Александр Филиппенко: Искусство должно возвышать
(Маргарита Зиангирова, фото Сергея Мальгавко)
Народный артист России Александр Филиппенко был в Омской области много раз. Судьба приводила его в наши края и с театром имени Вахтангова, в котором Александр Георгиевич прослужил двадцать лет, и с собственными моно-спектаклями.
Досье
Александр Георгиевич Филиппенко, народный артист России. Родился 2 сентября 1944 года в Москве. Закончил среднюю школу с золотой медалью. В 1967 году закончил Московский физико-технический институт по специальности «Физика быстропротекающих процессов», два года работал инженером в НИИ. В 1970 году поступил в Высшее театральное училище имени Щукина. Служил в Московском театре драмы и комедии на Таганке, в академическом театре имени Вахтангова. С 1996 года — руководитель театра «Моно-Дуэт-Трио» при Москонцерте.
Снялся более чем в 80 фильмах. За моноспектакль «Мертвые души» (1999) удостоен Государственной премии РФ.
Последний же раз артист посетил Прииртышье в ноябре 2012 года, причем, самый его дальний район — Тарский. Артист не раздумывая ответил «да» на предложение принять участие в юбилейных мероприятиях на родине своего учителя Михаила Ульянова, отказался от продолжения заокеанских гастролей и прилетел в Омск.
Об Ульянове
- Это был очень нежный, ранимый человек, совсем не похожий на административно-хозяйственного функционера, каковым он часто являлся в жизни, когда руководил театром имени Вахтангова, Союзом театральных деятелей или был депутатом. Был очень порядочным по отношению к людям и скрупулезным в профессии. На сцене Михаил Александрович был придумщиком, в каждую роль вносил какое-то свое зерно. И хотя он не преподавал у нас в «Щуке», я считаю себя учеником Ульянова. Дело в том, что наши гримерки были рядом, и я чуть ли не каждый день мог наблюдать за тем, как он работает. Это был подарок судьбы. Для меня Ульянов — живой, умный, тонкий человек, по которому я скучаю. И поэтому у меня не было дилеммы: ехать или не ехать в Тару. С чем ехать? Вот в чем заключался вопрос. Ночью сбегал в салон и оцифровал два фильма, в которых у нас с ним есть общие сцены, — «Битва за Москву» и «Мастер и Маргарита». Эти диски я подарил в качестве экспонатов будущему музею Михаила Александровича Ульянова в Таре.
О классике и классиках
— Александр Георгиевич, в последнее десятилетие вы стали обращаться к произведениям русских классиков. Чем это вызвано?
- С возрастом приходишь к иным вещам, к иным пластам в литературе. Было время, я читал басни, затем был Зощенко, Платонов, а теперь — Гоголь и Достоевский. Один жанр умирает, другой рождается. Нужен скачок на новый уровень. Классика проверяет каждого человека. Какое счастье — выходить после спектакля на пустынную вечернюю улицу и испытывать дивное ощущение легкости, потому что все отдано зрителю через высокую русскую литературу. Счастье — это играть, но еще большее счастье — когда публика приходит на такие спектакли. Люди тянутся к высокому, особенно в провинции. Просят: привезите Гоголя, Достоевского, Чехова. Через это идет возрождение нации.
— Как вы думаете, почему на протяжении многих десятилетий имя Чехова не сходит с театральных и киноафиш?
- Чехов, как и Достоевский, копается в самых потаенных уголках нашей души, переворачивает там все, причем так, что становится страшно. Он все про нас знает. Там много возможностей для актерской игры.
— А кто из чеховских персонажей вам ближе всего?
- Конечно, Серебряков. Я играю его в спектакле «Дядя Ваня» на сцене Театра имени Моссовета. Эту роль мне дал Андрей Кончаловский. Его режиссура меня просто вдохновила. Я истинный фанат творчества Андрея Сергеевича, хотя очень люблю и спектакль Римаса Туминаса в театре Вахтангова. А когда-то очень сильное впечатление на меня произвели «Три сестры» в постановке Питера Штайна. Тогда я увидел иной разворот, иную трактовку пьесы. Международную, что ли. А спектакль Кончаловского — стопроцентно российский.
О Солженицыне
— Много лет вы читаете со сцены прозу Александра Солженицына. За эти годы наша политическая реальность тоже сильно изменилась. Это как-то сказывается на спектакле?
- Нет. С первых минут спектакля зритель оказывается во власти великих произведений Александра Исаевича, во власти писателя, а я лишь способствую этому.
— Писатель видел вашу постановку?
- К сожалению, нет. В ту пору Александр Исаевич был уже болен. Но знал о ней из рассказов своей жены Натальи Дмитриевны. Она была на самом первом моем спектакле в Библиотеке иностранной литературы. Потом мы долго беседовали. Она дала мне много ценных советов. Позже Наталья Дмитриевна передала мне от Солженицына книгу с автографом: «Александру Георгиевичу Филиппенко — попутного ветра!». Она еще не раз смотрела «Один день Ивана Денисовича» и делилась своими впечатлениями.
О свободе и молодежи
— Вы создали свой театр для того, чтобы быть независимым?
- Для меня это определенная степень свободы. В своем театре я отвечаю сам за себя. Здесь выясняется, есть ли что у тебя за душой или нет. Можем ли мы дело делать или можем только болтать. Почему так современно звучит в нашем театре Зощенко? Потому что там сегодняшняя боль.
— Пишут, что на ваши спектакли ходит много молодежи. Не страшно читать классику молодому поколению?
- Я их не боюсь. И если я их Булгаковым и Гоголем задену — это великое дело. Они должны почувствовать уровень великого русского слова. Ко мне часто подходят после спектакля и говорят: мы такого никогда не слышали. И это — самый большой комплимент для меня. Сейчас время такое же больное, как и при Достоевском. Художник должен разгадать его, отобразить и пережить вместе со зрителем.
— А вы себя к какому поколению относите?
- Я - из шестидесятников, от которых скоро одни легенды останутся. А как артист — я из прошлого века. И театр мой, и все фильмы — они из двадцатого века. Ну, а еще могу сказать, что я яркий представитель «тёмных сил», поскольку в кино меня знают как бандита и злодея.
О профессии и детях
— Александр Георгиевич, ис¬кусство должно быть доступно народу?
- Это давний спор: опускаться до уровня или поднимать до уровня. Конечно, второе. Этим занимались Зощенко, Платонов и Довлатов. Дело в том, что есть залы для разной публики — большие и малые. Важно, чтобы между публикой и актёром складывался диалог. Сейчас искусство из идеологического инструмента превратилось в инструмент обслуживания. Такова реальность.
— Но вы можете себе позволить выбирать роли?
- Да, могу. От многих предложений в кино отказываюсь.
— С вами на гастроли часто ездит ваша дочь Александра. Она ваш помощник?
- Она — моя правая рука, мое спасение. Формально Александра выполняет работу звукорежиссера, хотя по профессии — специалист по истории Америки, окончила МГИМО, защитила диссертацию. Саша сменила на посту звукорежиссера моего сына Павла, известного в музыкальных кругах рок-певца по имени Паштет, который тоже немало поездил со мной по свету. Дети мои выросли людьми очень трудолюбивыми.
— Как вы относитесь к сериалам?
- Они губят нашу профессию. В них есть опаснейшая ситуация: если много играть в упрощённой манере, то потом трудно играть в серьёзных жанрах. В сериалах нарабатываются штампы, которые опасны для большого кино. Я пробовал сниматься в классических исторических сериалах, например, в «Бедной Насте». Снимался там ради интереса. Помню, как однажды после спектакля ко мне подошла зрительница, преподнесла букет цветов, сказала много хороших слов, а потом попросила: «Только в «Прекрасной няне» не снимайтесь больше!».
— А почему вы согласились сниматься в этом ситкоме?
- Потому что там участвовали представители одной театральной школы -вахтанговской. Но мои поклонники не одобрили эксперимента. А к мнению зрителя надо прислушиваться. Как говорил Михаил Александрович Ульянов, надо следить за своим реноме. Оно долго зарабатывается, но очень быстро теряется.
