Один из первых очерков о творчестве народного артиста РСФСР Михаила Андреевича Глузского назывался так: "Сыграно 50 ролей". Спустя некоторое время журналист с искренним уважением к неутомимому труду актера писал: "Сыграно больше ста ролей". И счет этот продолжает неуклонно расти. Есть у писателей золотое правило: "Ни дня без строчки". М.Глузский мог бы сказать: ни дня без съемок, без репетиций, без размышлений о новой роли...
Актер приучил себя к постоянной мобилизованности и не выносит вялого существования, ленивых пересудов о чужих успехах - пусть будут свои! И когда к нему пришли роли, требующие самого высокого напряжения сил, он оказался в отличной форме. Санитар Фокич в картине Глеба Панфилова "В огне брода нет", академик Сретенский в "Монологе" Ильи Авербаха... Такие образы не забываются, остаются с нами надолго, может быть, навсегда. В фильмах этих, пожалуй, не обнаружишь и кадра, где актер снизил бы свой исполнительский "класс". Каждый эпизод здесь необходим художественному целому.
Никодим Васильевич Сретенский живет во всю силу своей незаурядной натуры - и в науке и в любви к дочери и внучке. Но всякий раз могучее его чувство выражается по-разному: то стеснительно-скрытно, то с каким-то отчаянным страхом за родные души. Он полон неподдельного горя, когда Нине плохо. Но потрясает нас драма Сретенского не потому, что он сейчас несчастлив, а потому, что прежде мы видели его таким счастливым. Сретенский живет на экране чуть ли не весь фильм. Фокич появляется в кадре не так уж часто, но оба они оставляют неизгладимый след в памяти.
Наверное, те 50 или 100 ролей, которые были сыграны на подступах к главным, как раз и помогли актеру выстроить его лучшие экранные образы так архитектурно точно, с безошибочным глазомером...
Так я думала, собираясь встретиться с Михаилом Андреевичем, чтобы порасспросить его. И вот сидим у него дома, беседуем, и вдруг слышу:
- Боже мой, как я боялся роли Сретенского, как мучился на съемочной площадке, мне казалось, что все делаю не так и меня заменят другим актером!
Вот новость! Уверенный в своем опыте и мастерстве, полный профессионального достоинства артист-и вдруг страх! Кстати: обязательно ли нам. журналистам, выведывать у актеров их заэкранные секреты7 Ведь о творчестве Глузского можно было бы написать, не отнимая у него время на вопросы и ответы. Тем более что у Михаила Андреевича сегодня уйма дел и. по-видимому, обычная спешка: надо купить авиабилет в Свердловск, куда он летит на съемки фильма, необходимо прочитать сценарий, присланный со студии, и очень хочется поиграть с маленьким внуком, гостящим нынче у него. И все-таки процесс рождения образа, работы над ним. по-моему, не менее важен и интересен, чем сам этот образ. А потому не могу не спросить об этом актера.
Вот. например, эта неуверенность в себе на съемках "Монолога"-ее трудно было предположить, а ведь она проясняет что-то очень существенное в духовном облике артиста. Искусный профессионал, истинный мастер своего дела, М. Глузский сумел даже мучительное волнение поставить на службу роли. Помните, как робко разговаривал Никодим Васильевич с Ниной, каким нестерпимым было для него объяснение с человеком, обманувшим ее,-в этих сценах мы ясно видим и слышим, как бьется сердце актера. Это его. актерские, чувства, его смятение вошли в кровь и нервы Сретенского.
...Железный армейский служака полковник Дей в картине "На войне как на войне", идущий на рискованный эксперимент ученый-химик Сидоров в фильме "Иванцов. Петров, Сидоров…", купец Флор Федулыч в "Последней жертве" по пьесе А.Островского, начальник планового отдела строительного треста Шатунов в "Премии", военный журналист Лопатин в спектакле театра "Современник" "Мы не увидимся с тобой". Мне всегда представлялось, что эти и многие другие герои Глузского очень непохожи друг на друга, но похожи в то же время на него самого.
Спрашиваю Михаила Андреевича: почему он избегает грима? Может быть, видит в отказе от внешнего перевоплощения специфику творчества актера в кино?
Ответ трудно было предположить:
- А вы посмотрите на фотографии - грим всюду есть!
Он раскладывает на столе десятки фотографий. Вот есаул Калмыков в "Тихом Доне" С. Герасимова, вот потерявший родину Клячко в его же "Людях и зверях", вот прокаленный на жарком огне тяжелых испытаний фронтовик Иван Степанович в картине "Пришел солдат с фронта", вот скрывающийся от справедливого возмездия фашист Генрих Шарф в "Похищении "Савойи".
Совсем разные люди! И грим, конечно, всюду есть, но, наверное, не он в первую очередь важен. Здесь все зависит от способности актера к перевоплощению, от его духовной энергии, интеллекта, всегда готовой прорваться страстности.
...Я посмотрела фильм "В огне брода нет" еще раз совсем недавно, перед встречей с М, Глузским. Лента удивительная - по глубине и силе поэтической мысли, по цельности актерского ансамбля, по точности операторского языка. На экране - время, опаленное огнем революции, и следы огня, еще не погасшего, на всем: на поредевшем лесе, куда шагает нестройная колонна красной пехоты, на вагонах потрепанного санитарного поезда, где служат герои картины, на человеческих лицах. Не выбирая брода, в огне гражданской войны сгорает и Фокич. Схваченный врагами, он требует - именно требует - у полковника-белогвардейца быстрее расправиться с ним: "Некогда мне!" Как это яростно, с каким презрением к палачам сказано! Но ведь потому и получился у Глузского напряженнейший этот эпизод, что сам он. актер Глузский, - натура яростно-творческая, нп^бычайно темпераментная. Среднеобыденный характер не его удел, ему необходимы кризисные, крайние моменты человеческого бытия.
Конечно, каждый актер должен уметь понравиться зрителям - иначе какой же он актер! Но чем и как понравиться? Нередко видишь, как иной артист кокетничает со зрительным залом, красуется напропалую, всячески демонстрируя свое личное обаяние. А это ничего общего с художественным творчеством не имеет. Сумей понравиться зрителям глубоким пониманием роли, покори их тонкостью воплощения, тогда-то и возникает не взвинченное любование, а благодарная зрительская любовь. И такой любовью не обойден Михаил Глузский.
Чувство смешного, драгоценный юмор.... М. Глузский отлично сыграл несколько комедийных ролей. Среди них администратор гостиницы в "Кавказской пленнице-, шут Балакирев в -Сказе про то. как царь Петр арапа женил", жулик по кличке "Профессор" в картине "Брелок с секретом". Еще несколько ролей, требующих комедийного дара, сыграно на сцене Театоа-студии киноактера-среди них мелкий воришка Жорж Милославский в пьесе М.Булгакова "Иван Васильевич". Но мало, мало все-таки для такого актера!
М.Глузский связан со сценой более тридцати лет. Это и Центральный театр Советской Армии, и Театр-студия киноактера, и "Современник". -Я очень люблю работу на сцене,- признается он.- Здесь актер как бы извлекает порох для кинематографа.
М.Глузскому присуще режиссерское ощущение фильма как художественного целого, но он любит свою актерскую профессию и говорит, что ни на какую другую не променял бы ее- Хотя и критик в нем живет-он глубоко разбирается в достоинствах и недостатках сценариев, которые предлагаются ему в немалом количестве. Он старается посмотреть как можно больше фильмов, выходящих на экраны, - и в этом он тоже до известной степени критик, испытывающий удовлетворение от анализа художественного произведения. Наверно, подобная многогранность таланта необходима любому крупному кинематографисту - такое уж это сложное искусство!
Речь в нашем разговоре заходит о дублировании зарубежных фильмов. Довольно часто актеры говорят об этом занятии как о чем-то второстепенном, несущественном. М. Глузский находит этот труд очень интересным. Он дублировал звезд мирового экрана -Бурвиля. Луи де Фюнеса, Эдуардо де Филипло и считает, что многому учился у них. Но, пожалуй, дело тут не только в учении, а и в виртуозном проникновении в творческую манеру больших мастеров.
...Встреча наша подходит к концу. Уходя, замечаю в книжном шкафу маленькую статуэтку - фарфоровый шарж на И. М. Москвина работы Кукрыниксов. И я думаю о том. что актер Михаил Глузский, наверное, живет в искусстве на ^проспекте Москвина" - на магистрали русских актеров-реалистов, достойно продолжая их замечательные творческие традиции.
О. Трофимова "Советский Экран" №12 (1983 год).
