Юл родился под именем Юлий Борисович Бринер (позже к фамилии была добавлена вторая «н») 11 июля 1920 год во Владивостоке. Его дедом был выходец из Швейцарии, в 16 лет бежавший из дома в поисках приключений — Жюль Бринер. Вначале Жюль Бринер поселился в Иокогаме (Япония), обзавёлся семьёй, но потом бросил её, перебрался во Владивосток и вторично женился — согласно рассказам самого Юла — на дочери монгольского хана, чей род восходил к Чингис-хану (его женой стала Наталия Иосифовна Куркутова). У них в семье родилось шестеро детей — трое мальчиков и три девочки. Один из сыновей — Борис — после окончания гимназии поступил в Санкт-Петербургский университет, где изучал минералогию. В Санкт-Петербурге он познакомился с дочерью владивостокского врача Дмитрия Благовидова — Марусей, которая училась в консерватории. В 1914 году они поженились, а 11 июля 1920 года у них родился сын, которого они назвали Юлием в честь деда.

Юл Бриннер заявлял, что один из его родителей был цыганского происхождения. Он принимал активное участие в создании в 1978 году Международного Союза Рома (International Romani Union, IRU) и был его почётным президентом.

Когда Юлу было 4 года, его отец познакомился в Москве с актрисой Екатериной Корнаковой и влюбился в неё. Она была женой Алексея Дикого, будущего народного артиста СССР. После этого он бросил семью и уехал с Корнаковой в Харбин (Китай). Позднее в Харбин перебралась и Мария Бринер с детьми — Юлом и Верой. В Харбине проявилась творческая одарённость юных Бринеров: у Веры был хороший голос, а Юл активно участвовал в домашних спектаклях.

В 1934 году семья Бринеров перебралась в Париж, где Юл поступил учиться в лицей, а Вера стала брать уроки пения. Впоследствии она вышла замуж за русского пианиста, переехала в Нью-Йорк и выступала на оперной сцене, а затем сама учила пению начинающих певиц.
Однажды Юл оказался в ресторане, где выступали русские цыгане. Их выступление настолько потрясло его, что он решил научиться игре на гитаре, и 15 июня 1935 года в большом парижском кабаре состоялся первый концерт Юла Бриннера, исполнявшего цыганские песни. В Париже 1930-х он подружился с цыганским артистом Алёшей Дмитриевичем, который тогда был ещё известен только как танцор. Тридцать лет спустя, когда Дмитриевич начал петь, они записали в Париже совместный музыкальный альбом «The gypsy and I» (1967).
Потом он увлёкся цирком и некоторое время выступал с номером «летающий клоун», который пользовался большим успехом у зрителей. Но после несчастного случая, когда он повредил позвоночник, об этой работе пришлось забыть. Некоторое время Юл увлекался наркотиками. Это свело его с Жаном Кокто, известным поэтом, драматургом, художником-авангардистом. Он познакомил Юла со своими друзьями Пабло Пикассо, Сальвадором Дали, Марселем Марсо, Жаном Марэ.
Однако увлечение опиумом давало о себе знать, и Юл решил избавиться от наркотической зависимости. Поэтому он поехал в Швейцарию, где жила его тётя Вера с дочерью Иреной. У неё он прожил год, интенсивно лечился от наркомании.
В 1938 году по возвращении в Париж Юл устроился работать рабочим в русский театр.

В 1943 году умерла мать Юла. Вирджиния уехала в Голливуд на съёмки нового фильма. Однажды Юл, не выдержав тоски и одиночества, позвонил ей и попросил выйти за него замуж. Вирджиния дала согласие, и 6 сентября 1943 года они сочетались законным браком. По возвращении в Нью-Йорк Вирджиния стала играть в одном из бродвейских театров, а Юл — продолжил зарабатывать исполнением романсов и цыганских песен. Вскоре он расширил репертуар, включив в него и песни в стиле «кантри». Этому способствовало расширение словарного запаса.

Театр: первый успех
26 февраля 1951 года на Бродвее состоялась премьера мюзикла «Король и я» об английской учительнице, приехавшей в Сиам учить королевских детей. В этой постановке Юл Бриннер сыграл роль короля Сиама и сыграл её настолько хорошо, что авторы сместили акценты в пьесе так, что роль стала главной. Эта постановка имела огромный успех у публики и не сходила со сцены 3 года. В 1956 году по этой пьесе был снят фильм с Юлом Бриннером в главной роли, и в 1957 году за лучшее исполнение главной мужской роли он получил престижную награду Американской киноакадемии — «Оскар».
Кинематограф
В 1949 году Юл Бриннер сыграл свою первую кинороль в фильме «Порт Нью-Йорк». Во время гастролей с мюзиклом «Король и я» Юл снялся в фильме «10 заповедей» в роли фараона. А после успеха фильма по мюзиклу «Король и я» Юл стал кинозвездой и пользовался успехом у женщин. Среди его любовниц были известнейшие актрисы американского и мирового кино. В результате отношения с женой стали натянутыми и в конце концов Юл и Вирджиния развелись. Она больше никогда не вышла замуж, а Юл был женат ещё трижды.
Успех мюзикла привёл к тому, что Юла Бриннера стали чаще приглашать сниматься в кино. В 1956 году он сыграл одну из ролей в фильме «Анастасия» о якобы уцелевшей после расстрела дочери последнего русского императора Николая II. Этот фильм снимал выходец из Российской империи Анатоль Литвак, а в главной роли снималась выдающаяся шведская киноактриса Ингрид Бергман.
В 1958 году он сыграл роль Дмитрия Карамазова в фильме по роману Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». При съёмках Юл повредил спину и весь фильм играл, превозмогая острую боль. В том же году Юлу предложили заменить внезапно умершего актёра и сыграть в фильме «Соломон и Шеба», в котором его партнёршей стала Джина Лоллобриджида. За работу в фильме он получил 1 000 000 долларов, но система налогообложения была такова, что от этих денег мало что осталось.
В 1959 году Юл выкупил у Акиры Куросавы права на съёмку фильма по сюжету знаменитой картины «Семь самураев». Этот фильм, получивший название «Великолепная семёрка», был поставлен режиссёром Джоном Стерджесом и вышел на экраны в ноябре 1960 года. Критики довольно прохладно приняли фильм, но фильм имел огромный кассовый успех во всём мире, в том числе и в СССР.
Фильм повествовал от том, как семеро стрелков были наняты жителями нищей мексиканской деревушки для защиты от банды, регулярно грабившей их. В неравном бою стрелки победили бандитов. В фильме был продемонстрирован целый арсенал трюков: виртуозное владение оружием, скачки, опасные каскадёрские номера. Юл Бриннер сыграл в этом фильме главную роль — стрелка Криса, который получив предложение защитить деревушку, собирает ещё шестерых таких же отчаянных стрелков, готовых ввязаться в смертельную схватку. В 1966 году было снято продолжение «Возвращение великолепной семёрки», но фильм уже не имел такого успеха.
После успеха фильма «Великолепная семёрка» Юл Бриннер получал много предложений сниматься. Диапазон ролей был широкий: от Тараса Бульбы до израильского генерала, прототипом которого был Моше Даян. Но в целом он довольно иронично относился к своему успеху и признавался, что американское кино ему не нравится.
Театр: возвращение Короля
Юл Бриннер всегда хотел вернуться к спектаклю, который принёс ему первый успех — «Король и я». В 1972 году он поставил на телевидении сериал по мотивам спектакля «Анна и король», но сериал получился малоудачным.
В 1974 году композитор Митч Ли пригласил Юла на главную роль в своём новом мюзикле по мотивам «Одиссеи». Спектакль был слабый, но зрители шли на него только для того, чтобы вживую увидеть Юла Бриннера. Такой успех позволил Юлу возродить старый спектакль «Король и я». В 1976 году началась работа над спектаклем, и 18 мая 1977 года состоялась премьера возрождённого спектакля. Спектакль с успехом прошёл во многих городах США, в Великобритании. Во время гастролей Юл Бриннер был принят королевой Великобритании. В общей сложности состоялось 4633 показа спектакля. Последняя постановка состоялась 30 июня 1985 года.

Это самое горячее время — около четырех часов утра. Здесь, в русском ресторане «Распутин» в Париже, все порядком пьяны, но никто никуда не спешит. Гости за столиками, как всегда, ревут от восторга, подпевают нестройными голосами, потом вскакивают с мест и, наступая друг другу на ноги и натыкаясь на чужие столы, пробираются сквозь плотную дымовую завесу к сцене. Высокий, гибкий, как пантера, Юл Бриннер, сверкая черными монгольскими глазами, с небрежной грацией принимает из рук очередного обалдевшего от вина и восхищения поклонника денежную купюру — всегда находится человек, готовый швырнуть цыганам шальные деньги. Даже не взглянув на царский подарок, продолжая разрывающий душу песенный речитатив, Юл через плечо лихо бросает деньги в оркестр. Алеша, лукаво прищурившись, смотрит на него с одобрением.К пяти утра Бриннер устал. Он отставил гитару, вытер со лба пот и, прикрыв веки, рухнул на стул. Открыв глаза, увидел то же, что и всегда — его окружали женщины. Их горящие, обожающие, сладострастные взоры пожирали его, ласкали, терзали, требовали, умоляли, призывали.Сколько раз в его жизни повторялась эта сцена? Сто? Пятьсот? Ведь так или иначе, пусть с большими перерывами, но он пел в этом ресторане уже несколько десятилетий.
Юл знал, что с гитарой он неотразим, понял это еще сопляком-подростком, когда умолил Ивана Димитриевича научить его цыганским песням. Все, кроме завсегдатаев и «своих», считали Бриннера чистокровным цыганом, принадлежащим к многочисленному клану Димитриевичей. Это семейство, во главе которого стоял отец Алеши — Иван, было родом из России. После революции им пришлось уносить ноги от большевиков, долго мыкаться по Европе — только в 1929 году Димитриевичи осели в Париже.
На этот видавший виды ресторанный паркет Юл Бриннер в первый раз вышел 15 июня 1935 года: ему было неполных пятнадцать лет. Тот день он запомнил навсегда, как и совет, данный ему Иваном: «Когда поешь с гитарой в руках, помни — ты должен выглядеть сильным, настоящим мужчиной». Красавица цыганка Маруся, младшая дочь Ивана, стала первой жертвой мужского обаяния юного Бриннера, бросившись к нему после одного из самых проникновенных его исполнений, едва ли не разрывая на груди шнуровку платья; в ее взгляде горела страсть. В благодарность за то, что Бриннер не отверг ее, девушка однажды, взяв его руку и поводив по ней пальчиком, лукаво напророчила: «Ты, Юл, станешь королем. Увидишь — сбудутся мои слова». Кто Бриннер на самом деле, мечтали узнать многие из его поклонников, но Юл не спешил раскрывать тайну своего происхождения: больше всего на свете он обожал мистификации.

Алёша Димитриевич (настоящее полное имя Алексей Иванович Димитриевич, 23 марта 1913, Россия — 21 января 1986, Париж) — известный цыганский артист и музыкант, родился в Петербурге, в большой цыганской семье. В семейном ансамбле ему предназначалась роль гитариста.

Это самое горячее время — около четырех часов утра. Здесь, в русском ресторане «Распутин» в Париже, все порядком пьяны, но никто никуда не спешит. Гости за столиками, как всегда, ревут от восторга, подпевают нестройными голосами, потом вскакивают с мест и, наступая друг другу на ноги и натыкаясь на чужие столы, пробираются сквозь плотную дымовую завесу к сцене. Высокий, гибкий, как пантера, Юл Бриннер, сверкая черными монгольскими глазами, с небрежной грацией принимает из рук очередного обалдевшего от вина и восхищения поклонника денежную купюру — всегда находится человек, готовый швырнуть цыганам шальные деньги. Даже не взглянув на царский подарок, продолжая разрывающий душу песенный речитатив, Юл через плечо лихо бросает деньги в оркестр. Алеша, лукаво прищурившись, смотрит на него с одобрением.К пяти утра Бриннер устал. Он отставил гитару, вытер со лба пот и, прикрыв веки, рухнул на стул. Открыв глаза, увидел то же, что и всегда — его окружали женщины. Их горящие, обожающие, сладострастные взоры пожирали его, ласкали, терзали, требовали, умоляли, призывали. Сколько раз в его жизни повторялась эта сцена? Сто? Пятьсот? Ведь так или иначе, пусть с большими перерывами, но он пел в этом ресторане уже несколько десятилетий.

Юл знал, что с гитарой он неотразим, понял это еще юношей-подростком, когда умолил Ивана Димитриевича научить его цыганским песням. Все, кроме завсегдатаев и «своих», считали Бриннера чистокровным цыганом, принадлежащим к многочисленному клану Димитриевичей. Это семейство, во главе которого стоял отец Алеши — Иван, было родом из России. После революции им пришлось уносить ноги от большевиков, долго мыкаться по Европе — только в 1929 году Димитриевичи осели в Париже.
На этот видавший виды ресторанный паркет Юл Бриннер в первый раз вышел 15 июня 1935 года: ему было неполных пятнадцать лет. Тот день он запомнил навсегда, как и совет, данный ему Иваном: «Когда поешь с гитарой в руках, помни — ты должен выглядеть сильным, настоящим мужчиной». Красавица цыганка Маруся, младшая дочь Ивана, стала первой жертвой мужского обаяния юного Бриннера, бросившись к нему после одного из самых проникновенных его исполнений, едва ли не разрывая на груди шнуровку платья; в ее взгляде горела страсть. В благодарность за то, что Бриннер не отверг ее, девушка однажды, взяв его руку и поводив по ней пальчиком, лукаво напророчила: «Ты, Юл, станешь королем. Увидишь — сбудутся мои слова». Кто Бриннер на самом деле, мечтали узнать многие из его поклонников, но Юл не спешил раскрывать тайну своего происхождения: больше всего на свете он обожал мистификации.

Перебравшись во время войны из Парижа в Америку и познакомившись там со своей будущей женой, американской актрисой Вирджинией Гилмор, Бриннер представился девушке… монгольским ханом, приехавшим в Штаты, чтобы выучить английский и подыскать себе подходящую невесту. Вирджиния поверила. Внешность у Юла действительно была экзотическая, восточная, да и по-английски он едва говорил… В Нью-Йорке Бриннер снимал — в долг, разумеется, — номер в одном из самых шикарных отелей и встречал Гилмор развалившись на бархатном диване в шелковом узорчатом халате. Вся комната была уставлена самым дорогим французским шампанским, которым «монгольский хан» палил в потолок в ее честь. Потом средства у восточного богача как-то вдруг иссякли, и он перебрался в ее квартиру. Гилмор не знала, что Юл подрабатывает в ресторане «Голубой ангел» — поет романсы.

Видно, папа не одобрил мой выбор, вот и не присылает денег, — насмешливо прищурившись, говорил Юл в ответ на недоуменные вопросы Вирджинии.— Но он же меня никогда не видел…— удивленно возражала она.— О, ты не знаешь Востока! У моего отца глаза и уши повсюду. Гилмор вообще-то было наплевать, есть у Юла деньги или нет. Он казался ей олимпийским богом, осчастливившим своей любовью ее, простую смертную и начинающую актрису — после картин «Гордость янки» с Гарри Купером и «Высокий, темный и красивый» Гилмор называли «звездой фильмов второго сорта». Ради Бриннера Вирджиния бросила своего любовника — режиссера Фрица Ланга, и руководство студии «XX век-Фокс» недвусмысленно дало ей понять, что, если Гилмор не порвет со своим странным непрезентабельным бойфрендом — не то цыганом, не то монголом, а скорее всего просто проходимцем, то может лишиться работы. А «проходимец» взял да и сделал ей предложение, да еще преподнес воистину царский подарок — старинную бриллиантовую диадему. И разве могла она устоять перед его магнетическим взглядом? Вирджиния поспешно согласилась, по-девчачьи закивав головой… Бриннер, увидев на ее лице преданное, собачье выражение, поднялся с колен явно разочарованный:
Я думал, что делаю предложение по крайней мере принцессе…
6 сентября 1943 года они поженились, но Юл, во-первых, больше никогда не имел дел со студией «Фокс» и, во-вторых, сразу же потерял интерес к Вирджинии. Впрочем, с ее помощью Бриннер получил свою первую роль на Бродвее в «Песне лютни». На премьеру неожиданно приехал сам Михаил Чехов, которого высоко ценили в Голливуде; мужчины горячо обнялись за кулисами, и вот тут госпожа Гилмор-Бриннер узнала, что она, оказывается, жена… русского.…

Летом 1865 года 16-летний юнга Жюль Бринер (так тогда писалась эта фамилия) усердно драил палубу пиратского судна, грабившего корабли с шелком, шедшие из Китая, и с серебром — из Маньчжурии. Обуреваемый страстью к приключениям, мальчишка убежал из благополучного родительского дома в Швейцарии. Капитан бросил его на произвол судьбы в Иокогаме, и молодой человек устроился на работу в экспортную компанию. Как это часто бывает в романах и редко в жизни, хозяин фирмы, старый англичанин, полюбил Жюля как родного сына и оставил ему всё свое состояние. В конце концов, Бринер перебрался во Владивосток и основал там пароходно-транспортную компанию, став крупнейшим предпринимателем Дальнего Востока. Так утверждал Юл. (Позднее его сын Рок опроверг отца, заявив, что Бринеры — обрусевшая швейцарская семья, приехавшая в Россию в XVIII веке и занимавшаяся садовод ством при царском дворе.)
Дед Юла — тот самый Жюль, или Юлий Иванович, — взял в жены Марию Куркутову, в чьих жилах текла русско-монгольская кровь, так что нельзя сказать, что все его легенды о швейцарско-монгольско-русском происхождении, которыми Бриннер так любил щеголять, целиком высосаны из пальца. Хорошенькая резвая дочка владивостокского врача Маруся Благовидова пленила сердце отца Юла — Бориса. Маруся мечтала петь на большой оперной сцене — в Петербургской консерватории педагоги восхищались ее сопрано. Но вместо этого ее уделом стало неприглядное существование брошеной жены: Борис Юльевич неожиданно влюбился в актрису МХАТа Екатерину Корнакову, сподвижницу и любимую ученицу Михаила Чехова. Борис Бринер отбил ее у мужа, актера Алексея Дикого, и женился на ней. Всю жизнь мать Юла ревновала сына к мачехе, а мальчишка плевать хотел на ее ревность. Юл частенько наведывался «на огонек» к Екатерине Ивановне, бросившей театр и переехавшей во Владивосток; она-то и зажгла в душе мальчишки мечту о сцене. Отец Юла со смутной тревогой ловил взгляд черных глаз сына, обращенный к его жене, — во взгляде ребенка явно горело восхищение мужчины. Благодаря Екатерине Корнаковой Юл навсегда приобрел вкус к зрелым женщинам. Характером скорее всего Юл пошел в деда-авантюриста: первым словом, которое он пролепетал, было «нет», вторым — «не хочу». Упрямство и своеволие родились раньше него. Если мать запрещала ему что-то — например, не пускала на занятия его любимой гимнастикой, или на каток, или к приятелю — Юл бережно, однако решительно отстранял ее и все равно уходил.
Из Владивостока Бринеры, как многие русские, бежали сначала в Харбин, потом в Париж. Позднее Юл повез уже совсем больную мать в Америку в надежде вылечить ее от лейкемии, к то муже в Штаты переселилась его родная сестра Вера, ставшая впоследствии знаменитой оперной певицей.

Оказавшись за океаном, Юл первым делом поспешил в Риджфилд к Михаилу Чехову — там у русского актера была своя драматическая студия, из стен которой вышли многие голливудские дарования — Мэрилин Монро, Грегори Пек, Энтони Куинн… Юл сжимал в кармане драгоценное рекомендательное письмо к Чехову от своей мачехи Екатерины Ивановны — он лелеял честолюбивые мечты стать не менее великим актером.… - Да чем же ты, Юлочка, оплачивал учебу, квартиру, И лекарства для мамы? — низким бархатным голосом интересовалась несколько лет спустя Марлен Дитрих, восхищенно рассматривая своего любовника; это нежное русское »Юлочка» она выговаривала нараспев, с неподражаемой интонацией, делая ударение на всех трех слогах. Первое время, еще не зная Юла, Марлен была уверена, что такого красавчика наверняка содержала какая-нибудь богатая корова-американка. На такие вопросы, кстати, Юл никогда не отвечал прямо, чаще всего он беспечно бросал, что получил небольшое наследство от дяди.Какое там наследство! Бриннер просто не хотел, чтобы его жалели или ему сочувствовали — и уж тем более женщины.
На самом деле первые годы жизни в Америке оказались очень тяжелыми, даже вспоминать о них было унизительно: хотя Юлу было тогда всего двадцать с небольшим, но английский давался ему с трудом. Чтобы заработать матери на сиделку и им обоим на кусок хлеба, приходилось трудиться швейцаром или официантом, то есть, по сути, лакеем, а с независимым характером Бриннера это было мучительно. На бензоколонках бок о бок с черными парнями тоже бывало несладко и частенько доходило до поножовщины - эти идиоты ревновали к Юлу своих черномазых девок. Бриннер не был большим любителем афро-американок и никогда не распускал руки, но, как ни старался держать себя в руках, его глаза неизменно вспыхивали при виде их аппетитно оттопыривающихся попок.
Всех этих подробностей Марлен Дитрих так никогда и не узнала.

Марлен увидела шину, сверкавшую золотом и серебром, а в зеркале — молодое мужское лицо какой-то экзотической, неземной красоты, Склонив голову набок, Марлен несколько секунд любовалась восхитительным незнакомцем. Молодой человек, прищурившись, тоже внимательно разглядывал отражение вошедшей женщины. Вдруг он резко повернулся — и стул, на котором сидел актер, полетел в сторону: Юл узнал богиню, на которую еще юнцом заглядывался в парижских кинотеатрах «Голубой ангел», «Шанхайский экспресс», «Белокурая Венера» — он же бегал на эти картины множество раз!Тут, как назло, раздался звонок, призывающий Бриннера на сцену — начиналось второе действие. «Я сейчас!» — как-то хрипло просипел Юл и, не отрывая взгляда от Марлен, попятился к двери. Пока его партнерша Гертруда Лоуренс исполняла свое знаменитое «Знакомясь с тобой…», в распоряжении Юла-Короля было две-три минуты вне сцены, и он ураганом помчался обратно в гримерную, где Марлен Дитрих все так же стояла, обессиленно прислонившись спиной к оштукатуренной стене — она никак не могла прийти в себя: таково было впечатление, произведенное на нее Юлом. Он рывком прижал ее к себе и принялся исступленно целовать…
Ей было 49, ему — 31, но это не имело ни малейшего значения, тем более что на вид Дитрих нельзя было дать больше 30. Так начался этот сумасшедший, испепеляющий роман. Первое время влюбленные обменивались записочками с помощью Дона — преданного костюмера Юла. Бриннер придумал им обоим секретные клички — себя он именовал Кудрявым, Марлен подписывалась и вовсе забавно — Банда.Для их интимных свиданий Дитрих сняла маленькую квартирку на Парк-авеню. Войдя сюда в первый раз, Бриннер остолбенел: стены обтянуты золотистым сиамским шелком, по обеим сторонам необъятной кровати тянется вверх к потолку цепь электрических лампочек, словно огни взлетной полосы, ведущей к предполагаемому райскому блаженству. Кухня уставлена банками и бочонками с черной и красной икрой, а шкафчики забиты бутылками самого лучшего шампанского и столь любимыми Юлом коллекционными красными винами. Самым большим наслаждением Бриннера того далекого периода было ворваться в эту странную квартиру прямо в темном гриме Короля, покрывающем все тело. Юл бывал так нетерпелив, что Марлен приходилось по нескольку раз в день перестилать простыни — прежние, все в темной краске, попросту выбрасывались.«Собственно, благодаря Марлен я чуть-чуть, совсем немножечко понял, что такое настоящая женщина», — говорил Юл Бриннер в конце жизни. Марлен действительно знала толк в изысканной эротике, она умела соблазнять всякий раз по-разному, никогда не уставая и не давая своему воображению иссякнуть. Ветреная девчонка в свободном пуловере, танцовщица в обтягивающем трико или томная великосветская дама в шелках — Марлен изобретала все новые и новые образы. И этот ее знаменитый голос, сводивший его с ума…Ее виртуозность в смене имиджей была столь неподражаема, что однажды в романтическом месте в горах Сан-Бернардино под благосклонным к любви калифорнийским солнцем их приняли… за влюбленную парочку гомосексуалистов. Метрдотель севшим от возмущения голосом попросил Бриннера и Дитрих немедленно покинуть зал открытого ресторана, где они беспрерывно целовались. В мужских брюках, рубашке и галстуке Марлен, медленно закуривая сигарету, дразнила Юла двусмысленным и оттого еще более соблазнительным сходством с юношей, иллюзии способствовали сумерки и его легкая близорукость. В тот день его страсть достигла апогея, и он впервые вдруг приревновал Дитрих к женщинам — стал выспрашивать подробности, например, ее отношений с Пиаф. Неужели правда, что они?.. Но Марлен лишь отшучивалась.

Время подтвердило ее правоту, а Юл с ее легкой руки отныне и до смерти всегда брился наголо. И если Бриннер с волосами в роли сиамского короля был легендой Бродвея 50-х, то в историю кино он вошел бритоголовым.
В 1962 году Бриннер сыграл в картине «Тарас Бульба» и был бесконечно разочарован и фильмом и ролью
Главная роль в мюзикле Роджерса и Хаммерстайна досталась никому не известному тогда Бриннеру почти случайно — по протекции знакомой бродвейской певицы Мэри Мартин: ради одного его благосклонного взгляда женщины были готовы оказать Юлу любую протекцию. Продюсеры немедленно отметили его сильный голос, скульптурное тело, грацию танцовщика, а главное — неотразимый мужской магнетизм, так что Бриннеру не составило труда победить в конкурентной борьбе за роль Короля Рекса Харрисона, Джеймса Мейсона и Роберта Монтгомери.…Слушая рассказы Юла о прошлом, в которых реальность перемешивалась с фантазией, Дитрих почему-то отчаянно ревновала его к Парижу — ей казалось, что именно там кроется некая главная тайна его и без того загадочной биографии. Если для Вирджинии Гилмор Бриннер поначалу был монгольским ханом, то для Дитрих — «цыганом русского происхождения». Он, например, красочно повествовал Марлен, как колесил с Димитриевичами по дорогам Франции в кочевых, насквозь продуваемых ветром кибитках.
Юл бывал так нетерпелив, что Марлен приходилось по нескольку раз в день перестилать простыни — прежние попросту выбрасывались
Что же, собственно, он хотел от нее скрыть? Разумеется, столь ненавистную ему прозу жизни. То, что «цыган» на самом деле пару лет прилежно учился в Сорбонне, которую потом с облегчением бросил. Что он обожал Шаляпина, оперу, Стравинского и бегал на представления русского балета с Ольгой Спесивцевой, Верой Немчиновой и Татьяной Рябушинской. Что он стал актером не в тот момент, когда появился на сцене перед публикой (как сам утверждал), а после довольно серьезной подготовки в драматической студии Жоржа и Людмилы Питоевых. Странно, правда, что Юл никогда так и не обмолвился Марлен об одной весьма романтической стороне своей парижской биографии - цирке.…18-летнего неуемного Юла тянуло попробовать себя решительно во всем. Подружившись с цирковыми акробатами, он уговорил их выучить его некоторым тайнам мастерства, тем более что тело Бриннера было на редкость гибким от природы и к тому же отлично тренированным благодаря многолетним занятиям гимнастикой.

Однажды прекрасным воскресным утром Юл пригласил свою мать и сестру Веру на утреннее представление. Госпожа Бриннер-старшая издала пронзительный вопль, увидев своего сына под куполом цирка — тот проделывал опаснейшие трюки на летающей трапеции. Легко спрыгнув на арену, широко улыбавшийся Юл подхватил брошенную ему гитару и стал петь веселые куплеты. Зал рукоплескал, а мать юного артиста в это время выносили в глубоком обмороке. Однажды Юл упал с огромной высоты, матери, к счастью, в тот раз в зале не было. Бриннер навсегда запомнил это чудовищное состояние: с белым как мел лицом он лежал на диване в артистической, потом, весь перевязанный, в больнице и, испытывая адскую боль, не мог пошевельнуться. Ему повиновались только язык и улыбка. Смертельно перепуганный, что кто-нибудь посмеет его жалеть, он балагурил направо и налево и умудрился влюбить в себя всех медсестер, которые чуть не дрались за право делать ему уколы и перевязки. Свое недолгое пристрастие к морфию Юл считал слабостью, недостойной настоящего мужчины — может быть, потому, что морфий ему прописал врач в тот самый беспомощный период его жизни.
Опытный Жан Кокто с первого взгляда признал в Бриннере морфиниста, на этой почве они познакомились и подружились. Кокто познакомил Юла с Жаном Марэ, позже — с Жан-Луи Барро, Марселем Марсо, Коллег, Дали. .. Юл пропагандировал русское искусство, таскал всю компанию в «Распутин», пел для них цыганские романсы.
Однажды Юла и Марлен приняли за влюбленную парочку гомосексуалистов. Возмущенный метрдотель попросил их покинуть ресторан

Весной 1956 года Бриннер, смущенный и не веривший своей удаче, уже стоял на главном голливудском подиуме и словно во сне смотрел, как к нему приближается прекрасная Анна Маньяни в сильно декольтированном платье, чтобы вручить «Оскара» за лучшую мужскую роль в киноверсии «Король и я». Неловко приняв статуэтку, Юл, прищурившись, разглядел в первом ряду бесстрастное лицо Марлен. Слишком бесстрастное — и это сразу насторожило его. «Не самое подходящее время думать о бабах, старик», — с привычной самоиронией Юл попытался было призвать себя к порядку. Но перед глазами почему-то всплыл страдальчески-непримиримый взгляд, который бросила на него Ингрид Бергман, получившая своего «Оскара» за роль Анастасии буквально несколько минут назад. О жене Вирджинии Юл и не думал — она пряталась где-то за кулисами, наверняка присосавшись к очередной бутылке виски. С некоторых пор Гилмор пила, и виной тому скорее всего были его бесконечные похождения.
После официальной части в фойе к Бриннеру выстроилась длинная очередь знакомых и друзей, желающих его поздравить. Подошел ведущий Джерри Льюис, потом Альфред Хичкок, Лиз Тейлор, Стив МакКуин… Кого здесь только не было! Голова шла кругом от бесконечной вереницы обнаженных плеч, рук, изысканных нарядов, сложных причесок, от сверкающих дорогих украшений и тонкого аромата духов.- В честь короля Юла Бриннера! — провозгласил Майкл Тодц, и пробки от шампанского полетели вверх настоящим фейерверком.
В этот ясный мартовский день Юл в самом деле чувствовал себя королем, во всяком случае, несомненным королем женщин — он читал призыв и желание во множестве обращенных к нему женских глаз. Но какой-то гнусавый внутренний голос неуловимо портил ему настроение. Проклятая русская болезнь — рефлексия! Вот где выползают наружу национальные корни.
Бриннер прекрасно понимал: восторг публики — дань не его актерскому таланту, а скорее его экзотической внешности
Разве он не молодец? Разве не добился того, о чем мечтал?

Однако на самом ли деле успех вызван его актерским дарованием? Если быть перед собой до конца честным, то нет. Не надо заблуждаться, он прекрасно понимает, что великодушный восторг публики — в первую очередь дань его экзотической внешности, цыганско-монгольско-еврейской — так ведь? Его — чего греха таить — красивым глазам, магнетическому взгляду, которым он умеет пользоваться лучше любой женщины, его умению воспламеняться и воспламенять. Как однажды заметил его друг Хемингуэй, «в наш век прогрессирующей импотенции Юл Бриннер даст фору кому угодно одним только фактом того, что он мужчина в прямом смысле этого слова».…

Несколько дней подряд Марлен изводила Бриннера дикими сценами ревности. Рыдала. Грозила отравиться. Но что он мог ей сказать?
Прослышав о том, что Бриннер якобы разводится с Вирджинией Гилмор, Дитрих примчалась вслед за Юлом в Лондон на съемки «Анастасии» поподробнее разузнать, в чем дело. Марлен была уверена, что если Юл когда-нибудь и разведется, то исключительно из-за великой любви к ней. На самом же деле Бриннера очаровала Ингрид Бергман, его партнерша по фильму. Пользуясь давним знакомством с Софи, женой режиссера картины Анатоля Литвака, Марлен неслышной кошачьей поступью вошла на веранду их дома, где участники съемочной группы отдыхали после трудового дня. В скупо освещенном углу комнаты стоял Юл, только ему свойственным жестом обнимая свою семиструнную гитару; он самозабвенно пел, глядя в темные глаза сидевшей перед ним Бергман и обращаясь только к ней: «…к чему напрасно ревновать? Не лучше ль ласками упиться и голубками ворковать. ..»Бриннер вдруг замолчал и вздрогнул, потому что Дитрих с грохотом опрокинула стул и, всех переполошив, кинулась вон из комнаты. Несколько дней подряд Марлен, отлавливая его после съемок, изводила Бриннера дикими сценами ревности. Грозила отравиться. Рыдала. Но что он мог ей сказать? Он не умел любить двух женщин одновременно.
Поначалу Юл восхищался Бергман как актрисой, но постепенно, все больше распаляясь, увлекся ею всерьез
Поначалу Юл восхищался Бергман как актрисой: то, с каким мастерством она разыграла сцену между своей героиней, великой княжной Анастасией, и ее бабушкой в исполнении Хелен Хейнс, его просто потрясло. Постепенно Бриннер увлекся ею всерьез, все больше распаляясь от сдержанности Ингрид, ее шведской холодноватости и абсолютного неумения кокетничать. Раз на съемки приехал ее муж, этот толстый расплывшийся омар Роберто Росселлини. Юл знал, что чета Росселлини-Бергман находится на грани развода и Ингрид проклинает день, когда ради Роберто осталась в Италии. Росселлини вел себя с женой по-свински, при всех хамил, стыдил, что она бросила троих детей, угрожал, что заберет их у нее. Униженная Ингрид только молча глотала слезы. В ту ночь Юл продемонстрировал чудо цирковой эквилибристики: он буквально выкрал Ингрид из-под носа у храпящего мужа. Бергман, увидев Бриннера, сначала испуганно посмотрела на него, потом глаза ее вспыхнули, и она пошла с Юлом — Софи Литвак дала ему ключи от лишней комнаты…
Их роман с Бергман длился до сих пор, и Ингрид не ревновала его разве что к фонарному столбу. Дитрих в свою очередь люто ненавидела шведку, и весь этот клубок взаимоотношений доставлял Юлу немало головной боли.