вене, где владел паровой мельницей. Мельница работала настолько успешно, что полу¬чила много важных призов, среди которых была золотая медаль, врученная императором Францем Иосифом. Однако мельница в конечном счете сго¬рела, и семья лишилась средств. Это подтолкнуло Фредерика, отца Макса, уехать из Австрии в Анг¬лию, где он и провел всю свою оставшуюся жизнь,
В Лондоне Фредерик нашел должность в ком¬мерческой фирме и через некоторое время открыл собственное дело по торговле жирами, раститель¬ным маслом. Он также считался экс¬пертом по сырью в Министерстве продовольствия. После Первой мировой войны он работал руково¬дителем отдела по качеству фирмы «Юнилевер». Макс рассказал, как однажды в суде он предложил съесть без промедления маргарин, который поче¬му-то сочли испорченным. Эта деталь показывает, насколько Фредерик был тверд в случае своей правоты. Этот эпизод — отзвук случившейся с ним истории в Боснии-Герцеговине в восьмидеся¬тые годы. Он командовал эскадроном на летних маневрах и отказался выполнить приказ и отпус¬тить своих людей домой в середине жаркого дня, а отправил их вечером, мотивируя тем, что они при¬дут, в таком случае, не запыленные и не устанут от жары. Это проявление характера Фредерика на¬помнило Агате Монти, они были чем-то похожи. В некотором отношении Фредерик был тяжелым человеком, излишне любил порядок и точность и не терпел, когда ему противоречили. Это, по заме¬чанию Макса, приводило к ссорам в семейной жиз¬ни. Добрый, но эгоцентричный Фредерик женил¬ся на очаровательной, но неугомонной женщине Маргарите Дювивье, родившейся в 1876 году в Па¬риже в семье инженера и оперной певицы. Она унаследовала от матери безрассудность, любовь к развлечениям и артистическую восторженность, предпочитала жить в городе и вращаться в обще¬стве. Макс, старший из троих сыновей, родился в 1904 году.
В своих «Воспоминаниях» он пишет о детстве намного меньше, чем Агата в «Автобиографии». Он не всегда был счастливым ребенком, как Агата, а образование получил ортодоксальное. После на¬чальной школы его отдали в Лэнсинг, высшую анг¬ликанскую церковную публичную школу в Сассексе, которая показалась ему невероятно скучной. Одной проблемой была церковная служба, кото¬рую мальчики должны были посещать дважды в день, а в воскресенье — пять раз. Максу так надо¬ел этот режим, что, к удивлению директора, он отказался от конфирмации, и за это его отстранили от причастия. Другим мало приемлемым для него моментом были многочасовые военные трениров¬ки и парады. Все это было хорошо, пока шла вой¬на; Макс, воспитанный в патриотическом духе, был готов идти в бой. Но с окончанием войны все из¬менилось. Антимилитаристски настроенные юно¬ши просто вынуждены были заниматься строевой подготовкой.
Макс оставил Лэнсинг рано, как только ему ис¬полнилось семнадцать лет, после восьмого класса. У него уже было место в Нью-колледже в Оксфор¬де, и после конфликта по поводу конфирмации он решил, что лучше уйти из школы немедленно. Фредерик согласился, но вовсе не потому, что сам был агностиком (Макс ничего не сказал ему о проблеме с конфирмацией и причастием), а пото¬му, что он не считал Лэнсинг школой, которая мо¬жет дать хорошее образование. Это было очень важное решение Макса с точки зрения его отно¬шения к религии. Оно далось ему нелегко, и про¬блема отношений с церковью продолжала мучить его. Этот эпизод его жизни особенно заинтере¬совал Агату, поскольку сама она была человеком верующим и беспокоилась по поводу своих рели¬гиозных осложнений после развода с Арчи. Ду¬шевные муки Макса возобновились к концу его пребывания в Оксфорде и на следующий год. Его друг Эсме Говард серьезно заболел, и его отпра¬вили в клинику в Швейцарию. По дороге в Бейрут Макс навестил его в клинике, и Эсме начал угова¬ривать друга перейти в католичество и принять причастие (Говарды были глубоко верующими ка¬толиками), говоря, что он очень страдает из-за его религиозных сомнений. В сохранившемся днев¬нике Макс подробно и откровенно описал свои размышления и свое обещание Эсме, думая, что с этим вопросом покончено.
На следующий год Эсме умер. Его болезнь и смерть глубоко потрясли Макса, тем более что их дружба зародилась и продолжалась в Оксфорде, который, по его словам, был «шагом из чистилища в рай»; здесь он мог выражать свои мысли и чув¬ства намного свободнее. Он не сидел, как прикле¬енный, за книгами, хотя из его дневника явствует, что читал не только серьезные вещи (Платона, Декарта, Китса), но и более легкомысленные (при¬ключенческие романы Стивенсона). Как любил повторять сам Макс, в колледже он научился более серьезным и важным вещам — например, как вы¬пить вина с друзьями. Ему был двадцать один год, он знал, чего хочет от жизни, но не пришел ни к какому решению до тех пор, пока не начал рабо¬тать в экспедиции Вулли.
Четыре года пребывания в Уре ожесточили его. Он научился приказывать и руководить людьми, научился управлять даже Кэтрин Вулли. Он по¬чувствовал свою силу и твердость — мог быть гру¬бым и властным, имел большие способности к язы¬кам и обладал не только знаниями по археологии, но и интуицией. У него было время поразмыслить о напряженных отношениях между родителями, о смерти Эсме, об отношениях с друзьями и колле¬гами по работе. Он узнал и прочувствовал много, но когда встретил Агату, то был совершенно не¬опытным в других отношениях. Макс не был таким отчаянным и безрассудным, как Арчи в его возрасте, а обидчивым, легко ранимым и недовер¬чивым. Как и у Арчи, у него было мало денег. Как и Арчи, до встречи с Агатой, по выражению его лучшего друга, не был в «таком замешательстве».
Агате понравился этот развитый и внимательный молодой человек. Невзирая на всю ее независи¬мость, путешествие с ним было приятным, он по¬могал ей всю долгую дорогу от Афин, поскольку из-за вывиха ходить ей было тяжело.
• [1] Ана —

По поводу медового месяца Макс в «Воспоминаниях» написал четыре абзаца, а Агата в «Автобиографии» четыре страницы.

Описание Макса — тщательно продуманное, Агаты — более колорит¬ное, с шутками по поводу еды и незнакомых лю¬дей. Она всегда писала с большим вдохновением, чем Макс, менее точно, но очень живо. Различия видны даже в самой манере их письма. Макс пи¬сал аккуратно, мелким почерком, хорошей авторуч¬кой, в то время как у Агаты страницы часто разно¬цветные, написанные карандашом или разными чернилами, размазанные, потому что она забывала их промокнуть. Предложения у Макса четкие и понятные, у Агаты глаголы часто заменяются на тире, много восклицательных знаков и подчерки¬ваний. Макс сообщает факты, Агата — настроение.

Вначале они поехали в Венецию. Макс обратил внимание на дворцы и свет, ему было особенно приятно, когда «ангел» (Агата) заметила резной крест на старинной пластинке». Агата была более приземленной: «Романтика закончилась. Насекомые начали атаковать (особенно меня) уже в поезде!!!» Ей особенно понравилось посещение Лидо: «Совершенно немыслимый разговор с дамой (на трех языках!), которая потеряла весь свой гардероб — перевернулась гондола». По приезде в Сплит Макс начал учить ее греческому алфавиту, а Агата убедила его, что нужно купаться при малейшей возможности. В Дубровнике они купались днем и ночью. Они избавились от других английских туристов, сначала наняв лодку, а потом взяв напрокат автомобиль, чтобы съездить в старую столицу Черногории в горах, а потом добраться в Котор, сесть на судно (с непроизносимым названием «Сбрин») и отправиться в Грецию.

Это было небольшое грузовое судно с внимательным и добрым капитаном. После первой ос¬тановки Агата и Макс остались единственными пассажирами и в каждом порту проводили время на берегу, пока не слышался гудок с судна. Они были необычайно счастливы. «Чудесные прогулки по оливковым рощам», — писал Макс. «Один из тех редких моментов полного счастья и радости», — вспоминала Агата.

Макс, спланировавший путешествие как сюр¬приз для Агаты, устроил так, что в конце они смог¬ли посетить те места, куда не удалось попасть в прошлом году — Дельфы для Агаты и храм Бассайя для себя. Их первый день в Греции оказался неудачным. «Ужас», — написала Агата. «Какие-то ядовитые насекомые искусали Агате ноги. Увы, мы не пользовались специальным порошком, а это было совершенно необходимо. Я сбрил усы, и Агата требовала вернуть их на место, постоянно повторяя, что без них я совсем другой», — записал Макс. На следующий день было еще хуже. Ноги покраснели и раздулись, и Агата вынуждена была ходить в лыжных брюках, но, тем не менее, они совершили автобусную поездку в Олимпию. У Макса днев¬ник заканчивается насмешливыми замечаниями ученого: «Любой может опознать каждое строение, благодаря тем, кто откопал Олимпию из-под толстого слоя песка». Агата, как всегда, лирична: «Теперь, наконец, понятно священное значение этого места...» (несколько страниц ее дневника остались пустыми. Возможно, она собралась заполнить их своими впечатлениями). Они провели вечер там, на холме, читая «Завет Красоты», и вернулись до¬мой при свете луны.

На следующий день их ждало еще худшее испытание — четырнадцатичасовое путешествие на мулах в Андристену, вниз и вверх по ущельям с переправой через реку (Агата заметила: «...все эти ущелья, по мнению проводников, должны были оз¬начать опасность... потом пошел дождь...»). Впе¬ред и вперед, все выше, с одеревеневшими от напряжения ногами. «Остро почувствовала себя совершенно несчастной! Зачем я вышла замуж за Макса?! Он слишком молод для меня!! Наверно, я скорее умру, чем мы доберемся... Макс так забо¬тится обо мне, что я счастлива быть его женой. Но больше он не должен так делать!?» Бассайя, Триполи, Науплиа, Эпидаурус — Агата была в восхищении от храмов, а особенно от купания. Наконец, прибыли в Афины, где «все испортилось. Мы ста¬ли другими людьми. Ванна освежила нас и вернула к цивилизации. В последний вечер мы бродили как лунатики...» Но случилось несчастье, как ска¬зала Агата в последней записи в дневнике: «...с удовольствием ели креветок и лангустов... Возмездие за креветок и лангустов...».

На вопрос доктора «Чем вы могли отравиться, мадам?» Агата, обожавшая рыбу и особенно ракообразных, могла лишь пожать плечами.
Они так и не смогли установить, каким рыбным блюдом она отравилась, но ей действительно сделалось очень плохо. Макс должен был уехать,
поскольку получил строгий приказ от Вулли встре¬титься с ним и с Кэтрин в Багдаде 15 октября. Перед самой свадьбой Агате стало ясно, что при¬сутствие жен в Уре было очень нежелательно, и Леонард, подстрекаемый Кэтрин, настоятельно со¬ветовал Максу и даже настаивал, чтобы Агата не сопровождала его до Багдада, объяснял, что «это покажется странным руководству». Агата ничего не сказала, а только заметила, что если она поедет с мужем, то ей нечего будет делать на раскопках. Все поняли друг друга, но Леонард настаивал, что Макс должен прибыть в Багдад точно в назначен¬ное время, чтобы получить указания по работе в этом сезоне — он отвечал за расходы по строи¬тельству дома для экспедиции. Теперь, видя, что Агате все еще плохо, Макс очень не хотел уезжать. Агата настаивала, поскольку понимала, что Кэтрин во всем обвинит ее. К счастью, это был последний сезон, который Макс должен был провести у Вул¬ли. Узнав, что в Уре есть комната только для одной женщины, он решил подыскать что-нибудь в дру¬гом месте, чтобы Агата смогла приехать и быть рядом с ним. Зная, что только эти шесть месяцев они должны быть в разлуке, Агата настояла на отъез¬де Макса.
К большому удивлению доктора, Макс уехал. Агата написала в первом письме Максу: «Доктор спросил меня, надолго ли уехал месье. Услышав мой ответ «На пять месяцев», он сказал, что неуже¬ли я пробуду здесь все это время, как те дамы, ко¬торые передвигаются от площади к площади как шахматные фигуры, без всякого желания». Через два дня она села в поезд до Лондона. Макс, между тем, прибыв в Багдад, узнал, что чета Вулли задержи¬вается еще на неделю. Рассвирепев, он сразу отправился в Ур, нанял сотню рабочих и приказал им построить здание как можно быстрее по его собственным указаниям. Жилая комната была просторной, с очагом, как в Крессуэл Плейс, и ка¬мином, похожим на тот, который был в Венеции в их с Агатой номере. Ванную комнату Кэтрин он сделал как можно более узкой. Все это потом нуж¬но было перестраивать. В этом заключалась месть Макса. Месть Агаты была более изысканной и заметной. Она ждала до 1935 года. В книге «Смерть в облаках» (появившейся в тот год) молодой архео¬лог рассказывает историю про англичанина, кото¬рый «оставил жену и уехал, потому что должен был вовремя приступить к своим обязанностям. И он, и его жена считали это вполне естественным и правильным. Но доктор, который не был англи¬чанином, посчитал его варваром».

Очутившись дома, Агата тоже приступила к работе. Хотя она была очень слаба, а Макса не было рядом, чтобы ободрить ее, она чувствовала себя уверенно и спокойно. «Знаешь, Макс, — на¬писала она из отеля «Пэддингтон», — впервые за многие годы я вернулась в Англию без чувства усталости и страдания. Хотя я всегда старалась убе¬жать от этих вещей, уезжая за границу к солнцу, тем не менее, когда я возвращалась, то возвращались и все темные воспоминания, все то, что пыта¬лась забыть. А на этот раз — нет. Просто в Лондоне как всегда идет дождь, просто это хорошее забавное старое место». Как она поняла, Макс снял с ее плеч «такую тяжесть, что я даже не предпола¬гала». Она почувствовала, что ее раны заживают: «Они еще кровоточат, и любая мелочь может от¬крыть их, но они заживут еще раз».

Агата Кристи фармацевт

Началась первая мировая война Агата пошла работать в военный госпиталь. Агата занялась фармакологией. Прошла курс обучения и практику в аптеке, где ей повстречался удивительный и зловещий персонаж. Этот старый аптекарь пользовался репутацией лучшего знатока ядов. Но мало кто знал, что он с преступной небрежностью относился к рецептам и иногда выдавал клиентам вовсе не то, что они заказывали. Однажды Агата заметила, что ее наставник ошибся в описании пропорций лекарства, и поняла, как это опасно. Чтобы не нарушать субординацию, ей пришлось как бы по неловкости смахнуть этикетки с описанием содержимого склянок. Извинившись, она сама их заполнила заново, исправив ошибку. А в другой раз ее наставник показал ей крохотный пузырек с какой-то темной густой жидкостью.

— Известно ли вам, мисс Миллер, что это? — спросил он и, не дожидаясь ответа, объяснил: — Это кураре — мой лучший друг. Я с ним не расстаюсь. Так я чувствую себя сильнее!
Так яды и малоизвестные свойства химикатов стали для нее сначала чем-то вполне обыденным, а затем одним из постоянных мотивов ее произведений.

Тем временем началась первая мировая война. Она почти все свое время стала проводить в больнице. Помогала во время операций и готовила порошки. Просиживала у постелей раненых сутками.

Гениальная английская писательница была большим специалистом в приготовлении смертельных снадобий и наркотиков - такое открытие сделали двое немецких ученых.

В лучших произведениях писательницы прослеживаются две центральные темы: Восток и убийства при помощи ядов. Оба эти момента берут свое начало в биографии самой писательницы, которая была замужем за сэром Максом Мэллоуном (Max Mallowen), известным археологом, который совершал свои многочисленные экспедиции в сопровождении своей знаменитой супруги.
После констатации того факта, что более чем в половине произведений писательницы, жертвы умирают от отравления, два врача из Берлина решили провести расследование для того, чтобы выяснить каким талантом обладала Агата Кристи в области смешивания ингредиентов, предназначенных для умерщвления некоторых персонажей.

Доктор Фолькмар Шнайдер (Volkmar Schneider) и доктор Бенно Риссельман (Benno Riesselmann) определили, что среди разнообразных ядов, которые Агата Кристи использовала для убийства своих жертв, в ее книгах фигурируют, наряду с мышьяком и цианистым калием, такие смертельные вещества как стрихнин, соляная кислота и даже талий, малоизвестный тяжелый металл, впервые выделенный в 1896 году и использованный в одном из нашумевших убийств годом позже. Писательница знала об этом случае и прибегла к талию в "Вилле Белый конь", - произведении, написанном в 1961 году. Врач, осматривавший труп жертвы, так и не понял, что убийца использовал этот металл для совершения убийства.

Знания, которыми обладала Агата Кристи относительно эффектов действия талия, даже спасли жизнь одному человеку в реальной жизни. В 1997 году в одну из больниц Лондона поступила в тяжелом состоянии девочка с симптомами загадочного заболевания, и специалисты затруднялись диагностировать его. Но одна из медсестер, прочитавших "Виллу Белый конь" отважилась заметить, что это типичный случай отравления талием.

Берлинские врачи во время проведения своего расследования также обнаружили, что писательница была прекрасно знакома с отравляющими свойствами никотина, впервые примененного для совершения убийства в 1850 году. Доктор Фолькмар Шнайдер и доктор Бенно Риссельман пришли к выводу, что детали, описанные в книгах королевы детективов, свидетельствуют о том, что она была большим специалистом в этой области.

"Это хороший повод для того, чтобы считать произведения Агаты Кристи не только великолепной развлекательной литературой - что не подлежит сомнению - но и для изучения ошибок, совершенных при медицинском диагностировании. Английская писательница была великим специалистом в области ядов", - делают вывод эти два берлинских врача.

Творчество

«Писательская кухня» Кристи – довольно забавна. Для того чтобы написать детектив, ей требовались... яблоки и горячая ванна. Часами сидя в ванне и грызя яблоки, Агата строила в голове лабиринты убийственных историй. На вопрос: «Почему леди предпочитает яды?» – Кристи отвечала: «Мертвецы в луже крови мне не нравятся. Огнестрельного оружия я стараюсь избегать, так как ничего не понимаю в нем. Вот отравлять – гораздо легче; в ядах я разбираюсь. Но самое безопасное для меня – старый испытанный «друг» – удар по голове чем-нибудь тяжелым, скажем, кочергой».

К своему писательству Агата относилась как к хобби. Будучи замужем за археологом Максом Мэллоуэном, в каждой анкете на вопрос «ваш род занятий?» Агата Кристи писала «замужняя дама».

Создание романа «Убийство Роджера Экройда»

Арчи и Агата благоразумно старались не надоедать друг другу. Теперь у Агаты не было компании, чтобы проводить в ней время по выходным. По ее выражению, суббота и воскресенье были «самыми скучными и длинными днями», а сама она — «вдовой гольфа», поскольку эти дни Арчи полностью посвящал любимой игре. Большинство ее подруг были замужем, и приглашать их к себе без мужей считалось неприличным. Единственными людьми, которые не раздражали Арчи, были Нэн и ее второй муж, поскольку он отлично играл в гольф. Друг Арчи Клайв Бейли жил по соседству, и Агате нравилась его жена Руби, но остальное общество Санниндейла было совершенно не в ее вкусе: «...Среднего возраста, занятые своими садиками и практически больше ни о чем не разговаривающие, или какие-то беспутные, много выпивающие, которые не нравились ни мне, ни Арчи».

В сравнении с Лондоном или уютным Торки Санниндейл, по выражению Шарлотты Фишер, был «отвратительным местом, самодовольным, опрятным и унылым».

Позже Агата изобразила этот период своей жизни и крушение замужества в «Неоконченном портрете». Ее описание слегка преувеличено — вечерами Дермот сидел дома, «читая книги по финансовым проблемам», но картина одиночества и разочарования Силии полностью совпадает с положением Агаты в то время. Проблема заключалась не в том, что Агата не знала, как себя занять, а в том, что уже долгое время она была замужней женщиной и жила в обществе, которое может видеть замужнюю женщину только в сопровождении мужа, а у ее мужа была одна страсть — гольф, — и все свое время он проводил только с фанатичными поклонниками этой игры. Практически у нее не было круга общения, дружеских отношений и привязанностей. Конечно, очень легко подчеркнуть выгоды ее тогдашнего положения — статус замужней женщины, умный и красивый ребенок, просторное и прекрасно обставленное жилье в спокойном, чистом месте недалеко от Лондона, но без шума и суеты; у нее был автомобиль и... она была очень способна. Сотни женщин при таких обстоятельствах не просто довольны, а именно счастливы, им вполне хватает дома и сада, и они не ищут приключений и не рушат ровный уклад своей жизни. Иногда, правда, они ссорятся, но чаще обсуждают чьи-то бакалейные счета и чье-то поведение. Они всегда при деле.

Однако Агату отвлекал ее писательский труд. Вместо того, чтобы надоедать Арчи со своими эмоциональными и интеллектуальными размышлениями, она предавалась игре со своими героями. Она не могла быть уверена, что муж уделит ей должное внимание, но знала, что может вызвать внимание, интерес и переживания у своих читателей. Так она и сделала, написав в начале 1926 года следующую книгу — «Убийство Роджера Экройда».

«В ней я воспользовалась хорошим советом, — заявила Агата позже, — которым я обязана моему зятю Джеймсу Уоттсу». В ее «Автобиографии» говорится, что именно Джеймс Уотте предложил превратить Ватсона из «рассказчика» в «преступника» — вот и вся тайна. Конечно, то, что Агата так легко ввела в заблуждение многочисленных читателей, критиков и писателей идеей о том, что рассказчик может быть преступником, не было самым поразительным; дело в самой необычности изложения — замкнутый круг людей с определенным числом жертв и подозреваемых, в котором возможности и варианты весьма ограничены. Одним из тех, кому похожая идея пришла в голову, был лорд Луи Маунтбэттен, который написал Агате 28 марта 1924 года, послав письмо в редакцию «Скетча». В этой газете он прочел рассказы про Пуаро и теперь, рассыпаясь в комплиментах, умолял принять его предложения для еще одной истории про Пуаро (письмо написано в третьем лице). Основной линией в его сюжете было то, что рассказчик должен сам быть преступником, что его алиби заключалось в том, что «в момент совершения преступления он находился рядом с величайшим из живущих детективов» и что самому детективу должно быть предъявлено обвинение. Маунтбэттен приложил к своему письму многословный набросок сюжета, детали которого раскрывались в письмах между Пуаро, Гастингсом и человеком, причастным к убийству. «В заключение, — написал Маунтбэттен, — лорд Луи просит простить за написанное к незнакомой ему персоне письмо и, естественно, не ждет, что миссис Кристи использует этот сюжет, если он ей не понравится. Сам он никогда не воспользуется этим сюжетом, поскольку, будучи морским офицером, не имеет времени на то, чтобы написать что-нибудь кроме коротеньких рассказов в журналы, для которых прилагаемый материал совершенно не подходит». Почти полвека спустя, в ноябре 1969 года, лорд Маунтбэттен написал еще раз. После поздравлений Агате по поводу успеха ее пьесы «Мышеловка», которую он только что посмотрел еще раз, он упоминает о своем предыдущем письме. Ответ Агаты был искренним и благородным.
«В течение многих лет меня преследовало время от времени чувство какой-то вины: «Отблагодарила ли я вас за то давнее письмо?» И какое-то неловкое чувство, что я написала вам письмо, но, возможно, забыла отправить его. Было облегчением узнать, что я отправила его. ...Идея «Это сделал доктор Ватсон» пришла ко мне из двух источников. Как-то раз замечание сделал мой зять, сказав, что «однажды получится так, что доктор Ватсон окажется убийцей», на что я ответила: «Это будет ужасно трудно технически». Я не стала обдумывать этот момент, но очень скоро пришло ваше письмо, в котором, если я правильно помню, излагалась самая интересная фабула...

Я считала эту мысль очень привлекательной (никто никогда такого не делал), но я сомневалась, справлюсь ли. Но это был вызов! Мысль сидела у меня в подсознании, и я набросилась на нее как собака на кость».

Это письмо воодушевило лорда Маунтбэттена. Он ответил немедленно, поздравив Агату «за самую прекрасную разработку моей идеи в «Убийстве Роджера Экройда». Эту книгу я считаю самым лучшим из когда-либо написанных детективов». Он также поблагодарил Агату за предложение прислать последнюю книгу, попросил надписать ее и, «если можно, упомянуть наш оригинальный контакт сорок пять лет тому назад в связи с «Убийством Роджера Экройда», что Агата любезно сделала. Итак, все остались довольны, наверно, даже стушевавшаяся тень доброго Джеймса Уоттса.

В конце весны 1926 года ««Убийство Роджера Экройда» было опубликовано в Англии издательством Коллинза, а в Америке издательством «Додд и Мид», которые в 1922 году приобрели «Джон Лэйн и К°». Мастерство Агаты всегда вызывает удивление и восхищение. Детективные рассказы в двадцатые годы были частью основного чтения в широких кругах, и публика была настроена на определенные условия, оговоренные в правилах Клуба любителей детективов, — автор не должен использовать выражения типа божественное откровение, женская интуиция, стихийное бедствие и т. п. для определения преступления. «Убийство Роджера Экройда» вызвало бурю страстей. Некоторые критики выступили с гневным осуждением — «Ньюс Кроникл» назвала книгу «безвкусным неудачным разочарованием автора»; один читатель даже написал жалобу в «Тайме». Выход в свет этой книги стал поворотным пунктом в ее карьере. Трюк, сыгранный в «Убийстве Роджера Экройда», был не просто предметом обсуждения, он сделал Агату знаменитой. Люди, жившие в двадцатые-тридцатые годы, позже вспоминали споры вокруг этой книги — действительно ли автор беспристрастно выложил перед читателем все улики, но их воспоминания постоянно смешивались с воспоминанием о большом публичном скандале, причиной которого стала Агата в тот же год. Людская память — вещь довольно странная, именно поэтому и появляется столько мифов и небылиц.

С чопорного письма в «Тайме», сентенций в разных газетах, пустой болтовни в средних классах и высшем обществе появилось смутное впечатление, что миссис Кристи личность корыстная и весьма ловкая в махинациях. Такие мнения заставили публику ломать голову над личной жизнью Агаты. Обсуждение книги и самой Агаты перепуталось во всех воспоминаниях, и теперь, много лет спустя, трудно понять — где было волнение из-за «Роджера Экройда», а где — просто из-за пустяков.

СЕМЬЯ ВАЖНЕЕ

Агата очень быстро забыла об этом. Арчи перевели на работу в Лондон в Министерство авиации, началась ее настоящая замужняя жизнь, война закончилась, а она обнаружила, что ждет ребенка. Изумленная этим открытием, она очень обрадовалась: «Мои мечты о ребенке были практически непроизвольными. Каждый раз после отпуска Арчи я была глубоко разочарована, что нет признаков появления ребенка. На этот раз я даже не ожидала».

5 августа без особых проблем Агата родила девочку, названную Розалинд Маргарет Кларисса. Ребенок родился в Эшфилде.
Агата все еще была сильно привязана к Эшфилду. Там не было моря, но был сад, многие вещи, с которыми она выросла, и, кроме того, там находилась Клара. В Лондоне у Агаты почти не было друзей, а они с Арчи были не так богаты, чтобы устраивать приемы или позволить себе частые ужины в городе или танцевальные вечера. В Торки все было гораздо легче. Эшфилд был достаточно просторен, там было полно хороших друзей, с которыми можно было организовать веселый пикник на лужайке или устроить импровизированную вечеринку. Например, однажды Агата устроила в Эшфилде «Пудельный прием», на который все гости пришли одетые собаками, исключение сделали только для Клары — ей было разрешено одеться бабочкой. Агата была в головном уборе из каракуля и в смокинге Арчи с прикрепленным к нему длинным хвостом.

Как относился Арчи к таким проделкам? Как видно по его письмам, он был веселым и беспечным молодым человеком; он развлекал свою дочку, а позже и ее школьных подружек, шутками, играми и чудесными подарками, но он так же легко поддавался тревоге и беспокойству. Агата говорила о его неэмоциональности, но, скорее всего, это была просто маска. Арчи мог быть раздражительным, ведь синусит причинял ему беспокойство, а пищеварение было болезненным. Агата писала, что часто по вечерам, придя из министерства, он не мог ничего есть, но, полежав несколько часов, заявлял, что ему хочется чего-нибудь с патокой, всякий раз повергая ее в изумление. Арчи бесстрашно воевал во время войны, демонстрируя чудеса храбрости, быстроту реакции и чувство ответственности, что принесло ему награды и упоминание в приказах. Война была долгой, тяжелой, утомительной работой, в то врсмя-как-отпуска были, веселыми и беспечными, но война сделала Арчи серьезным и степенным. Он должен был слишком быстро стать взрослым. Как школьник он требовал вкусненького, ему хотелось сладкой густой патоки, чтобы ублажить свой больной желудок и внезапным вливанием сахара взбодрить свой слабый истощенный организм.

Агата многое прощала ему. Она поняла Арчи и позже описала в своих книгах те трудности, с которыми мужчины его возраста и темперамента столкнулись в повседневной жизни после окончания войны. Во многом, как показала неожиданная беременность, ей удавалось быстрее приспособиться к изменившимся условиям и другому темпу. Через две недели после рождения Розалинд она вернулась в Лондон, чтобы найти няню и служанку, а также подыскать меблированное жилье, в котором они могли бы пожить до тех пор, пока не найдут что-нибудь подходящее и не обставят по своему вкусу. С большими затратами времени, энергии и эмоций все это было достигнуто.

В конце войны Арчи ушел из Военно-воздушных сил и решил устроиться в Сити. Вакансию было найти не очень трудно, поскольку фирмы Сити ощущали недостаток работников после войны и были рады предложить должности бравым и энергичным молодым офицерам, однако это вовсе не значило, что Арчи получил большой заработок. Первая его работа принесла 500 фунтов за год, плюс его наградные 100 фунтов в год и ежегодные 100 фунтов Агаты из вкладов дедушки. Этого было вполне достаточно. Оплата квартиры и цены на продукты выросли неимоверно по сравнению с довоенным временем, но нанять няню и кухарку (или горничную) не считалось роскошью. А вот обладание автомобилем считалось неслыханной расточительностью.
Тем не менее Агата была совершенно счастлива. Случайно она узнала о необставленной квартире № 96 в том же доме (Эддисон Мэншен), где они снимали квартиру под номером 25, и отделка этой новой квартиры стала для нее сплошным удовольствием. Она всегда с радостью занималась отделкой жилья и покупкой мебели. На этот раз они с Арчи с помощью декоратора и маляра оклеили и выложили плиткой ванную комнату в красно-белых тонах. Друг Арчи из Военно-воздушных сил и его сестра помогли выкрасить стены в гостиной в блестящий бледно-розовый цвет и, к ужасу декоратора, покрыли потолок черной глянцевой бумагой, украшенной цветами боярышника. Комнату Розалинд выкрасили светло-желтой краской с изображением разных зверей и животных вдоль фриза. Занавеси не очень подходили, но Агата храбро соединила их с обивкой для мебели, хотя помнила, что «нельзя допускать никакого диссонанса». Она тщательно сохранила записи расходов на отделку квартиры, кое-что оплачивала она, кое-что Арчи. Арчи, например, купил бордюр (декоративная кайма для украшения мобели) для комнаты Розалинд и кровать, а Агата матрац и мясорубку. Установку телефона (четыре фунта стерлингов) оплатил Арчи, и эта сумма была отнесена в хозяйственные расходы. Пианино не было, по этой причине Эшфилд продолжал играть важную роль.

Создание детектива «Тайный противник»

Следующим произведением Агаты стал триллер. Толчком к написанию послужил услышанный в закусочной «ABC» спор, в котором имя «Джейн Фиш» поразило Агату своей необычностью. На свет появилась Джейн Финн, неуловимая особа, которой в середине войны поручили доставить важные документы, за которыми охотятся различные группировки. Герой и героиня романа — это двое «молодых авантюристов» (сначала Агата так и назвала роман), безработные после ухода из вооруженных сил; изобретательные, любящие, неискушенные в житейских делах, неугомонные и с большой долей лукавства, особенно девушка. Роман интересен главным образом потому, что в нем впервые разрабатываются две важные темы, которые будут фигурировать во многих произведениях Агаты: поиски таинственного владельца какого-нибудь важного секрета или ценных сведений (это может быть курьер, конспиратор, лицо, готовящее преступление, это может быть как женщина, так и мужчина) и установление какого-нибудь могущественного лица, способного купить любое количество информации и оружия, поехать в любое место и повлиять на любого человека, лица, стремящегося к господству. Лицо, добивающееся господства и власти, — самый отрицательный персонаж романа; с другой стороны, владелец секрета — либо невинная пешка, либо (как в данном случае) проницательный и опытный детектив, олицетворение добра.
                                       
Джон Лэйн принял второй роман Агаты «Тайный противник», чтобы опубликовать в 1922 году. Он заплатил ей пятьдесят фунтов, хотя какая часть была от продажи серийных прав, а какая — авторским гонораром — совершенно невозможно понять из ее неопределенных высказываний в «Автобиографии». Большей поддержкой, чем банковские чеки от Джона Лэйна и «Уилки Тайме», была оплата, которую она получила от Брюса Ингрема, редактора «Скетча», который заказал ей серию рассказов о Пуаро для своей газеты. Она начала писать эти рассказы в 1921 году и параллельно сочиняла еще один детективный роман («Убийство на поле для гольфа»), основой которого послужило происшедшее в те годы запутанное убийство во Франции и большое количество французских детективных рассказов, прочитанных Агатой.

Характер Эркюля Пуаро

Бельгийский детектив Эркюль Пуаро сначала появился в 1920 году в первом романе Агаты Кристи «Таинственное происшествие в Стаилз». Агата позже написала о нем много книг, и последняя была издана в 1975 году – «Занавес» - последнее дело Пуаро.
Пуаро и Хастингс (сериал - Пуаро Агаты Кристи)

Пуаро обладает многими характеристиками, которые сделали его легендой во всем мире – холёными усами, яйцевидной головой и высоким самомнением. Все читатели помнят его способности решать сложные тайны с помощью небольших серых ячеек. В той области он был достойный преемник Шерлока Холмса.

Пуаро, конечно, часто появлялся в фильмах в изображении различных актеров. Альберт Финни играл его в «Убийство в Восточном Экспрессе», Питер Устинов в «Смерть на Ниле», «Зло Под Солнцем» и др. Многие фанаты Пуаро считают, что Дэвид Суше (Сериал «Пуаро Агаты Кристи») лучший Пуаро из всех.

Эркюль стал известен как независимый характерный персонаж, о котором Энн Харт, библиотекарь из Ньюфаундленда, написала биографию. Энн Харт также написала биографию Джейн Марпл.

Но Пуаро не всегда расследует один, Артур Хастингс пробует помогать ему - но всегда пропускает важные «ключи».
Инспектор Джепп (сериал - Пуаро Агаты Кристи)

В более поздних приключениях Хастингс встречается не часто, но у Пуаро есть ещё друзья - Ариадна Оливер, инспектор Джепп, секретарша мисс Лемон.

Остин Тревор играл Пуаро в трех кино в начале 30-х годов ХХ в. («Алиби», «Черный Кофе»,"Смерть Лорда Эджвера"). Тони Рэндалл играл Пуаро в одной картине в 1965, «Убийство по Алфавиту». В 1974 появился Альберт Финни - в «Убийство в Восточном Экспрессе», где некоторые из подозреваемых были сыграны мировыми звёздами, напрмер, Ингрид Бергман, Шон Коннери. Новая книга Пуаро была издана в 1998г. - «Черный Кофе», основана на пьесе Агаты Кристи, но переработанная как роман Чарльзом Осборном.

«Детективотерапия»

Она вовсе не была несообразительной. За ее медлительностью, косноязычием, неспособностью вовремя сориентироваться в ситуации стоял не слабый ум, а куда более опасные причины. Агата все время словно бы ходила по краю засасывающей черной воронки безумия, и все ее силы уходили на то, чтобы удержаться на этой грани, не рухнуть вниз, туда, откуда нет возврата. И Агата Кристи всегда цеплялась за любую ниточку, способную соединить ее с реальным миром.

Она и писать начала затем, чтобы удержаться на краю своей тайной пропасти. Собственно, сочинительство для девушек на выданье в ту пору было делом распространенным: этакий вариант рукоделия. Но сочиняли они, разумеется, любовные истории со страстями и страданиями. А детективы? С изощренным хладнокровным убийцей, просчитывающим каждый шаг и тщательно заметающим следы?..

Агате было 23 года. Она уже была помолвлена с Арчи Кристи, но началась Первая мировая война, он ушел на фронт, а она поступила на работу в госпиталь, открывшийся в ее родном городе Торки. Так полагалось, туда все девушки из хороших семей поступили. Но большинство из них незамедлительно хлопнулись в обморок при виде подкладного судна и окровавленных бинтов. Агата осталась работать. Она была уже достаточно взрослой, чтобы понять: нужно пересиливать себя, нужно оставаться в настоящей жизни. А эти бинты, эти стоны, эти раны, при всей их кошмарности, были настоящими.

Однажды ночью она проснулась в ужасе: ей показалось, что она оставила на столе в госпитальной аптеке открытую склянку с ядом, который потребовался для приготовления какой-то мази... Двадцатитрехлетняя девушка заставила себя подняться и пешком пройти через ночной город, наводненный солдатами, чтобы убедиться, что склянка закрыта и яд случайно не попадет в лекарства.
Но напряжение этой реальной жизни было слишком велико. Рукоделие не помогало забыть о крови и страданиях, с которыми она сталкивалась каждый день, не отвлекало от мыслей об Арчи, которого могли убить. Агата чувствовала, что еще немного — и ее утянет в черную воронку. Ей просто необходимо было удержаться, и она призвала на помощь логику. А где ей быть, как не в детективном романе?! Выстраивая хитроумную цепочку мотивов убийства, его обстоятельств, улик, которые предстояло отыскать сыщику, Агата уходила от ежедневного напряжения, но оставалась в пространстве реальности, в ее власти.

Последний роман

Последней изданной при жизни Агаты книгой был «Занавес». Кристи долго не решалась опубликовать его, словно предчувствуя, что это реквием. По сюжету повести в Стайлзе, месте действия первого романа, разгадав очередное убийство, Эркюль Пуаро погибает.
Игра Пуаро завершилась, жизнь Агаты Кристи подошла к концу. Прощальное письмо Пуаро к Гастингсу – словно прощание Агаты с ее читателями. «Мы никогда уже больше не вступим вместе на тропинку из преступных следов. Но это была прекрасная жизнь! Ах, какая это была прекрасная жизнь!»

                                       
Агата Кристи умерла в 1976 году, через год после триумфа своей последней книги. «Отныне я живу в долг. Жду в прихожей вызова, который неминуемо последует, после чего я перейду куда-то еще. Я готова к встрече со смертью... Я всегда обожала эскимо. Однажды для дорогой старушки будет приготовлено изысканное холодное блюдо, и она уйдет по ледяной дороге – и больше не вернется...»
"Автобиография" и "Последние расследования мисс Марпл" были опубликованы уже после ее смерти.

Ей было 85 лет, и ее муж пережил ее всего лишь на два года.