"КИНОДИВА" Кино, сериалы и мультфильмы. Всё обо всём! |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » "КИНОДИВА" Кино, сериалы и мультфильмы. Всё обо всём! » Дом, семья и развлечения. » Стихи
Стихи
Любопытно, что рифма как таковая, появилась лишь в 12 веке.
А до этого существовал лишь размер. Античная поэзия рифмы не знала.
В 2000-м году, решением 30-й сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО 21 марта объявлен Всемирным днём поэзии.
Первый Всемирный день поэзии прошёл в Париже, где находится штаб-квартира ЮНЕСКО.
Анна Ахматова.
Стихи о блокаде Ленинграда
Важно с девочками простились,
На ходу целовали мать,
Во все новое нарядились,
Как в солдатики шли играть.
Ни плохих, ни хороших, ни средних...
Все они по своим местам,
Где ни первых нет, ни последних...
Все они опочили там.
1943, Ташкент
ПОБЕДИТЕЛЯМ
Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть...
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».Анна Ахматова. Стихи о блокаде Ленинграда
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
Незатейливые парнишки —
Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки,—
Внуки, братики, сыновья!
29 февраля 1944, Ташкент
ПРИЧИТАНИЕ
Ленинградскую беду
Руками не разведу,
Слезами не смою,Анна Ахматова. Стихи о блокаде Ленинграда
В землю не зарою.
Я не словом, не упреком,
Я не взглядом, не намеком,
Я не песенкой наемной,
Я не похвальбой нескромной
. . . . . . . . . . . . . .
А земным поклоном
В поле зеленом
Помяну...
1944, Ленинград
Анна Ахматова.
Стихи о блокаде Ленинграда
27 ЯНВАРЯ 1944 ГОДА
И в ночи январской, беззвездной,
Сам дивясь небывалой судьбе,
Возвращенный из смертной бездны,
Ленинград салютует себе.
1944
ПРИМОРСКИЙ ПАРК ПОБЕДЫ
Еще недавно плоская коса,
Черневшая уныло в невской дельте,
Как при Петре, была покрыта мхомАнна Ахматова. Стихи о блокаде Ленинграда
И ледяною пеною омыта.
Скучали там две-три плакучих ивы,
И дряхлая рыбацкая ладья
В песке прибрежном грустно догнивала.
И буйный ветер гостем был единым
Безлюдного и мертвого болота.
Но ранним утром вышли ленинградцы
Бесчисленными толпами на взморье.
И каждый посадил по деревцу
На той косе, и топкой и пустынной,
На память о великом Дне Победы.
И вот сегодня — это светлый сад,Анна Ахматова. Стихи о блокаде Ленинграда
Привольный, ясный, под огромным небом:
Курчавятся и зацветают ветки,
Жужжат шмели, и бабочки порхают,
И соком наливаются дубки,
А лиственницы нежные и липы
В спокойных водах тихого канала,
Как в зеркале, любуются собой...
И там, где прежде парус одинокий
Белел1 в серебряном тумане моря,—
Десятки быстрокрылых, легких яхт
На воле тешатся...
Издалека
Восторженные клики с стадиона
Доносятся...
Да, это парк Победы.
1950
Валерий Таиров
*** Блокадникам Ленинграда, моей маме – Таировой Анне Петровне, бабушкам - Александре Васильевне и Анисье Фёдоровне, которые в осаждённом Ленинграде сохранили жизнь мне, тогда ребёнку, родившемуся в марте 1941 года:
Выжить – цель и обычная участь,
Чтоб пером нацарапать повесть,
Как в одних умирала трусость,
Как в других просыпалась совесть...
Только выжить – всего-то и надо,
Старый очень, неважно, иль молод…
Им, блокадникам. жаль Ленинграда,
Холод страшен был – внутренний холод!
Снова жизнь здесь боролась со смертью,
Встав за грань и порог истощенья
Тягой к жизни стегала, как плетью,
У врагов не моля снисхожденья!...
Умирали за Родину роты
И не слышали сводок хвалебных.
Умирали, ползли на работу
Для победы и... карточек хлебных.
..Знал художник, поэт подворотен
Город тёмный не виден из рая!
На последнем из сотен полотен
Рисовал город свой, умирая...
Гневным стоном сирены завыли –
В небе тучи стервятников снова!
Как ладонями город прикрыли
Тучи – словно молились покрову...
Нет воды. Утром будет молитва,
Шёпот тихий сухими губами –
Лишь о будущем ( каждый день – битва),
О Победе своих над врагами.
Нет вина на печальные тризны.
Смерть привычна. Жестоки итоги –
Жизнь ушла на Дороге их жизни,
А другой не бывает дороги…
..На Фонтанке лёд – стылая корка,
Только чёрные пятна местами:
Санки с трупом – везут их из морга
Под слепыми от горя мостами.
И не знает блокадная пресса,
Кто в тех санках – блокадный подросток?
А быть может, ушла поэтесса
Или Мастер – упал, умер просто...
Нет, не выжить, окопы не роя...
Сколь героев в родимой отчизне?
Жертвы мы, или, может, герои?
Всё равно – каждый тянется к жизни!...
..Метроном – звука точного сила,
Пострашней поднебесного грома,
И, когда бы меня ни спросили –
Слышу, чувствую стук метронома!
Не хотелось погибнуть нелепо,
Быть убитым фашистским снарядом…
Бомбы падают гулко и слепо -
ДО СИХ ПОР, КАК МНЕ КАЖЕТЕТСЯ, - РЯДОМ...
Не бомбите меня! НЕ БОМБИТЕ!
Говорят, что сегодня мой праздник?!
Повезло… Вот он я – жив, смотрите!
Я зовусь страшным словом – БЛОКАДНИК!
Вспоминают блокадные дети,
Зализавшие раны подранки.
Вот и я вспоминаю дни эти –
Берега лет военных Фонтанки!
..Как мне вспомнить всё это хотелось:
Всю блокадную, страшную повесть,
Где в одних просыпалась смелость,
А в других просыпалась совесть!
Ольга Берггольц. Стихи о блокаде Ленинграда
Из блокнота сорок первого года
1
...Видим - опять надвигается ночь,
и этому не помочь:
ничем нельзя отвратить темноту,
прикрыть небесную высоту...
2
Я не дома, не города житель,
не живой и не мертвый - ничей:
я живу между двух перекрытий,
в груде сложенных кирпичей...
3
О, это явь - не чудится, не снится:
сирены вопль, и тихо - и тогда
одно мгновенье слышно - птицы, птицы
поют и свищут в городских садах.
Да, в тишине предбоевой, в печали,
так торжествуют хоры вешних птиц,
как будто б рады, что перекричали
огромный город, падающий ниц...
4
В бомбоубежище, в подвале,
нагие лампочки горят...
Быть может, нас сейчас завалит.
Кругом о бомбах говорят...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
...Я никогда с такою силой,
как в эту осень, не жила.
Я никогда такой красивой,
такой влюбленной не была...
5
Да, я солгу, да, я тебе скажу:
- Не знаю, что случилося со мной,
но так легко я по земле хожу,
как не ходила долго и давно.
И так мила мне вся земная твердь,
так песнь моя чиста и высока...
Не потому ль, что в город входит смерть,
а новая любовь недалека?..
6
...Сидят на корточках и дремлют
под арками домов чужих.
Разрывам бомб почти не внемлют,
не слышат, как земля дрожит.
Ни дум, ни жалоб, ни желаний...
Одно стремление - уснуть,
к чужому городскому камню
щекой горящею прильнуть...
Сентябрь 1941
************
Ольга Берггольц. Стихи о блокаде Ленинграда
Из блокнота сорок первого года
************
...Я буду сегодня с тобой говорить,
товарищ и друг мой ленинградец,
о свете, который над нами горит,
о нашей последней отраде.
Товарищ, нам горькие выпали дни,
грозят небывалые беды,
но мы не забыты с тобой, не одни, -
и это уже победа.
Смотри - материнской тоской полна,
за дымной грядой осады,
не сводит очей воспаленных страна
с защитников Ленинграда.
Так некогда, друга отправив в поход,
на подвиг тяжелый и славный,
рыдая, глядела века напролет
со стен городских Ярославна.
Молила, чтоб ветер хоть голос домчал
до друга сквозь дебри и выси...
А письма летят к Ленинграду сейчас,
как в песне, десятками тысяч.
Сквозь пламя и ветер летят и летят,
их строки размыты слезами.
На ста языках об одном говорят:
"Мы с вами, товарищи, с вами!"
А сколько посылок приходит с утра
сюда, в ленинградские части!
Как пахнут и варежки, и свитера
забытым покоем и счастьем...
И нам самолеты послала страна, -
да будем еще неустанней! -
их мерная, гулкая песня слышна,
и видно их крыльев блистанье.
Товарищ, прислушайся, встань, улыбнись
и с вызовом миру поведай:
- За город сражаемся мы не одни, -
и это уже победа.
Спасибо. Спасибо, родная страна,
за помощь любовью и силой.
Спасибо за письма, за крылья для нас,
за варежки тоже спасибо.
Спасибо тебе за тревогу твою -
она нам дороже награды.
О ней не забудут в осаде, в бою
защитники Ленинграда.
Мы знаем - нам горькие выпали дни,
грозят небывалые беды.
Но Родина с нами, и мы не одни,
и нашею будет победа.
16 октября 1941
************
Александр Блок
Скифы
Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы,
С раскосыми и жадными очами!
Для вас - века, для нас - единый час.
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас
Монголов и Европы!
Века, века ваш старый горн ковал
И заглушал грома, лавины,
И дикой сказкой был для вас провал
И Лиссабона, и Мессины!
Вы сотни лет глядели на Восток
Копя и плавя наши перлы,
И вы, глумясь, считали только срок,
Когда наставить пушек жерла!
Вот - срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит,
И день придет - не будет и следа
От ваших Пестумов, быть может!
О, старый мир! Пока ты не погиб,
Пока томишься мукой сладкой,
Остановись, премудрый, как Эдип,
Пред Сфинксом с древнею загадкой!
Россия - Сфинкс. Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью, и с любовью!...
Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит!
Мы любим все - и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно всё - и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...
Мы помним всё - парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады...
Мы любим плоть - и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах...
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?
Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых...
Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные обьятья!
Пока не поздно - старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем - братья!
А если нет - нам нечего терять,
И нам доступно вероломство!
Века, века вас будет проклинать
Больное позднее потомство!
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
Но сами мы - отныне вам не щит,
Отныне в бой не вступим сами,
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами.
Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!...
В последний раз - опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
«Скифы» — стихотворение Александра Блока
Стихотворение «Скифы» было написано в течение двух дней — 29 и 30 января 1918 года, сразу же после окончания поэмы «Двенадцать». Представление об общественно-политических взглядах Блока дают его записи в дневнике и записных книжках за этот период. Наиболее существенными, по мнению комментатора его творчества Вл. Орлова, являются записи от 11 января, когда из газет поэту стало известно о возобновлении советской делегацией мирных переговоров в Брест-Литовске с немцами, а также от 29 января. Срыв мирных переговоров серьёзно переживался Блоком, его негодование вызывали не только немцы, но и союзники.
11 января 1918 года «„Результат“ брестских переговоров (то есть никакого результата, по словам „Новой жизни“, которая на большевиков негодует). Никакого — хорошо-с. Но позор 3,5 лет („война“, „патриотизм“) надо смыть. Тычь, тычь в карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься, Англия и Франция. Мы свою историческую миссию выполним. Если вы хоть „демократическим миром“ не смоете позор вашего военного патриотизма, если нашу революцию погубите, значит, вы уже не арийцы больше. И мы широко откроем ворота на Восток. Мы на вас смотрели глазами арийцев, пока у вас было лицо. А на морду вашу мы взглянем нашим косящим, лукавым, быстрым взглядом; мы скинемся азиатами, и на вас прольется Восток. Ваши шкуры пойдут на китайские тамбурины. Опозоривший себя, так изолгавшийся, — уже не ариец. Мы — варвары? Хорошо же. Мы и покажем вам, что такое варвары. И наш жестокий ответ, страшный ответ — будет единственно достойным человека (…) Европа (ее тема) — искусство и смерть. Россия — жизнь».
Есть белая звезда, Джанетта.
Если мчаться со скоростью света,
Лететь до неё десять лет.
Если мчаться со скоростью света.
Есть голубая звезда, Джанетта.
Если мчаться со скоростью света,
Лететь до неё сто лет.
Если мчаться со скоростью света.
Так к какой звезде полетим мы с тобой:
К белой или голубой?
Carl Sandburg (1878–1967)
Карл Сэндберг
Американский поэт
Карл Сэндберг
Американский поэт, историк, романист и фольклорист, лауреат Пулитцеровской премии. Сын шведских эмигрантов. В молодости работал в цирюльне, развозил молоко, строил дома и жал пшеницу в Канзасе.
Родился:
6 января 1878 г., Гейлсберг, Иллинойс, США
Умер:
22 июля 1967 г. (89 лет)
Награды:
Премия «Грэмми» за лучший разговорный альбом
Иван Сергеевич Тургенев
Стихотворения в прозе
Дурак
Жил-был на свете дурак.
Долгое время он жил припеваючи; но понемногу стали доходить до него слухи, что он всюду слывет за безмозглого пошлеца.
Смутился дурак и начал печалиться о том, как бы прекратить те неприятные слухи?
Внезапная мысль озарила наконец его темный умишко… И он, нимало не медля, привел ее в исполнение.
Встретился ему на улице знакомый – и принялся хвалить известного живописца…
– Помилуйте! – воскликнул дурак. – Живописец этот давно сдан в архив… Вы этого не знаете? Я от вас этого не ожидал… Вы – отсталый человек.
Знакомый испугался – и тотчас согласился с дураком.
– Какую прекрасную книгу я прочел сегодня! – говорил ему другой знакомый.
– Помилуйте! – воскликнул дурак. – Как вам не стыдно? Никуда эта книга не годится; все на нее давно махнули рукою. Вы этого не знаете? Вы – отсталый человек.
И этот знакомый испугался – и согласился с дураком.
– Что за чудесный человек мой друг N. N.! – говорил дураку третий знакомый. – Вот истинно благородное существо!
– Помилуйте! – воскликнул дурак. – N. N. – заведомый подлец! Родню всю ограбил. Кто ж этого не знает? Вы – отсталый человек!
Третий знакомый тоже испугался – и согласился с дураком, отступился от друга.
И кого бы, что бы ни хвалили при дураке – у него на всё была одна отповедь.
Разве иногда прибавит с укоризной:
– А вы всё еще верите в авторитеты?
– Злюка! Желчевик! – начинали толковать о дураке его знакомые. – Но какая голова!
– И какой язык! – прибавляли другие. – О, да он талант!
Кончилось тем, что издатель одной газеты предложил дураку заведовать у него критическим отделом.
И дурак стал критиковать всё и всех, нисколько не меняя ни манеры своей, ни своих восклицаний.
Теперь он, кричавший некогда против авторитетов, – сам авторитет – и юноши перед ним благоговеют и боятся его.
Да и как им быть, бедным юношам? Хоть и не следует, вообще говоря, благоговеть… но тут, поди, не возблагоговей – в отсталые люди попадаешь!
Житье дуракам между трусами.
Апрель, 1878
* * *
Но я предупреждаю вас,
Что я живу в последний раз.
Ни ласточкой, ни кленом,
Ни тростником и ни звездой,
Ни родниковою водой,
Ни колокольным звоном —
Не буду я людей смущать
И сны чужие навещать
Неутоленным стоном.
1940
Анна Ахматова.
* * *
Не стращай меня грозной судьбой
И великою северной скукой.
Нынче праздник наш первый с тобой,
И зовут этот праздник — разлукой.
Ничего, что не встретим зарю,
Что луна не блуждала над нами,
Я сегодня тебя одарю
Небывалыми в мире дарами:
Отраженьем моим на воде
В час, как речке вечерней не спится.
Взглядом тем, что падучей звезде
Не помог в небеса возвратиться,
Эхом голоса, что изнемог,
Л тогда был и свежий и летний,—
Чтоб ты слышать без трепета мог
Воронья подмосковного сплетни,
Чтобы сырость октябрьского дня
Стала слаще, чем майская нега...
Вспоминай же, мой ангел, меня,
Вспоминай хоть до первого снега.
1959
Анна Ахматова.
* * *
Нет, ни в шахматы, ни в теннис...
То, во что с тобой играю,
Называют по-другому,
Если нужно называть...
Ни разлукой, ни свиданьем,
Ни беседой, ни молчаньем...
И от этого немного
Холодеет кровь твоя.
<1964-1965 годы>, Лаврушинский переулок
Анна Ахматова.
Анна Ахматова
«Мне голос был. Он звал утешно…»
Когда в тоске самоубийства
Народ гостей немецких ждал,
И дух суровый византийства
От русской церкви отлетал,
Когда приневская столица,
Забыв величие своё,
Как опьяневшая блудница,
Не знала, кто берёт ее,-
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну черный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид».
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Революция 1917 году полностью изменила жизнь Анны Ахматовой. К этому моменту она была уже достаточно известной поэтессой и готовила к публикации свой третий литературный сборник. Однако в одночасье вдруг выяснилось, что ее стихи уже никому не нужны, а все личные сбережения и небольшое наследство от родителей превратились в пыль. Впервые Анна Ахматова, на руках которой остался 5-летний сын, осознала, что может попросту умереть от голода, став еще одной безвинной жертвы красного террора. Действительно, ее практически перестали публиковать, и средств к существованию не было. Что касается супруга, поэта Николая Гумилева, то он в этот момент находился во Франции и ничем не мог помочь семье, хотя и предлагал Ахматовой похлопотать о том, чтобы она смогла покинуть мятежную, бунтующую и голодную Россию.
Именно в этот сложный период жизни, когда весь привычный мир рушился на глазах. Словно карточный домик, Анна Ахматова написала стихотворение «Мне голос был. Он звал утешно…». В этом коротком произведении вместились все внутренние переживания и душевные терзания поэтессы, которая стояла перед непростым выбором – сбежать из разоренной России за границу или же разделить вместе с родиной ее непростую, трагическую и печальную судьбу.
Ответ Ахматовой оказался неожиданным и непреклонным. Она не поддалась внутреннему голосу, который нашептывал: «Оставь свой край глухой и грешный. Оставь Россию навсегда». Вместо того, чтобы паковать чемоданы в надежде на то, что за границей жизнь будет более сытой и привольной, Ахматова решила оставить в сердце «черный стыд», который испытывала, глядя на то, что происходит вокруг. Она сумела оформить развод с Гумилевым и уже через несколько месяцев вышла замуж за ученого Владимира Шилейко, благодаря чему смогла в относительном достатке прожить самые смутные и трагические годы, связанные со становлением советской власти.
Биографы Ахматовой до сих пор спорят по поводу того, на чем же был основан этот брак, и приходят к выводу, что поэтесса поступилась собственными чувствами ради возможности остаться в России и не погибнуть от голода. Фактически, она вышла замуж ради того, чтобы ее маленькому сыну было где жить, и что кушать. Освоившись в новом и таком чужом для нее мире, поэтесса подала на развод и связала свою жизнь с другим человеком. Однако до самой смерти она ни разу не пожалела о том, что в свое время дала беспощадный отпор своему внутреннему голосу, «чтоб этой речью недостойной не осквернялся скорбный слух».
Трудно сказать, знала ли Ахматова о том, что ждет ее впереди. Однако, полностью игнорируя новую власть, она оставалась истинной патриоткой своей страны, разделив ее судьбу не только во время революции, но и в период Великой Отечественной войны, часть которой провела в блокадном Ленинграде. Ее более успешные подруги давно уже устроили личную жизнь в Европе, наблюдая со стороны за тем, как на глазах меняется так любимая ими Россия. Ахматова же оказалась в самой гуще событий и была свидетельницей этих непростых перемен, которые отзывались болью в сердце. Тем не менее, поэтесса признавалась, что чувствовала бы себя гораздо хуже, если бы оказалась по другую сторону баррикад, став сторонней наблюдательницей многих исторических событий. И в этих словах не было иронии, обиды, бахвальства либо желания выставить себя в более выгодном свете. Анна Ахматова искренне считала, что ее жизнь неразрывно связана с Россией, даже если ради этого придется терпеть лишения, оскорбления, обиды, наветы и обман, а также поставить крест на своей литературной карьере, которой поэтесса очень дорожила.
Анна Ахматова
«Мы не умеем прощаться…»
Мы не умеем прощаться,-
Всё бродим плечо к плечу.
Уже начинает смеркаться,
Ты задумчив, а я молчу.
В церковь войдем, увидим
Отпеванье, крестины, брак,
Не взглянув друг на друга, выйдем…
Отчего всё у нас не так?
Или сядем на снег примятый
На кладбище, легко вздохнем,
И ты палкой чертишь палаты,
Где мы будем всегда вдвоем.
Взаимоотношения Анны Ахматовой и Николая Гумилева складывались непросто, и к концу 1916 года пара приняла решение расстаться. Ахматова поняла, что упустила тот момент, когда могла раз и навсегда покорить сердце этого мужчины. Сам же Гумилев считал, что жена должна заниматься ведением домашнего хозяйства, а не пропадать на заседаниях литературных кружков. Но до официального развода остается еще около 2 лет, которые пара проживет врозь. Отчасти в этом виновата война и революция: Гумилев добровольцем ушел на фронт и осенью 1917 года оказался в Париже. Поэтому официально расторгнуть брак пара смогла только в 1918 году.
Тем не менее, в 1917 году Ахматова публикует стихотворение под названием «Мы не умеем прощаться…», в котором не только публично заявляет о разрыве отношений с Гумилевым, но и упрекает его в том, что решение это принято так поздно. «Все бродим плечом к плечу», — отмечает поэтесса, указывая на то, что «уже начинает смеркаться». В ее понимании эта метафора указывает на то, что молодость уходит безвозвратно, и шансы на встречу новых спутников жизни с каждым годом уменьшаются.
Действительно, двум творческим людям крайне сложно ужиться под одной крышей. К тому же, каждый из супругов ведет свою игру, пытаясь подчинить другого своей воле. До последнего момента и Ахматова, и Гумилев убеждены, что смогут одержать победу, но жизнь все расставляет по своим местам. Супруги еще любят друг друга, но уже отчетливо понимают, что никогда не смогут быть счастливы вместе. И поэтесса задается вопросом: «Почему у нас все не так?».
Семейная жизнь представляется Ахматовой кладбищем надежд, на котором каждому из супругов пришлось похоронить свои мечты о совместном будущем. Тем не менее, поэтесса убеждена, что в той, другой жизни, им все равно суждено быть вместе. Поэтому, обращаясь к Гумилеву, она отмечает: «И ты палкой чертишь палаты, где мы будем всегда вдвоем». Речь, по-видимому, идет о смерти, которая разлучает людей в физическом, но не в духовном плане. Тем более, что свой брачный союз Ахматова и Гумилев скрепили обрядом венчания. Поэтесса даже не догадывается, что ее избранник уже начал свой путь к той черте, которая отделяет его от вечности. Поэтому встреча этих двух людей в том, другом, мире состоится лишь спустя полвека. Но то, что она произойдет, сомнению не подлежит, и об этом знает не только Ахматова, но и ее верный «сероглазый король», уставший бороться за семейное счастье.
Приходи на меня посмотреть.
Приходи. Я живая. Мне больно.
Этих рук никому не согреть,
Эти губы сказали: "Довольно!"
Каждый вечер подносят к окну
Мое кресло. Я вижу дороги.
О, тебя ли, тебя ль упрекну
За последнюю горечь тревоги!
Не боюсь на земле ничего,
В задыханьях тяжелых бледнея.
Только ночи страшны оттого,
Что глаза твои вижу во сне я.
Ахматова Анна
«Сад». Анна Ахматова
Он весь сверкает и хрустит,
Обледенелый сад.
Ушедший от меня грустит,
Но нет пути назад.
И солнца бледный тусклый лик —
Лишь круглое окно;
Я тайно знаю, чей двойник
Приник к нему давно.
Здесь мой покой навеки взят
Предчувствием беды,
Сквозь тонкий лед еще сквозят
Вчерашние следы.
Склонился тусклый мертвый лик
К немому сну полей,
И замирает острый крик
Отсталых журавлей.
В 1912 году увидел свет дебютный сборник Ахматовой под названием «Вечер». Книга мгновенно сделала молодую поэтессу популярной. Тираж был раскуплен за короткий промежуток времени. Успех оказался внезапным и совершенно непредсказуемым. В сборник вошло и стихотворение «Сад», датированное 1911 годом. Произведение это тесно связано с пребыванием Анны Андреевны в Царском Селе. Родители привезли ее туда годовалым ребенком. Прожила она там до шестнадцати лет. Затем был перерыв длиной в пятилетие. После этого Ахматова вернулась в Царское Село, прожив в доме Николая Степановича Гумилева, своего супруга и известного поэта, с 1910 по 1916 год. Впоследствии она не раз вновь приезжала в любимое место, что впрямую или косвенно находило отражение в ее творчестве. Именно благодаря Царскому Селу важную роль в лирике Анны Андреевны всегда играли сады. Они часто выступали в качестве земного Эдема, символизировали счастливое бытие.
В стихотворении «Сад» сопоставляется увядание природы с подавленным состоянием человеческой души. Печальное настроение произведения передано через прилагательные — «обледенелый», «тусклый», «бледный», «мертвый», «немому». Усиливается оно посредством олицетворений — «сад грустит», «замирает крик». Меланхолия сопровождается негативным взглядом на будущее — «покой взят предчувствием беды», «нет пути назад». Горечь, порожденная неназванной утратой (любовной?), сменяется полным равнодушием, как осеннее увядание сменяется погружением природы в зимний сон. С самого начала Анна Андреевна берет высокую, звенящую ноту. По ходу развития произведения напряжение не спадает, а только нарастает. Интонация текста становится пронзительной. «Сад» — это единый эмоциональный выплеск.
Стихотворение отличается точными рифмами, короткими фразами и строгим ритмом, что вообще характерно для творчества Ахматовой. Поэтесса не перегружала синтаксис придаточными конструкциями, излишне сложными и вычурными средствами художественной выразительности. Простота (естественно, в положительном смысле) лирики Анны Андреевны во все времена привлекала к ней множество читателей разных возрастов, социальных положений, мировосприятий. Благодаря предельной искренности, выстраданности ее стихотворения всегда находили отклик в людских сердцах, и по сей день они остаются не только актуальными, но и горячо любимыми.
«Уединение» Анна Ахматова
Так много камней брошено в меня,
Что ни один из них уже не страшен,
И стройной башней стала западня,
Высокою среди высоких башен.
Строителей ее благодарю,
Пусть их забота и печаль минует.
Отсюда раньше вижу я зарю,
Здесь солнца луч последний торжествует.
И часто в окна комнаты моей
Влетают ветры северных морей,
И голубь ест из рук моих пшеницу…
А не дописанную мной страницу —
Божественно спокойна и легка,
Допишет Музы смуглая рука.
В сентябре 1917 года в издательстве «Гиперборей» выходит третий сборник Ахматовой под названием «Белая стая». Несмотря на тяжелые для России времена, первый тираж был раскуплен достаточно быстро. По мнению многих критиков, в этой книге появляются новые для творчества Анны Андреевны черты. В частности, отмечается усиление влияния лирики Пушкина. Кроме того, Ахматова больше внимания уделяет происходящим вокруг нее событиям, судьбе родной страны. Как правило, поэтесса напрямую не касается военной тематики. Тем не менее, отголоски страшных событий, происходящих в России, слышны практически в каждом стихотворении.
«Уединение» датировано 1914 годом. С некоторой долей условности это произведение можно отнести к сонетному творчеству Ахматовой. Классические признаки построения сонета угадываются здесь смутно. Стихотворение состоит из четырнадцати строк, начинается оно с двух катренов, срифмованных автономно. При этом заключительные терцеты больше походят на двустишия. Зато Анна Андреевна остается верна пятистопному ямбу, который характерен для сонета в русской поэзии.
В «Уединении» присутствуют многие лейтмотивы, присущие сонетному творчеству Ахматовой. Речь идет о теме дома как западни и связанного с ней образа птицы, о «ветрах северных морей», о божественной Музе, смуглой рукой дописывающей неоконченные лирической героиней страницы. Интересно развивается мотив камня, характерный для поэзии акмеистов, к группе которых принадлежала Анна Андреевна. В его переосмыслении проглядывает отсылка к эпизоду, описанному в Евангелии от Иоанна. Согласно ему, к Христосу привели женщину, обвиненную в прелюбодеянии. Книжники и фарисеи хотели побить ее камнями, ссылаясь на закон Моисея. На это Иисус ответил: «Кто из вас без греха, первый брось на неё камень». Ахматова метафорически развивает эту историю. Камни, кинутые в лирическую героиню, превращаются в материал для строительства башни. Из этого вырастает благодарность людям, совершившим зло, которое в итоге обернулось благом.
Не исключено, что под камнями имеются в виду слухи, сплетни, злые слова, высказанные в адрес лирической героини недоброжелателями. Несмотря на оскорбления со стороны врагов, дух ее только укрепился. Она смогла возвыситься над мирской суетой. Уединение стало благословением, а не проклятием, способствовало творческому подъему, появлению Музы.
«Я улыбаться перестала…» Анна Ахматова
Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.
Брак Анны Ахматовой и Николая Гумилева с самого начала был обречен на крах. Двум творческим людям было крайне сложно ужиться под одной крышей, хотя во многим их взгляды на литературу совпадали. Тем не менее, Гумилев знал, что женится на женщине, которая никогда не согласиться стать домохозяйкой в привычном понимании этого слова и не сможет довольствоваться ролью примерной супруги и матери. Кроме этого, Анна Ахматова выходила замуж не по любви, а из чувства сострадания к человеку, который испытывал к ней очень сильные чувства. Впрочем, прошло совсем немного времени, и супруги поменялись ролями: Ахматова без памяти влюбилась в своего избранника, а Гумилев охладел к той, которую когда-то боготворил. В итоге Ахматова, отчаявшись, стала изображать в своих стихах образы мнимых любовников, чтобы скрыть собственные чувства, хотя втайне и надеялась на то, что сможет растопить заледеневшее сердце супруга. Однако в 1915 году поэтесса оставила попытки вернуть Гумилева, который все меньше и меньше времени проводил с семьей. Подтверждает это и стихотворение «Я улыбаться перестала…» — одно из немногих, которое поэтесса посетила не вымышленному персонажу, а своим взаимоотношениям с супругом.
Свою семейную жизнь Ахматова характеризует просто и емко: «Одной надеждой меньше стало, одною песней больше будет». Теперь она уже не питает иллюзий по поводу того, что этот брак еще можно спасти. И дело не только в Гумилеве, который попросту сбегает из дома при каждом удобном случае, маскируя свое нежелание терпеть рядом властную и целеустремленную супругу любовью к путешествиям. Сама Ахматова ловит себя на мысли, что ее чувства к мужу постепенно угасают. Отсутствие любви ее угнетает настолько, что поэтесса готова выставить на всеобщее обозрение свои взаимоотношения с Гумилевым, лишь бы заглушить душевную боль.
Очень скоро Ахматова осознает, что эта тактика не приносит ожидаемых результатов. Ведь на фоне многочисленных стихов, посвященных воображаемым мужчинам, строки, адресованные мужу, попросту теряются. Именно поэтому поэтесса заставит себя переломить ситуацию и забыть человека, который ей дорог. Гордая и непокорная, она заведет новый роман с женатым мужчиной лишь ради того, чтобы вычеркнуть из своей жизни законного супруга, ведь «нестерпимо больно душе любовное молчанье», которое лишает смысла само существование Ахматовой, воспевающей любовь в каждой своей строчке.
Граф Алексей Константинович Толстой: «Колокольчики мои, цветики степные…»
"Колокольчики мои...". - В первоначальной редакции поэт только грустит "обо всем, что отцвело" - и о Новгороде, и о "казацкой воле", и о московских царях и боярах; впоследствии мотив тоски о прошлом родной страны был отодвинут на второй план.
В центре окончательной редакции - мысль о России, призванной объединить все славянские народы. Алексей Константинович Толстой считал "Колокольчики мои..." одной из своих "самых удачных вещей" (письмо к жене от 27 октября 1856 г.). Светлый град - Москва. Шапка Мономаха - венец русских царей.
* * *
Колокольчики мои,
Цветики степные!
Что глядите на меня,
Тёмно-голубые?
И о чём звените вы
В день весёлый мая,
Средь некошеной травы
Головой качая?
Конь несёт меня стрелой
На поле открытом;
Он вас топчет под собой,
Бьёт своим копытом.
Колокольчики мои,
Цветики степные!
Не кляните вы меня,
Тёмно-голубые!
Я бы рад вас не топтать,
Рад промчаться мимо,
Но уздой не удержать
Бег неукротимый!
Я лечу, лечу стрелой,
Только пыль взметаю;
Конь несёт меня лихой,-
А куда? не знаю!
Он учёным ездоком
Не воспитан в холе,
Он с буранами знаком,
Вырос в чистом поле;
И не блещет как огонь
Твой чепрак узорный,
Конь мой, конь, славянский конь,
Дикий, непокорный!
Есть нам, конь, с тобой простор!
Мир забывши тесный,
Мы летим во весь опор
К цели неизвестной.
Чем окончится наш бег?
Радостью ль? кручиной?
Знать не может человек -
Знает бог единый!
Упаду ль на солончак
Умирать от зною?
Или злой киргиз-кайсак,
С бритой головою,
Молча свой натянет лук,
Лежа под травою,
И меня догонит вдруг
Медною стрелою?
Иль влетим мы в светлый град
Со кремлем престольным?
Чудно улицы гудят
Гулом колокольным,
И на площади народ,
В шумном ожиданье
Видит: с запада идет
Светлое посланье.
В кунтушах и в чекменях,
С чубами, с усами,
Гости едут на конях,
Машут булавами,
Подбочась, за строем строй
Чинно выступает,
Рукава их за спиной
Ветер раздувает.
И хозяин на крыльцо
Вышел величавый;
Его светлое лицо
Блещет новой славой;
Всех его исполнил вид
И любви и страха,
На челе его горит
Шапка Мономаха.
"Хлеб да соль! И в добрый час!-
Говорит державный.-
Долго, дети, ждал я вас
В город православный!"
И они ему в ответ:
"Наша кровь едина,
И в тебе мы с давних лет
Чаем господина!"
Громче звон колоколов,
Гусли раздаются,
Гости сели вкруг столов,
Мед и брага льются,
Шум летит на дальний юг
К турке и к венгерцу -
И ковшей славянских звук
Немцам не по сердцу!
Гой вы, цветики мои,
Цветики степные!
Что глядите на меня,
Темно-голубые?
И о чем грустите вы
В день веселый мая,
Средь некошеной травы
Головой качая?
1840-е годы
А.К.Толстой. Колокольчики мои...
http://poetree.ru/_bl/38/30665879.jpg
* * *
Зто очень нежное в описании природы стихотворение. Автор явно любуется русской степной природой летом. В этом стихотворении граф Алексей Константинович размышляет о судьбах Святой Руси – России. Он говорит здесь о вековечной традиции восточных славян: жить в единой могучей державе, которую они создавали веками. Ещё начиная с возникновения древнерусской государственности все восточнославянские племена стали жить в единой мощной империи - в Святой Руси. Так было и позднее – во времена существования Московского Царства и во времена Российской Империи.
Так было и при Советском Союзе
о очень нежное в описании природы стихотворение. Автор явно любуется русской степной природой летом. В этом стихотворении граф Алексей Константинович размышляет о судьбах Святой Руси – России. Он говорит здесь о вековечной традиции восточных славян: жить в единой могучей державе, которую они создавали веками. Ещё начиная с возникновения древнерусской государственности все восточнославянские племена стали жить в единой мощной империи - в Святой Руси. Так было и позднее – во времена существования Московского Царства и во времена Российской Империи.Так было и при Советском Союзе
«Всех его исполнил вид и любви, и страха. На челе его горит шапка Мономаха»,- это, по-моему, главное место в этом стихотворении, это апогей повествования. Автор явно является защитником монархических и традиционалистских принципов русской государственности.Он видит, как родные братья великоросский, малороссийский и белоросский народы кланяются своему Государю – Самодержцу Всея Руси. Звуки, которые свидетельствуют о пире и о единении и укреплении братских уз между братьями, очень не нравятся немцам, туркам и венграм – исконным врагам и соперникам России на мировой политической арене. Это и понятно. Ведь наши заклятые недруги стремятся во что бы то ни стало разъединить наши братские народы. На какое-то время это им удалось.
Само стихотворение по своим художественно-эстетическим качествам является прекрасным. Граф Алексей Константинович – был большой мастер слова!
Павел Иванов-Остославский
Николай Михайлович ЯЗЫКОВ
(1803 — 1847)
Нелюдимо наше море,
День и ночь шумит оно;
В роковом его просторе
Много бед погребено.
Смело, братья! Ветром полный,
Парус мой направил я.
Полетит на скользки волны
Быстрокрылая ладья!
Облака бегут над морем,
Крепнет ветер, зыбь черней, -
Будет буря! Мы поспорим,
И поборемся мы с ней.
Смело, братья! Туча грянет;
Закипит громада вод;
Выше вал сердитый встанет;
Глубже бездна упадет.
Там, за далью непогоды,
Есть блаженная страна:
Не темнеют неба своды,
Не проходит тишина.
Но туда выносят волны
Только сильного душой!
Смело, братья! Бурей полный,
Прям и крепок парус мой!
1829
Языков Николай Михайлович, русский поэт, родился 4 марта 1803 г. в Симбирской губернии, в семье зажиточного образованного помещика. Учился в Петербургском Горном кадетском корпусе, в Институте инженеров путей сообщения (1814-1820), на философском факультете Дерптского университета (1822-1829), но диплома так и не получил. Cерьезно занимался самообразованием. С 1829 г. жил в Москве. В 1833 г. тяжело заболел, уехал за границу, где прожил пять лет. В 1830-1840-х гг. сблизился со славянофилами. Умер 26 декабря 1846 г. в Москве. Лучшие стихи создал во время обучения в Дерптском университете.
Это стихотворение положено на музыку многими композиторами XIX века, в том числе К. Вильбоа (дуэт "Моряки"). Песня обычно называется по первой строчке - "Нелюдимо наше море". Наибольшую известность получила народная мелодия, и именно с ней "Нелюдимо наше море..." стала одной из самых популярных студенческих песен середины 19 века. Ее мелодия в дальнейшем использовалась в том числе и для революционных песен народников ("Крепко, дружно вас в объятья..." Михаила Михайлова, 1861 и др.).
К. П. Вильбоа (1817-1882) - профессиональный композитор и дирижер.
(прослушать песню "Нелюдимо наше море"можно обратившись к теме на нашем сайте - Концерты "Магические интонации великих певцов", п.13)
Алексей Николаевич Апухтин.
Русский поэт.
— современный поэт; род. 14 ноября 1841 в г. Болхове Орловской губ., происходит от древней дворянской фамилии, вышедшей из Франции; окончил курс в училище правоведения в 1859 г.; А. пишет немного, но его лира весьма симпатична; не становясь в область политических бойцов, он воспевает любовь, но не страстную, а тихую. Собрание его стихотворений изд. в Петербурге в 1886 г.
{Брокгауз}
Родился:
27 ноября 1840 г., Болхов, Орловская губерния, Российская империя
Умер:
29 августа 1893 г. (52 года), Санкт-Петербург, Российская империя
Алексей Николаевич Апухтин. Избранные стихотворения
К РОДИНЕ
Далеко от тебя, о родина святая,
Уж целый год я жил в краях страны чужой
И часто о тебе грустил, воспоминая
Покой и счастие, минувшее с тобой.
И вот в стране зимы, болот, снегов глубоких,
Где, так же одинок, и я печалью жил,
Я сохранил в душе остаток чувств высоких,
К тебе всю прежнюю любовь я сохранил.
Теперь опять увижусь я с тобою,
В моей груди вновь запылает кровь,
Я примирюсь с своей судьбою,
И явится мне вдохновенье вновь!
Уж близко, близко... Все смотрю я вдаль,
С волнением чего-то ожидаю
И с каждою тропинкой вспоминаю
То радость смутную, то тихую печаль.
И вспоминаю я свои былые годы,
Как мирно здесь и счастливо я жил,
Как улыбался я всем красотам природы
И в дебрях с эхом говорил.
Уж скоро, скоро... Лошади бегут,
Ямщик летит, вполголос напевая,
и через несколько минут
Увижу я тебя, о родина святая!
15 июня 1853
ЖИЗНЬ
О жизнь! ты миг, но миг прекрасный,
Мне невозвратный, дорогой;
Равно счастливый и несчастный
Расстаться не хотят с тобой.
Ты миг, но данный нам от Бога
Не для того, чтобы роптать
На свой удел, свою дорогу
И дар бесценный проклинать.
Но чтобы жизнью наслаждаться,
Но чтобы ею дорожить,
Перед судьбой не преклоняться,
Молиться, веровать, любить.
10 августа 1853
СТАРАЯ ДОРОГА
Я еду. На небе высоко
Плывет уж бледная луна,
И от селенья недалеко
Дорога старая видна.
И по дороге неизбитой
Звонки проезжих не гудят,
И лишь таинственно ракиты
По сторонам ее стоят,
И из-за них глядят уныло
Уж полусгнившие столбы
Да одинокая могила
Без упованья и мольбы.
И крест святынею своею
Могилы той не сторожит,
Лишь, наклонившися над нею,
Угрюмо шепчет ряд ракит.
И есть в окрестности преданье,
Что на могиле страшной той
Пресек свое существованье
Один страдалец молодой.
Однажды в ночь сюда пришел он
И имя Бога не призвал,
Но, адских мук и страсти полон,
Он в грудь вонзил себе кинжал.
И неотпетая могила
Дана преступника костям.
В ней песня слышалась уныло,
И тень являлась по ночам.
Всегда с боязнью и тревогой
Крестьянин мимо проходил,-
И скоро новую дорогу
Труд человека проложил...
10 августа 1854
ПОЭТ
Взгляните на него, поэта наших дней,
Лежащего во прахе пред толпою:
Она - кумир его, и ей
Поет он гимн, венчанный похвалою.
Толпа сказала: "Не дерзай
Гласить нам истину холодными устами!
Не нужно правды нам, скорее расточай
Запасы льстивых слов пред нами".
И он в душе оледенил
Огонь вскипающего чувства,
И тот огонь священный заменил
Одною ржавчиной искусства;
Он безрассудно пренебрег
Души высокое стремленье
И дерзко произнес, низверженный пророк,
Слова упрека и сомненья;
Воспел порочный пир палат,
Презренья к жизни дух бесплодный,
Приличьем скрашенный разврат,
И гордость мелкую, и эгоизм холодный...
Взгляните: вот и кончил он,
И, золото схватив дрожащею рукою,
Бежит поэт к бесславному покою,
Как раб, трудами изнурен!
Таков ли был питомец Феба,
Когда, святого чувства полн,
Он пел красу родного неба,
И шум лесов, и ярость волн;
Когда в простых и сладких звуках
Творцу миров он гимны пел?
Их слушал раб в тяжелых муках,
Пред ними варвар цепенел!
Поэт не требовал награды,-
Не для толпы он песнь слагал:
Он покидал, свободный, грады,
В дубравы тихие бежал,
И там, где горы возвышались,
В свободной, дикой стороне,
Поэта песни раздавались
В ненарушимой тишине.
29 сентября 1854
ЭПАМИНОНД
Когда на лаврах Мантинеи
Герой Эллады умирал
И сонм друзей, держа трофеи,
Страдальца ложе окружал,-
Мгновенный огнь одушевленья
Взор потухавший озарил.
И так, со взором убежденья,
Он окружавшим говорил:
"Друзья, не плачьте надо мною!
Недолговечен наш удел;
Блажен, кто жизни суетою
Еще измерить не успел,
Но кто за честь отчизны милой
Ее вовеки не щадил,
Разил врага,- и над могилой
Его незлобливо простил!
Да, я умру, и прах мой тленный
Пустынный вихорь разнесет,
Но счастье родины священной
Красою новой зацветет!"
Умолк... Друзья еще внимали...
И видел месяц золотой,
Как, наклонившися, рыдали
Они над урной роковой.
Но слава имени героя
Его потомству предала,
И этой славы, взятой с боя,
И смерть сама не отняла.
Пронзен ядром в пылу сраженья,
Корнилов мертв в гробу лежит...
Но всей Руси благословенье
И в мир иной за ним летит.
Еще при грозном Наварине
Он украшеньем флота был;
Поборник правды и святыни,
Врагов отечества громил,
И Севастополь величавый
Надежней стен оберегал...
Но смерть поспорила со славой,
И верный сын России пал,
За славу, честь родного края,
Как древний Грек, он гордо пал,
И, все земное покидая,
Он имя родины призвал.
Но у бессмертия порога
Он, верой пламенной горя,
Как христианин, вспомнил Бога,
Как верноподданный - царя.
О, пусть же ангел светозарный
Твою могилу осенит
И гимн России благодарной
На ней немолчно зазвучит!
26 октября 1854
Алексей Николаевич Апухтин. Избранные стихотворения
МАЙ В ПЕТЕРБУРГЕ
Месяц вешний, ты ли это?
Ты, предвестник близкий лета,
Месяц песен соловья?
Май ли, жалуясь украдкой,
Ревматизмом, лихорадкой
В лазарете встретил я?
Скучно! Вечер темный длится -
Словно зимний! Печь дымится,
Крупный дождь в окно стучит;
Все попрятались от стужи,
Только слышно, как чрез лужи
Сонный ванька дребезжит.
А в краю, где протекали
Без забот и без печали
Первой юности года,
Потухает луч заката
И зажглась во тьме богато
Ночи мирная звезда.
Вдоль околицы мелькая,
Поселян толпа густая
С поля тянется домой;
Зеленеет пышно нива,
И под липою стыдливо
Зреет ландыш молодой.
27 мая 1855
ПРЕДЧУВСТВИЕ
А. П. Апухтиной
Не знаю почему, но сердце замирает,
Не знаю почему, но вся душа дрожит,
Но сон очей моих усталых не смыкает,
Но ум мучительно над сердцем тяготит.
Я к ложу жаркому приникнул головою,
И, кажется, всю жизнь я выплакать готов...
И быстро предо мной проходят чередою
Все дрязги мелкие всех прожитых годов.
Я вспоминаю все: надежды и сомненья,
Былые радости и горе прежних дней,
И в памяти моей, как черные виденья,
Мелькают образы знакомые людей...
А мысль о будущем, как червь, меня снедает,
Немого ужаса душа моя полна,
И тьма меня томит, и давит, и смущает,
И не дождаться мне обманчивого сна.
1 июля 1855
К СЛАВЯНОФИЛАМ
О чем шумите вы, квасные патриоты?
К чему ваш бедный труд и жалкие заботы?
Ведь ваши возгласы России не смутят.
И так ей дорого достался этот клад
Славянских доблестей... И, варварства остаток,
Над нею тяготит татарский отпечаток:
Невежеством, как тьмой, кругом обложена,
Рассвета пышного напрасно ждет она,
И бедные рабы в надежде доли новой
По-прежнему влачат тяжелые оковы...
Вам мало этого, хотите больше вы:
Чтоб снова у ворот ликующей Москвы
Явился белый царь, и грозный, и правдивый,
Могучий властелин, отец чадолюбивый...
А безглагольные любимцы перед ним,
Опричники, неслись по улицам пустым...
Чтоб в Думе поп воссел писать свои решенья,
Чтоб чернокнижием звалося просвещенье,
И родины краса, боярин молодой
Дрался, бесчинствовал, кичился пред женой,
А в тереме царя, пред образом закона
Валяясь и кряхтя, лизал подножье трона.
25 января 1856
ЖИЗНЬ
К. П. Апухтиной
Песня туманная, песня далекая,
И бесконечная, и заунывная,
Доля печальная, жизнь одинокая,
Слез и страдания цепь непрерывная...
Грустным аккордом она начинается...
В звуках аккорда, простого и длинного,
Слышу я, вопль из души вырывается,
Вопль за утратою детства невинного.
Далее звуков раскаты широкие -
Юного сердца мечты благородные:
Вера, терпения чувства высокие,
Страсти живые, желанья свободные.
Что же находим мы? В чувствах - страдания,
В страсти - мученья залог бесконечного,
В людях - обман... А мечты и желания?
Боже мой! Много ли в них долговечного?
Старость подходит часами невольными,
Тише и тише аккорды печальные...
Ждем, чтоб над нами, в гробу безглагольными,
Звуки кругом раздались погребальные...
После... Но если и есть за могилою
Песни иные, живые, веселые,
Жаль нам допеть нашу песню унылую,
Трудно нам сбросить оковы тяжелые!..
29 февраля 1856
ШАРМАНКА
М.А. Апухтиной
Я иду через площадь... Звездами
Не усыпано небо впотьмах...
Только слякоть да грязь пред глазами,
А шарманки мотивы в ушах.
И откуда те звуки, не знаю,
Но, под них забываться любя,
Все прошедшее я вспоминаю
И ребенком вновь вижу себя.
В долгий вечер, бывало, зимою
У рояли я сонный сижу.
Ты играешь, а я за тобою
Неотвязчивым взором слежу.
То исчезнут из глаз твои руки,
То по клавишам явятся вдруг,
И чудесные, стройные звуки
Так ласкают и нежат мой слух.
А потом я рукою нетвердой
Повторяю урок в тишине,
И приятней живого аккорда
Твой же голос слышится мне.
Вот он тише звучит и слабее,
Вот пропал он в пространстве пустом...
А шарманка все громче, звучнее,
Все болезненней ноет кругом.
Вспоминаю я пору иную
И вот вижу: в столице, зимой,
И с колоннами залу большую,
И оркестр у подмосток большой.
Его речи, живой, музыкальной,
Так отрадно, мечтая, внимать,
То веселой, то томно-печальной,
И со мною твой образ опять.
И какие бы думе мятежной
Ни напомнил названья язык,
Все мне слышится голос твой нежный,
Все мне видится ясный твой лик.
Может быть, и теперь пред роялью,
Как и прежде, бывало, сидишь
И с спокойною, тихой печалью
На далекое поле глядишь.
Может быть, ты с невольной слезою
Вспоминаешь теперь обо мне?
И ты видишь: с постылой душою,
В незнакомой, чужой стороне
Я иду через площадь... Мечтами
Сердце полно о радостных днях...
Только слякоть да грязь пред глазами,
И шарманки мотивы в ушах.
25 марта 1856
НА НЕВЕ ВЕЧЕРОМ
Плывем. Ни шороха. Ни звука. Тишина.
Нестройный шум толпы все дальше замирает,
И зданий и дерев немая сторона
Из глаз тихонько ускользает.
Плывем. Уж зарево полнеба облегло;
Багровые струи сверкают перед нами;
Качаяся, скользит покорное весло
Над полусонными водами...
И сердце просится в неведомую даль,
В душе проносятся неясные мечтанья,
И радость томная, и светлая печаль,
И непонятные желанья.
И так мне хорошо, и так душа полна,
Что взор с смущением невольным замечает,
Как зданий и дерев другая сторона
Все ближе, ближе подступает.
30 мая 1856
ДОРОГОЙ
П.И. Чайковскому
Едешь, едешь в гору, в гору...
Солнце так и жжет;
Ни души! Навстречу взору
Только пыль встает.
Вон, мечты мои волнуя,
Будто столб вдали...
Но уж цифры не могу я
Различить в пыли.
И томит меня дремою,
Жарко в голове...
Точно, помнишь, мы с тобою
Едем по Неве.
Все замолкло. Не колышет
Сонная волна...
Сердце жадно волей дышит,
Негой грудь полна,
И под мерное качанье
Блещущей ладьи
Мы молчим, тая дыханье
В сладком забытьи...
Но тряска моя телега,
И далек мой путь,
А до мирного ночлега
Не могу заснуть.
И опять все в гору, в гору
Едешь, - и опять
Те ж поля являют взору
Ту ж пустую гладь.
15 июня 1856
НОЧЬ
К ***
Замолкли, путаясь, пустые звуки дня,
Один я наконец, все спит кругом меня;
Все будто замерло... Но я не сплю: мне больно
За день, в бездействии утраченный невольно.
От лампы бледный свет, бродящий по стенам,
Враждебным кажется испуганным очам;
Часы так глухо бьют, и с каждым их ударом
Я чую новый миг, прожитый мною даром.
И в грезах пламенных меж призраков иных
Я вижу образ твой, созданье дум моих;
Уж сердце чуткое бежит к нему пугливо...
Но он так холоден к печали молчаливой,
И так безрадостен, и так неуловим,
Что содрогаюсь я и трепещу пред ним...
Но утро близится... Тусклей огня мерцанье,
Тусклей в моей душе горят воспоминанья...
Хоть на мгновение обманчивый покой
Коснется вежд моих... А завтра, ангел мой,
Опять в часы труда, в часы дневного бденья,
Ты мне предстанешь вдруг, как грозное виденье.
Томясь, увижу я средь мелкой суеты
Осмеянную грусть, разбитые мечты
И чувство светлое, как небо в час рассвета,
Заглохшее впотьмах без слов и без ответа!..
И скучный день пройдет бесплодно... И опять
В мучительной тоске я буду ночи ждать,
Чтобы хоть язвами любви неутолимой
Я любоваться мог, один, никем не зримый...
20 октября 1856
Вы здесь » "КИНОДИВА" Кино, сериалы и мультфильмы. Всё обо всём! » Дом, семья и развлечения. » Стихи