ПРЕДИСЛОВИЕ
Немного на нашей планете городов, история кото¬рых насчитывает более 25 веков. И еще меньше древ¬них городов, чья биография была бы столь тесно связа¬на с судьбами многих государств и народов, как у Ви¬зантия — Константинополя — Стамбула — города в двух частях света, сооруженного самой историей моста меж¬ду Востоком и Западом. Перелистывая страницы его удивительной истории, можно совершить то путешест¬вие в далекое прошлое, которое позволяет отчетливо осознать всю силу человеческого созидания и всю ги¬бельность войн.
Желание написать очерки истории этого города воз¬никло у автора давно, в 1969—1970 гг., во время редак¬тирования брошюры А. Р. Юсупова «Стамбул», посвя¬щенной современному Стамбулу и его достопримеча-тельностям (М., 1970). В 1977 г. вышла книга «Город на двух континентах», написанная автором совместно с А. Р. Юсуповым (второе издание — 1981 г.). Эта ра¬бота ставила своей целью рассказать как об истории, так и о современной жизни Стамбула, его исторических и архитектурных памятниках:
Предлагаемая вниманию читателя книга целиком посвящена истории Византия — Константинополя — Стамбула. В ней частично использованы главы об исто¬рии города, написанные автором для «Города на двух континентах». Автор стремился не только изложить ос¬новные факты и события экономической, политической и культурной истории города, но и показать читателю менявшуюся с веками картину его жизни.
Иллюстрации к книге призваны помочь читателю представить себе облик города в разные исторические периоды. Среди них несколько гравюр, на которых за-
лечатлена жизнь Стамбула в первой половине прошло¬го века. Все они выполнены по рисункам, сделанным с натуры английским художником .Томасом Алломом (1804—1872), который был известен своими зарисов-ками картин городского и сельского быта в ряде стран Европы и Азии.
Автор намеренно не задерживает внимание читате¬ля на архитектурном облике Стамбула. Он поставил себе иную цель — дать читателю представление об этапах исторического развития древнего города на Бос-форе, о повседневной жизни его обитателей. Если же после знакомства с этой книгой читатель захочет под¬робнее узнать о его памятниках, сохранившихся до на¬ших дней, то он сможет обратиться к их обзору, содер¬жащемуся в двух упомянутых выше книгах.
Глава   I
МЕГАРСКИЕ КОЛОНИСТЫ НА БОСФОРСКОМ МЫСУ
Возникновение первых поселений на остроконечном мысу, омываемом водами Босфора и Пропонтиды (Мра¬морного моря), относится к VII—VI вв. до н. э., иными словами, к тем временам, когда финикийские и грече-ские купцы проложили морской торговый путь к бере¬гам Черного моря. Путь этот пролегал через Геллес¬понт (Дарданеллы), Мраморное море и Босфор. В ту пору мореплаватели и обнаружили залив, глубоко вре-зающийся в сушу в месте слияния Босфора и Мрамор¬ного моря. Это было отличное место для стоянки судов, их ремонта и отдыха моряков. Можно себе представить, как благодарили судьбу оказавшиеся здесь путешест-венники, утомленные трудным плаванием. Залив, напо¬минающий по форме рог, получил название «Золотой Рог».
Пролив Босфор разделяет две части света — Европу и Азию. Линии его европейского и азиатского берегов удивительно совпадают, так же как и характер почв и разрезы скал. Вероятно, когда-то, в далеком прошлом, здесь не было пролива. Природа словно сама решила помочь людям проложить морской путь из Средизем¬ного моря в Черное.
Первое подробное описание Босфорского проли¬ва — «Плавание по Босфору» — составил Дионисий Византийский, автор II или начала III в. н. э. Этот труд является ярким свидетельством того, что удобные гавани, плодородные земли, богатство флоры и фауны босфорских берегов издавна привлекали купцов и мо¬реходов.
Названия проливов связаны с образами греческой мифологии. Слово «Босфор» означает по-древнегречески «коровий брод»: в одном из мифов содержится рас-
5
сказ о том, что через этот пролив переправилась Ио, дочь Инаха, первого царя Арголиды, превращенная в корову богиней Герой, приревновавшей ее к Зевсу. Древнее наименование Дарданелл, «Геллеспонт» («Мо¬ре Геллы»), связано с легендой о царевне Гелле, кото¬рая погибла в водах пролива, спасаясь от преследова¬ний злой мачехи.
Финикийцы именовали Черное море «Ашкенас», т. е. «Море севера», а древние греки стали называть Понтон Евксинским— «Морем гостеприимным». Но море это не сулило мореходам древности безопасного плавания. Названием своим оно скорее обязано было плодородию и изобилию побережья. Во многих леген¬дах и мифах древней Греции отразились представления ее жителей о сказочно богатых странах, лежащих на берегах Понта Евксинского. Миф об аргонавтах свиде-тельствует о том, что древние греки знали путь через проливы к берегам страны золотого руна — Колхиды. В этом мифе отразилось и знакомство древнегреческих мореходов с опасностями плавания в Босфоре. Широко известна и древняя легенда о Симплегадах — страш¬ных скалах у самого входа в Понт, которые неожидан¬но сближались и уничтожали проходившие между ними корабли. В ней отразились вполне реальные труд¬ности и опасности пути через проливы.
О морском пути к берегам Понта рассказывали и древние географы. Гекатей Милетский (VI—V вв. до н. э.) в своем «Землеописании» повествовал о плава¬ниях греческих кораблей в водах Понта. Другой древ-негреческий автор, Гелланик (V в. до н. э.), писал о плавании греков по Босфору к берегам Понта Евксин¬ского.
Постепенно проливы превратились в очень важный торговый путь. На берегах Золотого Рога появились первые склады товаров и небольшие греческие поселе¬ния. Золотой Рог стал широко известен мореходам не только как безопасная стоянка, но и как место пополне¬ния запасов продовольствия.
В конце VIII в. до н. э. греческие колонисты — вы¬ходцы из Мегар, города на Коринфском перешейке, стали заселять берега Пропонтиды и Босфора. Мега-ры славились изделиями из овечьей и козьей шерсти, а также керамикой из распространенной в тех местах бе¬лой глины. Мегарские корабли плавали к Пропонтиде и Понту Евксинскому, Возвращаясь на родину, мегар-
ские купцы везли зерно, ибо продуктами хлебопашест¬ва Мегарида была весьма бедна.
В конце VIII в. до н. э. появилась первая мегарская колония на азиатском берегу Пропонтиды — Астак (бу¬дущая Никомедия). Несколько позже мегарские коло¬нисты основали на европейском берегу Пропонтиды Се-лимбрию — там, где некогда существовало фракийское поселение.
В греческой литературной традиции бытует рассказ о том, что еще в начале VII в. до н. э., примерно в 675 г., группа каких-то колонистов из Греции, возможно из Мегар, прибыла к берегам Пропонтиды и начала строи¬тельство города на берегах Золотого Рога. Однако вско¬ре колонисты переправились на азиатский берег Бос¬фора и основали там — буквально напротив ранее из¬бранного ими места — другую колонию, получившую название «Калхедон». Повествовавший об этом Геро¬дот назвал за это калхедонян «слепцами». Однако не слепотой, не ошибкой в выборе лучшего места, а мало¬численностью колонистов было вызвано их решение по¬кинуть европейский берег Босфора. Слишком трудной оказалась для них борьба с фракийским населением.
И все же Золотой Рог не переставал манить пересе¬ленцев из Греции. Их привлекали отличная естествен¬ная гавань, плодородные почвы, богатые леса, обилие рыбы.
Дионисий Византийский упоминал в своем труде о богатых разработках руд в копях по реке Хрисорас. Не прошло и двух десятилетий после первой попытки греков основать колонию на европейском берегу Бос¬фора, как там высадился новый отряд.
Множество легенд связано с историей выбора места для создания города. Одна из них приписывает эту честь храброму охотнику и воину Византу, сыну бога моря Посейдона и нимфы Кероессы, дочери Зевса и Ио. Дионисий Византийский писал, что названием своим город обязан был Византу — участнику плавания ар¬гонавтов.
Примерно одинаково излагают историю основания Византия древнегреческий историк Геродот (V в. до н. э.) и византийский хронист Евсевий (III—IV вв. и. э.). Приступая к созданию новой колонии, жители городов древней Греции обычно обращались к оракулу, чаще всего Дельфийскому, за одобрением или напутст¬вием. Когда жители Мегар решили создать очередную
колонию, глава будущих колонистов полководец Вн-зант получил от оракула совет построить город па фра¬кийском мысу, где рыба и олени водятся в изобилии.
Прибыв на указанное оракулом место, Визант и его спутники расположились лагерем между устьями двух рек — Кидарис и Барбнссы, воды которых были бога¬ты рыбой; прибрежные леса славились оленьей охотой. Колонисты начали совершать положенное перед за¬кладкой города жертвоприношение. В этот момент при¬летел коршун, схватил жертвенное животное и отнес его на вдающийся в Босфор конец мыса. Пастух, нахо-дившийся на одном из близлежащих холмов, указал Византу место, куда коршун унес добычу. Визант и его товарищи восприняли случившееся как указание свы¬ше и заложили город на холмистой оконечности Бос¬форского мыса.
Другая версия принадлежит древнегреческому ис¬торику и географу Страбону (ок. 63 г. до н. э.— ок. 20 г. н. э.). Страбон рассказывает, что, когда жители Мегар обратились к Дельфийскому оракулу за советом, где выбрать место для основания новой колонии, тот дал туманный ответ: «Постройте колонию напротив сле¬пых». Смысл его слов стал ясен колонистам только тог¬да, когда их корабли достигли берегов Босфора. Ис-следовав местность, Визант сказал своим спутникам, что -оракул явно имел в виду колонистов, основавших Калхедон, ибо только слепые могли не оценить бес¬спорных преимуществ места на мысу между Золотым Рогом и Пропонтидой на европейском берегу Босфора. Напротив Калходона и начали колонисты строитель¬ство города, названного именем Византа. Этот леген¬дарный рассказ наиболее часто встречается в повест¬вованиях греческих и византийских историков.
Так на Босфорском мысу возник и стал быстро расти Византии — город искусных мореходов и рыба¬ков, предприимчивых купцов, умелых хлебопашцев и ремесленников. Благоприятные природные условия и необычайно выгодное местоположение позволили ему быстро стать крупнейшей греческой колонией на мор¬ском пути, соединяющем Пропонтиду и Поит.
Датой основания Византия историческая традиция называет 660 г. до н. э. Она указана в хронике упоми¬навшегося нами Евсевия.
Грекам пришлось длительное время вести ожесто¬ченную борьбу с населявшими эта края фракийски?.!и
племенами. Фракийцы нападали на греческие суда, на лагеря первых колонистов. Стремясь заманить корабли греков в ловушку, они выставляли на берегах Босфора и Золотого Рога ложные сигнальные огни. Иногда фра¬кийцам удавалось захватывать греческие поселения. Геродот рассказывает о нападении фракийцев, во время которого они захватили греческий город Абдеры на се¬верном побережье Эгейского моря.
Жителям Византия противостояло фракийское пле¬мя финов. Воины этого племени были известны своей храбростью. Особенно славились они умением вести бой ночью. Сражения с воинственными соседями ока¬зались тяжелым испытанием для жителей нового горо¬да, но удача сопутствовала пришельцам. После ряда кровопролитных сражений большинство фракийцев по¬кинули свои земли и ушли в глубь страны. Оставшиеся признали власть византийцев.
Жители Византия обнесли город стенами, сложен¬ными из огромных четырехугольных каменных блоков, увенчали их сторожевыми башнями и опоясали глубо¬кими рвами. Павсаний (II в.) считал, что только гран-диозные стены основанного в IV в. до н. э. греческого города Мессении были крепче византийских. Особенно мощны были стены, ограждавшие Византии со стороны суши, откуда в любой момент можно было ожидать на¬падения. Их искусная кладка и необычайная крепость нашли отражение в легенде, в которой рассказывалось о том, что они были сооружены с помощью Посейдона и Аполлона. В легендах и преданиях стены Византия назывались «богоданными».
Прекрасный климат Средиземноморья и плодоро¬дие земель, окружавших древний Византии, позволили превратить новую колонию в цветущий сад. Рассказы¬вая о природных богатствах края, Дионисий Византий¬ский с восхищением описывал его земли, дававшие бо¬гатые урожаи винограда и садовых культур. Здесь было множество финиковых пальм и тутовых деревьев. Лав¬ры, смоковницы и кипарисы украшали сады византий¬цев. Полибий (III—II вв. до н. э.) называл эту землю плодороднейшей и писал о том, что она приносила бо¬гатые урожаи. В лесах в изобилии водились кабаны и олени. Не случайно говорил Дионисий Византийский, что здесь «земля состязается с морем». Одним из основ¬ных занятий местных жителей было рыболовство. Ви¬зантийские купцы скоро начали отправлять соленую
8
рыбу для продажи в другие города. Не беден был край и природными ископаемыми. Древнегреческие ис¬торики писали о том, что здесь добывали золото и медь.
Но главным богатством Византия было его местопо¬ложение. Город вырос на одной из важнейших торго¬вых артерий античного мира. Здесь со временем пере¬секутся великий путь «из варяг в греки» и торговые пути из Средней Азии и Индии в Европу. Развитие го¬рода и его возвышение были связаны прежде всего с его ролью главного транзитного пункта понтийского торгового пути. И чем более развивалось морское сооб¬щение между городами древней Греции и колониями на берегах Понта Евксинского, тем большее значение приобретал Византии.
Греческие колонии на берегах Понта были торговы¬ми посредниками между Элладой и кочевниками чер¬номорских степей, а также народами, населявшими Кав¬каз и его черноморское побережье. Из понтийских ко-лоний греческие купцы везли через проливы в Грецию и Малую Азию хлеб и пушнину, корабельный и строе¬вой лес, мед, воск, рыбу и скот. Из городов метрополии они доставляли к берегам Понта вина и оливковое мас¬ло, ткани, керамику, другие изделия ремесленников. Важнейшим предметом вывоза из Понта в Грецию в классический период был хлеб. Города древней Греции в этом отношении целиком зависели от припонтийских земель. Груженные столь важным товаром многочислен-ные торговые суда никак не могли миновать Византия. Быть может, не простым совпадением обстоятельств яв¬ляется тот факт, что новый город возник именно в ту пору, когда города балканской Греции стали испыты-вать особенную нужду в хлебе, привозившемся из пон¬тийских колоний. На этом «хлебном пути» непременно должен был появиться город, подобный Византию. Соз¬давшие его мегарские колонисты сразу же оказались хо-зяевами важнейшего транзитного пункта на пути тор¬говцев и мореходов. Одно это сулило Византию быст¬рое процветание. И город рос и богател. Именно тор¬говля стала основой его бурного развития.
Роль Византия как ключевого пункта на понтий-ском торговом пути отмечал Полибий: «С моря мест¬ность прилегает к устью Понта и господствует над ним, так что ни одно торговое судно не может без соизво¬ления византийцев ни войти в Понт, ни выйти из него. Поит обладает множеством предметов, весьма нужных
10
для человека, и все это находится в руках византийцев. Так, прилегающие к Понту страны доставляют нам из предметов необходимости скот и огромное множество рабов, бесспорно превосходнейших; из. предметов рос¬коши они же доставляют нам в изобилии мед, воск и соленую рыбу. От избытка наших стран те народы по¬лучают оливковое масло и всякого рода вино; хлебом они обмениваются с нами, то доставляя его нам, когда это нужно, то получая от нас. Эллины принуждены были бы или вовсе потерять торговлю всеми этими товара¬ми, или лишиться выгод от нее, если бы византийцы пожелали вредить им, соединившись с галатами или еще больше с фракиянами, или если бы они не жили в тех местах; тогда, несомненно, Понт был бы закрыт для нас по причине узости прохода в него и по много¬численности варварских народов, живущих у берегов». Но не только торговля была основой быстрого раз¬вития и процветания Византия. Ему принадлежали и значительные земельные площади, в том числе на ази¬атском берегу Босфора. Их обработка также стала ис¬точником благосостояния города. Другим источником его богатства явилось рыболовство. С первых же веков существования Византия в нем развивалось солеваре¬ние и производство принадлежностей для рыбной лов¬ли. Местные ремесленники производили также керами¬ческие изделия. Занимались византийцы и рудными разработками.
Глава   II
НА  ПЕРЕКРЕСТКЕ  ПУТЕЙ ТОРГОВЫХ И ВОЕННЫХ
Первые несколько столетий своего существования новый город не раз оказывался в орбите военных столк¬новений между разными государствами и народами. Первые тяжкие испытания выпали на долю византий¬цев в период греко-персидских войн конца VI — начала V в. до н. э. Персидский царь Дарий I (522—486 гг. до н. э.) в 512 г. до н. э. предпринял большой поход, од¬ной из основных целей которого было установление контроля над черноморскими берегами. Войска Дария, переправившись через проливы, пересекли Фракию, а затем повернули на север и форсировали Дунай, чтобы достичь скифских степей. Скифский поход окончился для персов неудачей, но зато в их руках оказались бе-рега Геллеспонта и фракийское побережье.
У нас нет точных сведений о том, как захватили вои¬ны Дария древний Византии. Несомненно, что это про¬изошло вскоре после переправы войск Дария через Босфор, когда в самом узком месте пролива был соо¬ружен мост. По некоторым сообщениям, покинутый жи¬телями город был тогда разрушен до основания. По дру¬гим источникам, византийцы признали власть персов и даже участвовали в строительстве моста. Возможно, правда, что Византии, как и другие греческие города-колонии на Босфоре, еще до скифского похода Дария признал власть персидского царя. Во всяком случае, Геродот, повествуя о том, как войска Дария прибыли к Геллеспонту и как шло сооружение переправы через Босфор, не упоминает ни о покорении Дарием городов на босфорских берегах, ни о добровольном признании их жителями власти персов. Вместе с тем он рассказы¬вает о том, как восставали геллеспоптские города, как героически сопротивлялись войскам полководца Дария, 12
Мегабаза, жители Перинфа. И хотя Мегабазу удалось сломить сопротивление греческих городов-колоний, до¬биться их полной и длительной покорности он не смог.
Сменивший Мегабаза Отан также столкнулся со стремлением греческих колоний во Фракии и на бере¬гах Геллеспонта и Босфора к независимости. Рассказы¬вая о борьбе греческих городов против войск Дария, Геродот в числе противников персов называет Визан¬тии и Калхедон. Трудно ручаться за достоверность этих сведений, так как непосредственного участия в сраже¬ниях византийцы не принимали. Тем не менее анти-персидские настроения горожан, их готовность поддер¬жать сопротивление персидским завоевателям не вызы¬вают сомнений.
Когда в городах Ионии в 490 г. до н. э. вспыхнуло восстание против персидского ига, одной из основных целей греков было освобождение Геллеспонта и Босфо¬ра. Ионийские города сильнее других пострадали от за¬хвата проливов Дарием: ставшие союзниками персов традиционные торговые соперники ионийцев — фини¬кийцы сосредоточили в своих руках почти всю торгов¬лю в Причерноморье. Восставшие ионийцы на некото¬рое время освободили от персов и подчинили себе почти все геллеспонтские и босфорские города, в том числе Византии.
Власть в Византии захватил Гистий Милетский — один из руководителей восстания. Между тем войска персов жестоко подавляли очаги восстания в Ионии. Когда Гистий узнал о трагической судьбе Милета, взя¬того персами штурмом и разрушенного до основания, ои покинул Византии. Гистий был авантюристом, ко¬торый служил в это бурное время попеременно то гре¬кам, то персам. Свою власть в Византии он употребил для личного обогащения. Он захватывал и грабил суда, которые везли товары из Понта.
В борьбе персов с греками финикийцы оказали во¬енную помощь персам. В 494—493 гг. до н. э. персид¬ские войска при поддержке флота финикийцев восста¬новили владычество Дария на всем побережье Малой Азии, а также на берегах Геллеспонта, Пропонтиды и Босфора.
Рассказывая об этих событиях, Геродот писал, что жители Византия и Калхедона покинули свои города, добрались до берегов Понта Евксинского и поселились на западном его побережье, в г. Месембрии (совр. Не-
13
себыр). Можно, однако, предположить, что знать оста¬лась в Византии, ибо в подавляющем большинстве ойа была настроена персофильски. Финикийцы, котором персы передоверили расправу с непокорными гречески¬ми колониями Геллеспонта и Пропонтиды, действова¬ли с крайней жестокостью по отношению к своим по¬бежденным конкурентам. Они сожгли дотла многие го¬рода. Разрушен был и Византии.
Более десяти лет город находился под властью пер¬сов. Здесь был размещен сильный персидский гарнизон, державший под контролем путь через проливы. В тот период возможности морской торговли резко сузились. Понтийский хлеб поступал в Грецию с огромными труд¬ностями.
После сражений при Платеях и Микале (479 г. до н. э.), в ко-торых войска персов были разбиты, греки приступили к освобождению пути через проливы. Вес¬ной 478 г. до н. э. греческая эскадра в составе 50 кораб¬лей под командованием спартанца Павсания подошла к Византию. После недолгой осады греки овладели го¬родом. Правителем стал Павсаний. В руки победителей попали многие персидские вельможи, в их числе и род-ственники персидского царя.
В дальнейшем борьба за обладание Византией раз¬вернулась между двумя крупнейшими греческими го¬сударствами той эпохи — Афинами и Спартой. Ее ост¬рота была предопределена тем, что Афины стремились к господству над проливами для обеспечения свободы плавания своих судов к берегам Понта Евксинского. Афиняне зависели от привоза понтийского хлеба, а понтийские рынки были важнейшим местом сбыта продукции афинских ремесленников.
Между правительством Спарты и Павсанием, вына¬шивавшим честолюбивые планы установления своей власти над всей Спартой, возникли разногласия. Спар¬танский наместник попытался прибегнуть к помощи персидского царя. Он отпустил на свободу персидских вельмож и военачальников, которые попали в его руки при взятии Византия. Вскоре отношения Павсания с правительством Спарты приобрели такой характер, что Афины сочли момент благоприятным для захвата Ви¬зантия. Отныне война с Павсанием уже не была для Афин равнозначна войне против Спарты. В 470 г. (или 469 г.) до н. э. флот афинян захватил Византии. Город был присоединен к созданному в 477 г. до н. э. Афин-
14
скому морскому союзу, который -затем превратился в морскую державу под главенством Афин. Афинский флот господствовал на море и решительно пресекал по¬пытки союзных городов воспротивиться диктату Афил и выйти из союза. Под надзором Афин находилась и торговля союзных городов. Афиняне установили конт¬роль над понтийским торговым путем, а Византии стал играть роль опорного пункта Афинского морского сою¬за в черноморских проливах.
В середине V в. до н. э. Византии превратился в наиболее оживленный порт на всем морском пути от Афин к берегам Боспорского царства. Портовые пош¬лины стали одним из источников благосостояния Ви¬зантия. В это время уже существовал обычай даровать чужестранцам в виде особой и почетной привилегии право беспрепятственного пользования византийской гаванью. Показателем экономического могущества Ви¬зантия может служить тот факт, что с конца V в. до н. э. город начал чеканить свою собственную серебря¬ную монету. До той поры Византии использовал золо¬тые монеты Кизика, города на южном берегу Пропон¬тиды. Первые византийские монеты чеканились с изоб¬ражением быка на дельфине — эмблемой Византия. В городе возросло влияние торговцев, ремесленников и мореходов. Ранее игравшая ведущую роль в политиче¬ской жизни Византия землевладельческая знать посте¬пенно вынуждена была уступить первенство купцам и мореплавателям. О богатстве Византия можно судить по тому, что он был в числе тех городов Афинского морского союза, которые многие годы выплачивали Афинам самый большой фброс — денежный взнос в союзную казну. Корабли и воины Византия участвова-вали в ряде военных предприятий Афин, в частности в морских экспедициях для усмирения непокорных со¬юзных городов.
В Византии, как и в других городах Афинского мор¬ского союза, установился строй рабовладельческой де¬мократии, когда носителем верховной власти был на¬род, под которым подразумевалось все свободное насе¬ление города. Высшая законодательная власть принад-лежала народному собранию. Собрание контролировало также продажу и сдачу в аренду государственных зе¬мель, устанавливало налоги, решало вопросы, связан¬ные с дарованием гражданских прав; кроме того, оно ведало всем, что касалось отношений Византия с други-
15
ми городами Греции и сопредельными странами и наро¬дами. Часть землевладельческой знати стала занимать¬ся торговлей, но многие из прежних олигархов относи¬лись крайне враждебно к новым порядкам и только ждали случая, чтобы выступить против демократии и ее оплота — Афин. В дальнейшем враждебное отноше¬ние к Афинам распространилось и на торгово-ремеслен-ные круги Византия. Их недовольство объяснялось тем, что Афины во имя собственных интересов дотошно рег¬ламентировали торговую деятельность византийцев. Да и форос вскоре стал весьма тяжким бременем для каз¬ны Византия.
• Во время восстания, поднятого против Афин олигар¬хами острова Самос, Византии встал на сторону вос¬ставших. Афиняне подавили сопротивление самосских олигархов, но демократический строй, установленный ими на острове, оказался недолговечным. Олигархи вскоре возвратили себе власть и, заручившись под¬держкой персов, начали готовить восстание союзных городов против Афин, мечтая отнять у афинян гегемо¬нию на Эгейском море и вынашивая планы установле¬ния контроля над черноморскими проливами. Они на¬шли поддержку у недовольных демократическим прав¬лением византийских олигархов. Когда в 440—439 гг. до н. э. самосские олигархи вновь восстали против Афин, византийцы опять поддержали Самос. Они, правда, активно не участвовали в войне, но заявили о своем выходе из союза и перестали вносить форос. Вос¬стание на Самосе оказалось мощным. Только после де¬вятимесячной блокады остров был захвачен афиняна¬ми. :Самосцы были сурово наказаны, но византийцам удалось избежать жестокой кары. Афины, крайне за-интересованные в покорности византийцев, ограничи¬лись лишь незначительным повышением суммы фо-роса.
В годы Пелопоннесской войны между Афинским морским союзом и Пелопоннесским союзом во главе со Спартой (431—404 гг. до н. э.) значение торгового пути через проливы еще более возросло. Афины установили строжайший контроль над Геллеспонтом и Босфором. Была учреждена сторожевая" служба, которая зорко следила за тем, чтобы через проливы проходили только суда афинян и их союзников. Особая роль была отведе¬на Византию. Сюда доставляли весь хлеб с берегов Се-верного Причерноморья, а отсюда он уже отправлялся
16
в разные города Афинского морского союза, причем власти Афин строго регламентировали распределение хлеба и другого продовольствия, шедшего к берегам Греции через Византии.
В тот период Византии был не только важным тор¬говым пунктом и портом. Византийцы располагали та¬кими вооруженными силами, что к ним не раз обраща¬лись за военной поддержкой другие греческие города, выросшие на берегах Босфора. В частности, в 416 г. до н. э. жители Калхедона попросили у Византия помощь, чтобы отразить нападение вифинцев *. Византии послал большое войско, в результате вифинцы были полностью разгромлены. Подобные ситуации, естественно, еще больше увеличивали значение Византия среди городов Босфора и Геллеспонта.
В ходе Пелопоннесской войны, в которой Афины потерпели ряд поражений, потеряв почти весь свой флот, Византии вновь на некоторое время оказался под властью Спарты. В 412 г. на сторону Спарты перешли Хиос, Эритры, Клазомены, Лесбос, многие греческие го¬рода побережья Малой Азии. В 411 г. небольшая спар¬танская эскадра под командованием Геликса овладела Византией. Проливы оказались под контролем спартан-цев, верховная власть в городе перешла в руки спар¬танского наместника Клеарха. Он, однако, не слишком вмешивался во внутренние дела Византия, не желая в трудное военное время вызывать недовольство жите-лей.
Легкость, с которой спартанцам удалось на этот раз захватить Византии, объяснялась не только военными неудачами афинян. Византийское купечество было не¬довольно финансовой политикой Афин, заменивших для торговых городов форос пятипроцентной пошлиной на все ввозимые и вывозимые товары. Для византийцев это было крайне невыгодно, ибо резко снижало их доходы от транзитной торговли.

Славе города на Босфорском мысу немало способст-
30
вовало то обстоятельство, что Византии превратился к этому времени в важный культурный центр. Византий¬цам были знакомы высокие образцы литературы и на¬уки, музыки и архитектуры, изобразительного искусст¬ва. Философ Леон и историк Деметрий, поэтесса Миро и поэт Парменон были известны как авторы выдающих¬ся произведений. К сожалению, до наших дней не до¬шли их сочинения, мы знаем о них лишь но упомина¬ниям в трудах более поздних историков. Но для совре¬менников их деятельность превращала Византии в важ¬ный очаг культуры.
Как видим, к концу своего четырехвекового сущест¬вования Византии превратился в крупный город-госу¬дарство, сыгравший большую роль в эпоху эллинизма. Византийцы приобрели славу искусных мореходов и предприимчивых купцов, ловких дипломатов и умелых ремесленников, храбрых воинов и талантливых строи¬телей.
После описанных выше событий Византии длитель¬ное время оставался одним из самых процветающих го¬родов Восточного Средиземноморья. Но история готови¬ла ему новые испытания и совершенно иную славу.
Глава  III
«НОВЫЙ РИМ» НА БЕРЕГАХ ПРОПОНТИДЫ
Совершенно новая полоса в жизни Византия была подготовлена, как это часто бывает в истории, событи¬ями, происходившими далеко от него и, казалось, не имевшими к нему никакого отношения. Пока Византии благополучно развивался и процветал как крупнейший торговый город Восточного Средиземноморья, западные районы Средиземного моря стали ареной ожесточенной борьбы между Карфагенской державой и Римом за гос¬подство в этом регионе. В кровопролитных сражениях во время Пунических войн (III—II вв. до н. э.) закла¬дывались основы могущества Римской империи. Это не могло рано или поздно не коснуться города, стоявше¬го на перекрестке торговых и военных путей. После по-корения Греции и Македонии, окончательного разгро¬ма Карфагена и превращения государства Селевкидов в римскую провинцию Рим стал крупнейшей державой Средиземноморья и полным его властелином.
Завоевания римлян во Фракии почти вплотную при¬близили их владения к границам Византия. Однако жителям богатого торгового города долгое время уда¬валось оставаться в стороне от военных бурь, бушевав¬ших на территории сопредельных стран.
Отношения с Римом на первых порах складывались для Византия весьма благоприятно. Его независимость и статус свободного города-государства были признаны Римом. Римляне объявили его союзным городом, ока-зывали всяческое покровительство его жителям, способ¬ствовали развитию византийской торговли, даже возвра¬тили Византию право взимать таможенную пошлину с судов, проходивших через Босфор. Однако, после того как власть Рима в Средиземноморье стала безраздель-
32
иой, римляне лишили византийцев этого важнейшею источника доходов: право взимать пошлину они были вынуждены уступить Риму. Так было положено начало постепенному превращению вольного города в римское владение.
Власть Рима в Византии выражалась в назначении римского наместника, но в делах городского управле¬ния византийцы сохраняли автономию до конца II в. н. э. Лишь на некоторое время в годы правления импе¬ратора Веспасиана (69—79) в руки наместника пере¬шла вся власть в городе. Автономию византийцев во внутренних делах Рим вскоре восстановил, желая со¬хранить их покорность.
Первые два столетия нашей эры Византии продол¬жал оставаться одним из самых богатых торговых горо¬дов Средиземноморья. В нем успешно развивались ре-. месла, а византийские корабли можно было видеть почти во всех портах региона. Как и прежде, строитель¬ное искусство византийцев славилось далеко за его пре¬делами. Византийских мастеров охотно приглашали для строительства храмов и оборонительных сооружений во многие города Причерноморья. В Византии того вре¬мени жили многие замечательные ученые, в том числе выдающийся историк и географ Дионисий Византий¬ский.
Историки не раз отмечали, что византийцам удава¬лось искусно лавировать в обстановке борьбы сильных и воинственных государств, сохраняя свою независи¬мость. Некоторые хронисты .даже упрекали византий¬цев за то, что они всегда ухитрялись вставать на сторо¬ну сильнейшего. Однако одной ошибки византийцы не избежали, и именно она оказалась для них роковой. В результате Византию было суждено пройти через тя¬желейшие испытания.
Произошло это в конце II в., в тот период, когда в Римской империи в очередной раз разгорелась борьба за власть. После смерти императора Коммода (180— 192) различные легионы одновременно провозгласили императорами трех военачальников — легата Сирии Пес¬це ния Нигера, легата Британии Клавдия Альбина и ле¬гата Паннонии Септимия Севера. Последний обладал недюжинными способностями. Римский историк Геро-диан говорил, что в этом человеке все «вызывало удив¬ление, больше всего — присутствие ума, стойкость, твердая уверенность, смелость в дерзновениях». Он же
33
считал Септимия Севера великим полководцем, умев¬шим делить со своими воинами все тяготы длительных походов и кровопролитных сражений. Септимий Север быстро занял Рим, заключил союз с Клавдием Альби-ном и двинулся в поход против Песцения Нигера, ко¬торый к тому времени подчинил себе восточные рай¬оны империи. Византии признал власть Нигера и ока¬зал ему помощь в борьбе с Севером. Однако Нигер по¬терпел поражение и погиб. Септимий Север решил при¬мерно наказать всех, кто стал на сторону Нигера. На поддерживавшие Нигера города была наложена тяже¬лая контрибуция. Но особенно печальная участь постиг¬ла Византии.
В 196 г. войска Септимия Севера начали осаду Ви¬зантия. Она продолжалась три года. Византийцы сра¬жались поистине героически. В ряды защитников горо¬да встали женщины. Горожанки даже отрезали себе во¬лосы, чтобы сплести из них .тетивы для луков. Осажден¬ные испытывали муки голода, питались мясом кошек и крыс, даже мясом умерших. В конце концов голод сло¬мил сопротивление защитников Византия. Город сдал¬ся на милость победителя. Север жесточайшим образом расправился с побежденными. Он приказал казнить всех оставшихся в живых воинов, отнял у Византия ав¬тономию, подчинив его Перинфу; жители Византия бы¬ли принуждены платить римскому императору огром¬ную подать. Но и этого Северу показалось мало. Он повелел разрушить все сколько-нибудь значительные здания и срыть городские стены.
Историки повествуют о том, что впоследствии Север раскаивался в том, что подверг Византии такому разру¬шению. Ведь тем самым Север лишился прекрасно ук¬репленного города, расположенного в стратегически важном районе империи. Некоторое время спустя им-ператор начал восстанавливать уничтоженные по его ' же приказу дворцы и храмы, общественные здания. Главную заслугу в восстановлении Византия история приписывает сыну Септимия Севера — будущему импе-ратору Каракалле (211—217). Однако последствия трехлетней осады и жестокости победителя оказались столь велики, что город потерял былое величие. К то¬му же ои постепенно утратил свою исключительную роль в транзитной торговле. Упадок города еще более усилился после того, как в период войн, которые вел один из так называемых солдатских императоров Ри-
34
ма, Гаялиен (253—268), он еще раз подвергся опусто¬шительному нашествию римских войск.
И все же через несколько десятилетий Византию было суждено не только вновь восстать из руин, но да¬же занять в империи место самого Рима. Этот неожи¬данный поворот в его истории связан с деятельностью римского императора Константина Великого (306— 337), который прославился признанием христианства, ставшего при нем государственной религией. И все же имя Константина Великого вошло в историю более все¬го как имя создателя столицы Римской империи.
Разные причины побудили Константина основать на месте древнего Византия новую столицу. Прежде все¬го императора беспокоили настроения римской знати, которая была недовольна утратой сенатом политиче¬ской роли. Константин стремился создать новый центр империи, достаточно удаленный от Рима с его непре¬рывными усобицами в борьбе за императорский трон.
Сложилось множество легенд, повествующих об об¬стоятельствах, которые привели Константина к реше¬нию основать новую столицу своего государства. В од¬ной из них рассказывается о том, как Константину, рас-положившемуся лагерем у Византия, где заперся его соперник, Лициний, в сновидении явилась знатная да¬ма, которая вдруг преобразилась, превратившись в мо¬лодую девушку сказочной красоты; после этого Кон-стантин возложил на нее знаки царской власти. Сон поразил Константина, и он решил, что в образе женщи¬ны перед ним предстал только что увиденный город, которому он должен вернуть величие и богатство. Су-ществует и рассказ о том, что в период борьбы за власть с Лицинием Константин осаждал Византии и пришел к выводу, что именно здесь должна быть создана новая столица. Во всяком случае, государственные способно¬сти императора проявились в том, что он оценил исклю¬чительные выгоды местоположния Византия, находив¬шегося на стыке Европы и Азии и предоставлявшего тому, кто владеет этим городом, возможность осуществ¬лять контроль над важнейшими торговыми путями.
Новый город был заложен в 324 г. Император сам решил обозначить границы его территории. Предание гласит, что Константин, взяв в руки копье, возглавил торжественную процессию, путь которой он повелел от-мечать как границу города. Константин и его спутники совершили круговой маршрут, который замкнул в коль-
35
цо будущих городских стен значительную часть хол¬мистой территории Босфорского мыса. Приближенные императора рискнули сказать ему, что город будет слишком велик. На это Константин ответил, что будет идти до тех пор, «пока не остановится некто, идущий впереди...». Так он решил продемонстрировать своему окружению, что его действиями руководит высшая си¬ла. Но если отвлечься от легендарных деталей, то оче¬видно, что Константин был прав, намечая подобные-размеры города. Вероятно, император понимал, что не¬обходим значительный простор для заселения новой столицы, которая имела все основания стать богатей¬шим торговым городом. Порт будущей столицы должен был быть также обширен, чтобы принимать сотни су¬дов со всех концов света.
Очерченное Константином пространство было внача¬ле обнесено земляным валом, а затем началось гигант¬ское по тем временам строительство. Император прика¬зал доставить в Византии известных архитекторов, строителей и скульпторов. Он даже повелел, чтобы зод¬чие, ваятели, живописцы, плотники и каменщики осво¬бождались от всяких государственных повинностей. Желая ускорить строительство, Константин издал за¬кон, который обязывал всех владельцев недвижимого имущества в городах империи на берегах Поита и в ее азиатских владениях иметь в новой столице' хотя бы один дом. Только при выполнении этого условия они могли завещать свое имущество наследникам. Трудно определить, насколько строго соблюдался этот закон, но ясно одно: Константин делал все возможное, чтобы го¬род рос невиданными ранее темпами. Он поощрял пе¬реселение в новый город жителей из других городов и местностей своего государства.
Многих римских сановников, пребывание которых в вовой столице государства Константин счел необхо¬димым, он переводил сюда насильно. Не желавших пе¬реселяться вельмож Константин послал в поход против персов, отобрав у всех перстни с именными печатями. Затем к оставшимся в Риме семьям этих вельмож были отправлены запечатанные перстнями письма, содер¬жавшие приказание переселиться в новую столицу. По¬ка семейства знатных римлян собирались в далекий путь, Константин повелел быстро построить для них дома, бывшие копиями их римских жилищ. Когда са¬новники и военачальники Константина возвратились
36
из похода, они нашли свои семьи в новой столице, в до¬мах, не отличавшихся от их римских особняков. Воз¬можно, этот эпизод легендарен, зато достоверны сведе¬ния о том, что Константин установил правило, согласно которому лицам, обзаводившимся домом в новом горо-де, бесплатно выдавались хлеб, масло, вино и топливо. Эта так называемая продовольственная премия сущест¬вовала около полувека. Она сыграла большую роль в привлечении в город тысяч новых жителей, в том числе ремесленников и торговцев, мореходов и рыбаков. На¬селение росло очень быстро и к концу IV в. достигло 100 тыс.
Торжественная церемония провозглашения новой столицы римлян состоялась 11 мая 330 г. Церемония сопровождалась религиозными обрядами, как христи¬анскими, так и языческими. Императору, основателю нового города, во время церемонии воздавались боже¬ские почести, как Гелиосу — богу Солнца. Сам город был посвящен богине Тихе — благоприятной судьбе. В тот же день был издан императорский эдикт о наиме¬новании города «Новым Римом». Текст эдикта был вы¬сечен на мраморной колонне. Однако это наименование не прижилось. Вскоре город стали называть Константи¬нополем — городом Константина. Под таким названием он и вошел в историю. В память основания города Кон-стантин велел отчеканить монету. На одной из ее сто¬рон был изображен сам император в шлеме и с копьем в руке. Здесь же была надпись — «Константинополь». На другой стороне была изображена женщина с колось¬ями в правой руке и рогом изобилия в левой. Новый го¬род Константин посвятил деве Марии. Он повелел возд¬вигнуть в ее честь стелу из красного порфира на бело¬мраморном пьедестале. Памятник этот Константин чтил особо. Проезжая мимо него, он всегда сходил с ко¬ня и то же самое приказывал делать свите.
Император, давший новую жизнь древнему городу, был невероятно властолюбив, умен и осторожен. В ин¬тересах укрепления института императорской власти он шел на ломку сложившихся взглядов и традиций, хо¬тя его и отличало глубокое уважение к прошлому Рима и его традициям. Константин обладал способностью приобретать сторонников, не стесняясь использовать при этом лицемерие, хитрость или демагогию. В то же время он мог прийти в бешенство, натолкнувшись на труднопреодолимую преграду или оказавшись в плену
37
подозрений; в таких случаях он не щадил ни друзей, ни близких. Заподозрив своего сына Крипта в связи со сво¬ей юной женой, он приказал казнить обоих. Констан¬тин питал пристрастие к восточной роскоши, любил но¬сить шелковые, расшитые золотом одежды, украшал се¬бя бесчисленными драгоценностями. Баснословные сум¬мы император тратил на свою резиденцию, стремясь придать ей максимальную пышность и блеск.
Новую столицу Константин хотел видеть столицей мира. Он даровал Константинополю муниципальное устройство Рима. Здесь был учрежден сенат. Египет¬ский хлеб, которым ранее снабжался Рим, стал направ¬ляться на нужды населения Константинополя.
Город создавался на рубеже двух исторических эпох — античности и средневековья. Ф. Энгельс отвде-чал, что «с возвышением Константинополя и падением Рима заканчивается древность» *. Новый город стал символом новой державы, рождение которой было уже близко и которой суждено было стать одной из великих империй средневековья.
Константин стремился, чтобы новая столица прев¬зошла Рим великолепием храмов и дворцов, и не жалел для этого средств. Он распорядился, чтобы в Констан¬тинополь были свезены самые замечательные произве¬дения искусства. Продолжали украшать город и его преемники. Сокровища искусства стекались сюда со всех концов огромного государства. Афины и Рим, Ко¬ринф и Дельфы, Эфес и Антиохия вынуждены были расстаться со многими выдающимися произведениями своих зодчих, ваятелей и художников. Из Дельф была доставлена восьмиметровая бронзовая колонна, служив¬шая подножием золотого треножника в храме Аполло¬на и изображавшая трех змей, обвившихся вокруг друг друга. Установленная на каменном пьедестале, она ук¬расила площадь ипподрома новой столицы. Из римско¬го храма Аполлона была привезена великолепная колонна. После того как ее установили в Константино¬поле, она была увенчана бронзовой статуей, изображав¬шей самого Константина в виде Аполлона, приветству¬ющего восходящее солнце. Из Рима привезли и мону¬мент в честь Афины Паллады, доставленный в свое время туда из Афин. Он имел высоту более 50 м и был
* Энгельс Ф. Диалектика природы.^ Маркс К, я.ЭнгелъсФ. Сочинения. 2-е изд. Т, 20, с, 507.
38
увенчан статуями Константина Великого и его преем¬ников. Многие произведения искусства были доставле¬ны из Египта. Среди них находился тридцатиметровый гранитный обелиск из древнего Гелиополиса, воздвиг-нутый еще во времена фараона Тутмоса III. Этот обе¬лиск, покрытый иероглифическими надписями, весил около 6 т. Он был привезен в Константинополь по при¬казу императора Феодосия I, пожелавшего таким обра¬зом увековечить победу, одержанную им над готами и скифами в 388 г. К концу IV в. Константинополь прев¬ратился в подлинное средоточие шедевров, принадлежа¬щих мастерам многих стран и эпох.
В царствование Константина здесь началось стро¬ительство первых христианских церквей. Многие язы¬ческие храмы были превращены либо в церкви, либо в общественные здания. Правда, Константин не препят-ствовал деятельности жрецов, и в тот период в Констан¬тинополе еще сохранялось немало языческих храмов, среди которых выделялся внушительный храм Форту¬ны. В закладке города и в церемонии его освящения участвовали представители греческих языческих кол¬легий.
Подобно Риму, построенному на семи холмах, Кон¬стантинополь раскинулся на обширной территории се¬ми холмов Босфорского мыса. В годы царствования Кон¬стантина здесь было сооружено около 30 великолепных дворцов и храмов, более 4 тыс. крупных зданий, в ко¬торых жила знать, цирк, 2 театра и ипподром, более 150 бань, примерно такое же количество хлебопекарен, а также 8 водопроводов. Число домов простолюдинов неизвестно, но нетрудно себе представить, что оно бы¬ло весьма значительным.
По мере роста населения города его территория уве¬личивалась. В конце IV в. для новых поселенцев уже не находилось места внутри городской черты и дома на¬чали строить за пределами стен, сооруженных Констан-тином. В V в. число жителей Константинополя колеба¬лось в пределах от 100 тыс. до 700 тыс. По словам ви¬зантийского историка Зосимы, в Константинополе в тот период царили «многолюдство и теснота». В прибреж¬ной части города дома строили на сваях.
Быстрый рост города привел к необходимости обне¬сти мощными стенами всю его расширившуюся терри¬торию. К тому же Константиновы стены в 412 г. серь¬езно пострадали во время землетрясения. Новые, так
39
называемые Феодосиевы стены были построены в прав¬ление императора Феодосия II (408—450). Они опре¬делили те границы, в которых Константинополь сущест¬вовал в течение многих веков. Дальнейший рост города шел уже за счет создания многочисленных предместий, лежавших на северном берегу Золотого Рога и на ази¬атском берегу Босфора, напротив Босфорского мыса.
Добиваясь превращения новой столицы в крупней¬ший торговый порт, Константин и его ближайшие пре¬емники немалое внимание уделяли строительству при¬чалов и торговых складов. Император покровительство-вал мореходам, заботился об увеличении военного и торгового флота. Константин явно стремился превзой¬ти торговую славу древнего Византия.
Новая столица Римской империи поражала красо¬той и величием. Широкие центральные улицы, большие площади, украшенные великолепными колоннами и статуями, величественный дворец императора и роскош¬ные дома вельмож, триумфальные арки, ипподром — все вызывало восхищение чужеземцев, которым дове¬лось впервые увидеть «Новый Рим».
Главная улица Константинополя называлась Меса (Средняя). Эта вымощенная каменными плитами ши¬рокая магистраль пересекала почти весь город с запа¬да на восток. Начиналась она около Золотых ворот, на-ходившихся в той части стены, которая защищала го¬род со стороны суши, и доходила до одной из самых больших площадей — Августеон. В центре площади воз¬вышалась статуя св. Елены, или Августы. На Месе л на прилегавших к ней улицах и площадях располага¬лись наиболее важные церкви и общественные здания-, дома знати с портиками и колоннадами. По ней обыч¬но торжественно следовал императорский кортеж и про-ходили церковные процессии.
Центральные улицы Константинополя, как правило, имели в ширину не более 5 м и были застроены здани¬ями в один-три этажа. Дома знати и купечества часто украшались одноэтажными портиками. Чем дальше от центра города, тем уже и грязнее делались улицы. Здесь не было красивых, нарядных зданий. В комна¬тах-клетушках доходных домов, построенных по образ¬цу римских инсул *, ютились ремесленники, мелкие
* И н с у л а — многоэтажный дом, состоящий из отдельных квартирок.
40
торговцы, рыбаки, моряки и прочий бедный городской люд.
Одной из достопримечательностей новой столицы римлян стал Форум Константина. Площадь была вымо¬щена мраморными плитами, украшена колоннами, пор¬тиками и триумфальными арками. В центре ее возвы-шалась колонна Константина Великого. Рядом с площадью находился большой рынок булочников. В примыкавшем к площади переулке, носившем сим¬волическое название Долины слез, обычно происходи¬ла продажа невольников.
Площадь Августеон была украшена великолепными творениями константинопольских скульпторов. Здесь были расположены здания сената и городской библи¬отеки, дворцы вельмож, резиденция патриарха. У са¬мой площади находился Милий — купольное здание, богато украшенное скульптурами. От него велся отсчет расстояний по идущим от Константинополя дорогам. К площади Августеон примыкали императорский дво¬рец, храм св. Софии и ипподром. Эта часть города пред¬ставляла собой, таким образом, центр политической жизни столицы.
В центральной части города находилась и площадь Феодосия, где возвышался упомянутый выше египет¬ский обелиск, установленный Феодосией I. На площади Быка, которую пересекала улица Меса, стояла громад¬ная бронзовая фигура быка; его чрево служило печыо, в которой сжигали осужденных на смерть преступни¬ков. Недалеко от Константиновых стен, в западной ча¬сти города, находилась площадь Аркадия. В ее центре по распоряжению Феодосия II в 421 г. была воздвигну¬та колонна, увенчанная статуей его предшественника — императора Аркадия.
Огромное пространство в юго-восточной части горо¬да занимал Большой императорский дворец. Сооруже¬ние дворца началось в годы правления Константина Ве¬ликого. Преемники Константина расширяли и перест-раивали его. Постепенно сложился огромный комплекс дворцовых зданий. Размеры территории, на которой располагались Большой императорский дворец и при¬мыкавшие к нему дворец Магнавра и приморский дво¬рец Вуколеон, составляли около 40 гектаров. В состав Большого дворца входили резиденция императора и по¬мещения, где жили члены императорской семьи. В мно¬гочисленных служебных зданиях размещались гарни-
41
зон дворца и императорская гвардия, а также дворцо¬вая челядь. Огромные залы предназначались для торжественных приемов. Обширные сады и парки укра¬шали территорию Большого дворца. Он оставался не-сколько веков местом пребывания императоров, и толь¬ко императоры из династии Комнинов (1081—1185) перенесли резиденцию в новый дворец — Влахерн.
В середине IX в. Большой дворец включал несколь¬ко сооружений. Самым старым среди них был дворец Дафны, построенный еще в IV в. в районе ипподрома и площади Августеон. Ряд зданий комплекса был со¬оружен в годы правления Юстиниана II (685—695, 705—711), несколько дворцовых зданий было постро¬ено при императоре Феофиле (829—842). Таким об-разом, весь гигантский комплекс Большого дворца соз¬давался на протяжении почти пяти веков. Войны и по¬жары уничтожили с течением времени все эти памятники архитектуры. Лишь средневековые хроники донесли до нас представление об облике выдающихся творений зодчих, скульпторов, художников и ремеслен¬ников Константинополя.
В комплексе Большого дворца выделялся Триконх, служивший тронным залом. Он имел два этажа; вокруг всего нижнего этажа шла галерея. Здание было богато украшено разноцветным мрамором, а крыша сверкала позолотой. Дорогими сортами мрамора, мозаикой и по¬золотой были отделаны и другие дворцовые здания — Сигма и Триклиний, Эрос и Мистерион, Камилас и Му-сикос. В их архитектуре широко использовались арки, своды и колонны. Многие здания имели поразительную акустику. Удивительная слышимость в разных концах зала в Мистерионе приводила, по свидетельству исто¬риков, в изумление всех, кто бывал в нем. Эрос исполь¬зовался как зал оружия; стены здесь также были ук¬рашены изображениями оружия. Стены зала Жемчу¬га, построенного, как и Триконх, Сигма, Камилас, Ми¬стерион и Эрос, при императоре Феофиле, были украшены пестрыми мозаичными изображениями жи¬вотных. Крыша этого зала покоилась на восьми колон-нах, а пол был выложен дорогим пелопоннесским мра¬мором и покрыт инкрустацией. Золоченая крыша зда¬ния Камиласа опиралась на шесть колонн из зеленого фессалийского мрамора. Стены зала украшали мозаич-ные фигуры людей, собирающих плоды, а пол искусные строители выложили великолепным мрамором. Во дво-
42
ре между зданиями Триконха и Сигмы были сооруже-•ны трибуны из белого мрамора. Здесь ежедневно про¬ходили приемы, нередко с танцами и театральными представлениями.
Роскошь личной императорской резиденции произ¬водила ошеломляющее впечатление. Анфилада залов являла собой настоящую сокровищницу, в которой бы¬ло собрано множество произведений искусства из мра¬мора и драгоценных камней, золота и серебра. В глав¬ном зале дворца Магнавра, где устраивались приемы иностранных гостей и послов, находился золотой трон, перед которым лежали два льва из золота. За троном высилось искусно сделанное из золота дерево, на вет¬вях которого сидели золотые птицы. Император входил под звуки музыки. Его одежды были усыпаны драго¬ценностями. Когда гости императора входили в трон¬ный зал, львы поднимались и начинали рычать, а пти¬цы взмахивали крыльями. Пока гости или послы ле¬жали распростершись ниц, император вместе с троном неожиданно возносился вверх и вскоре вновь появлял¬ся перед изумленными иноземцами, облаченный в но¬вые роскошные одежды. Все эти чудеса были делом рук искусных мастеров, которые сохранили античный секрет автоматов, приводившихся в движение с по¬мощью воды.
В северо-западной части столицы, недалеко от го¬родских стен, находилась другая императорская рези¬денция — дворец Евдом. К нему примыкало обширное ноле, предназначенное для военных смотров.
Большой дворец был соединен внутренними ходами и крытыми галереями с ипподромом, который был не только любимым местом развлечений жителей Констан¬тинополя, но и форумом, где часто решались важней¬шие государственные дела. Сооружение ипподрома на¬чалось еще в годы правления Септимия Севера. Закон¬чено строительство было уже при Константине Великом. Ипподром был построен по образцу большого римского цирка. Первые представления и спортивные состязания состоялись на ипподроме в день торжественного освя¬щения новой столицы Римской империи. Ипподром имел 370 м в длину и 180 м в ширину. Его трибуны, имевшие 40 рядов, вмещали более 40 тыс. зрителей. На самом верху этого амфитеатра находилась галерея, ук¬рашенная множеством произведений искусства. Отсю¬да открывалась панорама Константинополя.
43
Арена была отделена от зрителей рвом. В центре арены располагалась узкая терраса, украшенная колон¬нами и статуями. Здесь находилась, в частности, статуя Геракла работы Лисиппа, прославленного греческого скульптора IV в. до н. э. Со временем на террасе стали устанавливать статуи императоров. Для императора и его свиты была построена трибуна, опорами которой служили 24 мраморные колонны. Над императорской ложей возвышалась башня, увенчанная четырьмя брон¬зовыми конями работы Лисиппа. Когда-то Коринф был принужден уступить эту скульптуру Риму, оттуда она попала в Константинополь. Императорская трибуна сообщалась с резиденцией императора в Большом дворце.
Город был основательно защищен от нападения с суши и с моря. После сооружения стен Феодосия, укреп¬ления стен Константина и строительства стен, защи¬щавших город со стороны моря, вокруг Константино¬поля возник мощный оборонительный пояс, вернувший городу на Босфоре ту славу неприступности, которой некогда по праву гордился Византии. Во всяком случае, любой полководец, который вознамерился бы штурмо¬вать Константинополь, должен был понимать, что пре¬одоление оборонительных рубежей города будет делом необычайно трудным даже в случае применения самой мощной осадной техники.
Общая протяженность стен составляла 16 км. По всему их периметру насчитывалось 400 мощных башен. Со стороны суши город защищали стены Феодосия, пе¬ресекавшие весь Босфорский мыс; их длина достигала 5,5 км. Они были построены в три ряда. Первый ряд, высотой 5 м, был защищен глубоким рвом. Затем шел второй ряд стен, имевших 2—3 м в ширину и 10 м в высоту; они были укреплены пятнадцатиметровыми башнями. Наконец, в 25—30 м от второго ряда возвы¬шались наиболее мощные стены — толщиной 6—7 м, защищенные башнями высотой от 20 до 40 м. Основа¬ния оборонительных сооружений находились на 10— 12 м ниже уровня земли, а потому попытка прорыть подкоп была делом практически безнадежным. Возд¬вигнутые через четверть века после постройки стен Феодосия морские стены города были сооружены в один ряд и также имели башни.
Особенно надежно были укреплены сухопутные сте¬ны. Наполненный водой ров Феодосиевых стен имел п
44
ширину 20 м, глубина его местами доходила до 10 м. Через ров были переброшены деревянные мосты, кото¬рые в случае осады уничтожались защитниками. В сте¬нах было устроено несколько ворот, которые делились на военные и гражданские. К последним и вели мосты через ров. Во время войн гражданские ворота замуро¬вывались. Военные ворота находились под защитой наиболее высоких и мощных башен; их двойные желез¬ные створы были всегда заперты; открывались они только для вылазок против неприятеля, осаждавшего город. В стенах Феодосия находились Золотые ворота, сделанные в виде триумфальной арки с тремя проле¬тами. Центральный пролет был предназначен для про¬хода императорского кортежа. Ворота были украшены статуями, в том числе скульптурными изображениями Геракла и Прометея.
Территория Константинополя была разделена, по¬добно Риму, на 14 кварталов — регионов. Каждый регион управлялся куратором, или регионархом, в рас¬поряжении которого находились блюстители порядка и важная по тем временам ночная сторожевая служба.
Важнейшим учреждением столицы было ведомство эпарха Константинополя. Эпарх ведал всеми делами города — благоустройством, поддержанием внутренне¬го порядка, регламентацией социальной и политической жизни. По своим функциям и правам он почти не отли¬чался от префекта Рима. Власть, которой он обладал, делала его первой особой в государстве после импера¬тора.
Эпарх имел право арестовывать граждан, подвер¬гать тюремному заключению или высылке любое лицо, представляющее, с его точки зрения, опасность для благополучия города. Ему были подчинены полиция и тюрьмы. Кроме того, он расследовал все уголовные де¬ла и фактически являлся высшей судебной инстанци¬ей. Каждый из регионов города имел свое судебное уч¬реждение, и все они были подчинены эпарху. Он мог лишать горожан права жительства в столице. Эпарх был главным лицом при расследовании заговоров, ста¬вивших целью убийство или низложение императора. Он чинил суд и расправу, когда в городе вспыхивали бунты против властей. От воли эпарха практически за¬висели жизнь и судьба любого горожанина. Ведомство эпарха постоянно осаждалось просителями. Среди них были не только те, кто молил эпарха о помиловании
45
близких. Сюда стекался рабочий люд — ремесленники и торговцы, рыбаки и мореходы. Ведь в компетенцию зпарха входили дела, относящиеся к строительству, торговле, деятельности ремесленных корпораций.
Эпарх Константинополя был непременным участни¬ком торжеств и церемоний при императорском дворе, причем играл в нжх обычно главенствующую роль. Им¬ператоры тщательно выбирали кандидата на этот пост. Обряд назначения нового эпарха происходил в импера¬торском дворце. Все придворные и городская знать при¬сутствовали на этой торжественной церемонии. После ее завершения эпарх по традиции направлялся из двор¬ца вместе со свитой в храм св. Софии, а оттуда, сопро-вождаемый тысячами горожан,— в свое ведомство. Го¬рожане далеко не безразлично относились к назначению эпарха. Если выбор императора падал на человека не¬популярного, то церемония могла сопровождаться бес¬порядками. Самым популярным эпархом эпохи станов¬ления Константинополя был Кир, человек исключитель¬ного ума и образованности, много сделавший для развития и благоустройства города. Популярность эпар¬ха показалась опасной императору Феодосию Великому. Кир был смещен со своего поста и пострижен в монахи.
Как мы уже говорили, одной из обязанностей эпар¬ха была забота о благоустройстве города. Он не только должен был поощрять и направлять новое строительст¬во, но и организовывать театральные представления, готовить столицу к празднествам, шествиям император¬ских процессий и торжественным встречам знатных го¬стей. В такие дни улицы чистились и декорировались зеленью и цветами, парадные залы императорского дворца украшались ценными тканями, изделиями из золота и серебра. Путь, по которому следовали кортежи императора или послов от государей других стран, был обычно усыпан цветами.
Со вторым рождением древнего города начался и новый расцвет торговли. Средоточием торговой жизни стали улица Меса и пересекаемые ею площади. От пло¬щади Августеон до Форума Константина тянулись лав¬ки богатых купцов. Здесь продавались дорогие ткани и одежды, благовония и драгоценности, оружие и све¬чи, изделия гончаров и лакомства. На площадях шла торговля скотом и рыбой, хлебом и вином, шелком-сыр¬цом, маслом и воском.
Бурно развивалось торговое мореплавание. Констан-
тинополь начал вновь превращаться в крупный центр транзитной торговли. К началу VI в. путь через про¬ливы вновь стал одним из источников благосостояния города, а таможенные пошлины — важным источником доходов.
Город приобрел постепенно и славу центра ремесел. В столице были расположены императорские и госу¬дарственные мастерские, которые работали не на ры¬нок, а выполняли заказы двора, армии и правительст-венных учреждений. Ремесленники, трудившиеся в та¬ких мастерских, были прикреплены к ним пожизненно, причем прикрепление носило наследственный харак¬тер. Значительная часть их были рабами. В столиде было и множество мастерских, где трудились свобод¬ные ремесленники. Широко были известны изготовляв¬шиеся в Константинополе шелковые ткани, одежда, кожевенные, керамические и стеклянные изделия, стро-ительные материалы, но больше всего славились произ¬водившиеся здесь предметы роскоши. На многие века Константинополь стал своеобразной «мастерской вели¬колепия» для стран Европы и Востока.
Тем временем Римская империя постепенно прихо¬дила в упадок. Этот процесс усилился после смерти Константина. Между его преемниками разгорелась от¬чаянная борьба за власть. В числе драматических эпи¬зодов этой борьбы был мятеж расположенных в сто¬лице войск. Его организовал один из сыновей Констан¬тина Великого, Констанций, который решил использо¬вать царившее в войсках недовольство в борьбе против других наследников. В городе произошла кровавая резня, во время которой были перебиты многие родст¬венники покойного императора. Другой сын Констан¬тина, Констант, сумел более десяти лет держать под своей властью западную часть империи, но погиб в борьбе с провозгласившим себя императором полковод¬цем Магненцием. Только после победы Констанция над Магненцием империя вновь была восстановлена под властью одного императора.
Первые десятилетия существования Константинопо¬ля были отмечены усилением религиозных распрей. Пройдя к тому времени довольно длительный путь раз¬вития, христианство тем не менее не стало единым ре-лигиозным течением, в нем было много направлений и сект. В беспрерывно возникавшие споры и столкнове¬ния по догматическим или обрядовым вопросам клир
47
вовлекал огромные массы верующих. В результате в церковных конфликтах в той или иной степени отра¬жались и социальные, и политические устремления на¬родных масс. Правление Константина Великого и его преемников характеризовалось постоянными богослов-скими спорами, которые отражали борьбу ортодоксаль¬ного христианства с арианской ересью.
Александрийский священник Арий в начале IV в. начал проповедовать учение, противостоящее ортодок¬сальному христианству. В центре богословского спора находился вопрос о природе Христа. Ариане отрицали идею единосущия, выражаясь языком церкви, бога-отца и бога-сына, защищали тезис о том, что Христос не ра¬вен богу-отцу, будучи его творением. Арианство полу¬чило распространение в демократических слоях Кон¬стантинополя. Император стал на сторону официальной церкви, арианство было осуждено на вселенском соборе в Никее в 325 г. Но через несколько лет политические интересы привели Константина к поддержке арианст¬ва. Создатель «Нового Рима» накануне своей смерти даже принял крещение от епископа-арианина. В даль¬нейшем борьба ортодоксии и арианства продолжалась, накладывая печать на многие политические события в империи и ее столице. В 342 г. улицы Константинополя стали ареной кровавых столкновений при выборе епис¬копа. Кандидата ариан поддерживали войска импера¬тора, ортодоксальное духовенство подняло против вла¬стей горожан. Борьба арианства и ортодоксального хри-стианства с переменным успехом продолжалась и во второй половине IV в., отражаясь и на политической жизни Константинополя, и на нравах его жителей.
В середине IV в. Константинополь был свидетелем борьбы за престол между императором Констанцией и его двоюродным братом Юлианом, вошедшим в историю под именем Отступника. Осенью 355 г. Констанций да¬ровал Юлиану ранг цезаря и сделал его командующим войсками, защищавшими от варваров Галлию. Через несколько лет, когда император отправился воевать с персами, галльские легионы провозгласили Юлиана им¬ператором. Назревала междоусобная война, но внезап¬ная смерть Констанция осенью 361 г. решила исход дела. Хотя Юлиан царствовал недолго, всего около по¬лутора лет, этот короткий период был отмечен собы¬тиями, вошедшими в историю, ибо Юлиан энергично пытался отвратить римлян от христианской религии.
48
Проповедуя необходимость свободы совести, он в то же время стремился ограничить пропаганду христиан¬ского вероучения, а для обновленного им язычества хо¬тел создать такую жреческую организацию, которая была бы в состоянии соперничать с христианской цер¬ковью. Когда Юлиан в 363 г. умер от рапы, полученной в сражении с персами, его начинания были быстро за¬быты.
Положение империи между тем становилось все бо¬лее и более непрочным. С запада ее теснили вестготы. В 70-х годах IV в. они стали с разрешения Рима се¬литься на территории империи. В 378 г. 'римские вой¬ска в битве при Адрианополе потерпели поражение от готов, к которым примкнули недовольные римским вла¬дычеством массы разноплеменных рабов, колонов и крестьян. На поле битвы осталось 40 тыс. римских вои¬нов, погиб и император Валент. Его преемнику, Феодб-сию I (379—395), удалось заключить мир с готами. Он даже сумел привлечь на свою сторону некоторых гот¬ских военачальников и вождей отдельных племен, ис¬пользуя подкуп, роскошные приемы в императорской резиденции в Константинополе, назначения на высокие посты в армии. Именно в ту пору везникли в окрестно¬стях Константинополя военные поселения готов, соста¬вивших отряды городской стражи. Император Феодосии не разрешал им селиться на территории города в преде¬лах Константиновых стен, ибо был ревностным защит¬ником ортодоксального христианства, а готы исповедо¬вали арианство. После постройки Феодосиевых стен место поселения готов образовало крайний западный район города.
Феодосии I был последним главой единой Римской империи. Его правление отмечено знаменитым эдиктом, в соответствии с которым все церкви империи были пе¬реданы епископам — сторонникам Никейского «симво¬ла веры» (принятого на Никейском вселенском соборе в 325 г.), осуждавшего арианство как ересь. По ини¬циативе императора в мае 381 г. в Константинополе со¬стоялся второй вселенский собор, который продолжил борьбу с арианством. Решением собора константино¬польский патриарх стал вторым лицом в церковной иерархии после римского епископа. Примечательны слова из этого решения о том, что константинопольский патриарх «должен иметь преимущество чести вслед за римским», ибо «Константинополь есть новый Рим».

По приказу императора было казнено множество представителей старой ари¬стократии. Казни часто совершались с дикой жесто¬костью. Так, начальнику арсенала столицы отрезали язык, выкололи глаза, отрубили ноги и руки; бросив затем истерзанного вельможу в лодку, палачи ее подо¬жгли. Что же касается положения широких масс горо¬жан, то новый правитель никак его не улучшил. Вспыш¬ки недовольства константинопольского плебса не пре¬кращались. В 603 г. волнения закончились грандиоз¬ным пожаром, во время которого сгорели многие зда¬ния в центральной части Константинополя. В 607 и 609 гг. против Фоки выступали прасины. Правительство подавило оба выступления. Особенно сурово оно рас¬правилось с прасинами в 609 г. Многие повстанцы были обезглавлены и утоплены.
Гражданская война и казни не только привели к уничтожению большей части старой земельной аристо¬кратии, но и резко ослабили экономические и политиче¬ские позиции этого социального слоя. Все это сказалось на последующей истории империи и на жизни ее сто¬лицы.
Репрессии не сохранили Фоке трон. Гражданская война закончилась приходом к власти императора Ираклия (610—641). 3 октября 610 г. в Константино¬поль вступили его войска. Фока и его 'приближенные были казнены, а трупы их сожжены на площади Быка.
Внешнеполитическое положение империи было в то время далеко не блестящим, ибо она в прямом смысле слова оказалась между двух огней: с востока ей угро¬жала Персия, а с запада — созданный в конце VI в. Аварский каганат, под властью которого находилась территория от Эльбы до Закавказья и от Дона до Адриа¬тики.
В 620 г. Ираклий заключил мир с каганом, после чего предпринял ряд успешных походов против пер¬сов. Во время одного из этих походов византийская ар¬мия вторглась в Персию и опустошила многие города.
Дальнейшее наступление Византии персам удалось остановить, заключив союз с аварами. Было достигнуто соглашение о совместной осаде Константинополя в мо¬мент, когда император с войском находился в походе далеко на востоке. Зимой 625/26 г. персидские войска под предводительством Сарвазара захватили Халкидои и опустошили прилегающие к нему районы вдоль ази-
67
атского берега Босфора. Сарвазар не мог угрожать не¬посредственно Константинополю, ибо у него не было ни военных кораблей, ни судов для переправы войск через Босфор. Осаду византийской столицы предназначено •было вести войскам кагана, которые должны были по-дойти к городу с европейской стороны.
Летом 626 г. с запада к Константинополю двинулась огромная армия, в составе которой были и отряды мно¬гих славянских племен, находившихся в тот период под властью кагана. Когда она подошла к Константинопо¬лю, ей преградила путь Анастасиева стена, сооружен¬ная в самом начале VI в., в годы правления императора Анастасия (491 — 518). Ее длина была равна 50 км; она пересекала Босфорский мыс с юга на север, защищая от вражеских набегов земледельческие хозяйства в за¬падных пригородах Константинополя, снабжавшие сто¬лицу сельскохозяйственными продуктами. Войска кага¬на взяли штурмом Анастасиеву стену и стали лагерем у самого Константинополя.                   >
В Константинополе размещался крупный гарнизон. а в гавани находился сильный флот, который мог обес¬печить осажденный город всем необходимым. Корабли византийцев препятствовали сношениям между аварами и войсками персов. Оборону возглавили назначенные императором на время его отсутствия регенты — опеку¬ны его малолетнего сына — патриарх Сергий и патри¬ций Вон. Защитники держались мужественно, хотя по¬ложение города было нелегким из-за нехватки продо-вольствия. Дошло даже до бунта: толпа ворвалась в храм св. Софии и потребовала снизить цены на хлеб. При по¬средничестве патриарха дело было улажено миром.
Каган добивался, чтобы ему были выданы сокрови¬ща Константинополя, угрожая в случае отказа взять город приступом и обратить всех жителей в рабство. Получив отрицательный ответ, каган в последних чис¬лах июня 626 г. начал штурм города со стороны суши. Атаки следовали одна за другой, тела убитых заполняли глубокие рвы перед крепостными стенами. Нападавшие использовали тяжелую осадную технику. Было пост¬роено 12 башен, высота которых равнялась высоте штурмуемых стен. Именно тогда византийцы впервые применили знаменитый «греческий огонь» *, с по-
* «Греческий огонь», изобретенный константинопольским архитектором Калинником в конце VII в., представлял собой за-зкигательпую смесь, состоявшую, судя по всему, из смолы, серы,
68
мощью которого уничтожили всю осадную технику ава¬ров.
После этого руководители обороны столицы отпра¬вились в лагерь кагана, надеясь склонить его к миру. Но каган настаивал на сдаче города, обещая не причи¬нять вреда его жителям, если ему будут отданы все со¬кровища. Продолжать переговоры было бессмысленно.
После неудачных попыток взять город с суши кагаи решил переправить персидское войско на европейский берег Босфора. Но план не удалось выполнить, так как византийский флот без особого труда уничтожил суда, предназначенные для этой цели. Более того, византий¬цы по-прежнему пресекали любые попытки сношений аваров с персами, стоявшими на азиатском берегу Бос¬фора. Тогда каган направил часть войска к побережью Золотого Рога. Но защитники города укрепили этот уча¬сток обороны и расположили свои корабли вдоль почти всей береговой линии Золотого Рога. Сделано это было настолько быстро и скрытно, что штурмовые отряды осаждавших попали в засаду. В ночь на 4 августа вой-ска кагана потерпели еще одно жестокое поражение. После этого многие его союзники начали покидать ла¬герь осаждающих. Каган вынужден был снять осаду и отступить от стен Константинополя, разорив окрестно¬сти города.
Византийская столица была охвачена ликованием. Не прошло и двух лет, как, к величайшему восторгу ее жителей, через Золотые ворота в город вступил триум¬фальный кортеж императора Ираклия, одержавшего блестящую победу над сасанидским Ираном.
Горький опыт войны с аварским каганом заставил византийцев дополнить комплекс укреплений еще од¬ной стеной, названной стеной Ираклия. Она была по¬строена по приказу императора Ираклия для усиления обороны северо-западной части города, Эта стена допол¬няла линию стен Феодосия. Она имела почти четырех¬метровую толщину и была укреплена 20 высокими мас¬сивными башнями. Отныне мощные фортификационные сооружения прикрыли город на всем протяжении сухо¬путной границы — от побережья Мраморного моря до берега Золотого Рога.
селитры и горючих масел. Погасить этот огонь водой было не¬возможно. Он выбрасывался в сторону противника из специаль¬ных медных труб. «Греческий огонь» не раз выручал защитни¬ков Константинополя и в последующие времена,
69
Хотя столица сумела выстоять под ударами сильно¬го врага, а Ираклию еще не раз сопутствовала удача в войне с персами, положение империи продолжало оставаться трудным. В течение VII в. ее территория резко сократилась: Сирия, Палестина, Египет, Верхняя Месопотамия и Киликия перешли под власть Арабско¬го халифата, большая часть итальянских владений была захвачена германскими племенами. В балканских про-винциях империи огромная территория от Дуная до берегов Эгейского моря была заселена славянскими племенами. Начиная с VII в. отношения со славянами играют все большую роль в политике Византии. В 681 г. в низовьях Дуная возникло Болгарское госу¬дарство, которое вскоре стало представлять значитель¬ную опасность для империи. Войска болгар, поддер¬живаемые отрядами других славянских племен, посто¬янно угрожали не только византийским владениям во Фракии, но и самому Константинополю.
Положение империи стало еще более трудным в конце VII — начале VIII в. Это был период политиче¬ской анархии, вызванной ожесточенной борьбой за им¬ператорский трон между группировками феодальной знати. После свержения с престола в 695 г. императора Юстиниана II за два с лишним десятилетия на троне сменилось шесть императоров, причем последний из них, Феодосии III, пробыл у власти немногим более полугода. Одним из эпизодов кровопролитной борьбы за власть были ожесточенные бои у стен Константино¬поля, длившиеся с марта по август 715 г. В конце кон¬цов столица была захвачена войсками одной из провин¬ций, восставшими против императора и столичной ари¬стократии. Константинополь подвергся разгрому. В 717 г. трон захватил основатель новой династии — Лев III Исавр, выходец из Малой Азии. С этого момента в те¬чение полутора веков византийский престол занимали императоры Исаврийской (Сирийской) династии.
В самом конце VII в. в результате арабских завоева¬ний империя лишилась владений в Северной Африке. Арабы стали совершать опустошительные набеги на малоазиатские владения империи и угрожать господ¬ству Византии в бассейне Эгейского моря. В 670 г. араб¬ский флот захватил г. Кизик, расположенный в непо¬средственной близости от византийской столицы. На¬чиная с 674 г. корабли арабов ежегодно в течение пяти лет появлялись у стен Константинополя. Сухопутные
70
силы арабов расположились у Халкидона, а их корабли вошли в Дарданеллы, высадив значительный десант на европейском берегу. Это войско осадило город с суши. Бои приняли затяжной характер, тем более что каждую осень флот арабов уходил на зимнюю стоянку в Кизик. За это время защитники города успевали привести в порядок оборонительные сооружения и накопить силы для дальнейшей борьбы. Все попытки арабов штурмом овладеть Константинополем оканчивались неудачей. Особенно большие потери понесли арабы в 678 г., ко¬гда многие их суда были сожжены «греческим огнем». Арабы были вынуждены снять осаду. Возвращаясь в свои края, арабский флот попал в страшную бурю, ко¬торая погубила много кораблей. Неудача постигла и сухопутное войско арабов, которое на обратном пути от византийской столицы потеряло 30 тыс. воинов в сражениях с византийцами. После этих поражений на¬тиск халифата на Византию был остановлен на не¬сколько десятилетий.
В августе 717 г. большая арабская армия вновь осадила Константинополь. Осаждавшие вырыли у стен города ров и построили каменные стены. Против башен^ ных укреплений были установлены большие осадные машины. Огромный флот арабов вошел в воды Босфора, чтобы блокировать византийскую столицу со стороны моря. Но и на этот раз арабов постигла неудача в мор¬ских сражениях. Византийцы «греческим огнем» унич¬тожили многие из их кораблей, блокада города со сто¬роны моря не удалась. Окончилась неудачей и попытка штурмовать морские стены Константинополя. Их за¬щитники даже не дали врагу возможности подойти к стенам. Между тем наступила на редкость суровая зима. В лагере осаждавших начался голод, арабские воины ели трупы. Весной на помощь к ним прибыла но¬вая эскадра, но и ее византийцы разгромили. В довер¬шение неудач в тылу у арабов появились союзные ви¬зантийцам болгарские дружины. Положение осаждав¬ших стало критическим. 15 августа 718 г. арабы вынуждены были снять осаду и отступить. Понесен-ный ими урон оказался огромным. Сухопутная армия потеряла у стен Константинополя более 100 тыс. вои¬нов. Что же касается арабского флота, то в результате страшной бури, застигшей его при выходе из Дарда¬нелл, к сирийским берегам вернулось лишь пять кораб¬лей.
71
После этих событий арабам больше не удалось ор¬ганизовать осаду Константинополя. Однако угроза араб¬ского нашествия висела над Византийской империей еще три десятилетия. Во всяком случае, император счел нужным пойти на удовлетворение требования арабско¬го полководца Масламы о строительстве в Константи¬нополе мечети. Такая мечеть и дом для приезжающих в город мусульман были построены в 717 г. Эту мечеть Константин Мономах даже обновил в 1049—1050 гг. в знак признательности за услугу, оказанную ему одним из сельджукских беев.
В начале VIII в., после войн с персами, аварами и арабами, численность населения столицы империи со¬кратилась. Много жизней унесли эпидемии. В городе остро ощущалась нехватка воды. Водопровод, разру¬шенный аварами в 626 г., был восстановлен только через полтора столетия. Немалые трудности испытывал город из-за прекращения ввоза хлеба из Египта. В 715 г. дело дошло до того, что все жители столицы, не располагав¬шие трехлетним запасом продуктов, были выселены из столицы. Пришлось значительно увеличить производст¬во собственного зерна, а также овощей и фруктов. Но, несмотря на все испытания и трудности, значение Константинополя не уменьшилось. После завоевания арабами Александрии и Антиохии его роль в качестве основного торгового порта империи возросла.
Несмотря на войны и иные тяжелые испытания, ви¬зантийская столица на протяжении многих веков сохра¬няла значение крупнейшего центра культуры средне¬вековой Европы. Вплоть до XIII в. Константинополь был основой византийской цивилизации, впитавшей лучшие традиции культуры греко-римского мира и эл¬линистического Востока.
Важнейшими очагами византийской культуры были основанный в начале V в. Константинопольский уни¬верситет и библиотека, созданная императором Юлиа-иом в 361—363 гг. В Константинополе было много ча¬стных школ, которыми руководили выдающиеся ученые. В византийской столице получили развитие медицина и математика, астрономия и химия, философия и юрис¬пруденция. В Константинополе жили и творили выдаю¬щиеся математики и зодчие Анфимий из Тралл и Иси¬дор из Милета (VI в.), по проекту которых был соору¬жен храм св. Софии.
После закрытия в VI в. Афинской высшей школы
72
(«академии») Константинопольский университет не знал себе равных в империи. Он привлекал к себе луч¬ших ученых и мыслителей. Профессора университета входили в комиссию по подготовке Кодекса Юстиниа¬на. В университете вообще уделяли праву особое внима¬ние, ибо задача этого учебного заведения состояла прежде всего в подготовке слушателей к деятельности государственно-правовой- В пору потрясений, которые переживала империя в VII в., университет пришел в упадок, а затем вообще перестал функционировать. Дол¬гое время единственным центром высшего образования в византийской столице была школа Константинополь¬ского патриархата, располагавшаяся в императорском дворце. Ее уничто?кил император Лев III Исавр, когда школа заняла сторону его противников в борьбе по во¬просам религиозной политики.
Трактатами об устройстве и использовании астроля¬бии были известны имена профессоров Константино¬польского университета Иоанна Филопона (конец Vis.) и Стефана Александрийского (первая половина VII в.). Имя профессора Георгия Хировоска (конец VI — нача¬ло VII в.) связано с известными грамматическими трак¬татами. Об авторитете и популярности Стефана Алек¬сандрийского и Георгия Хировоска свидетельствуют их титулы «вселенских учителей». В Константинополе долгое время жил и творил выдающийся поэт Ро¬ман Сладкопевец (первая половина VI в.), в произве¬дениях которого находили отлик думы и заботы бедных людей. В VI—VII вв. значительное развитие получили в Константинополе архитектура, прикладное и изобразительное искусство. Многие из памятников этой эпохи дошли до наших дней.
В 20-х годах VIII в. жители Константинополя, как и все население империи, раскололись на два лагеря — иконоборцев и иконопочитателей. Иконоборчество было сложным явлением, возникшим в условиях историче¬ского перелома, когда класс рабовладельцев уступил место классу феодалов, а рабы п свободные граждане превращались в крестьян и ремесленников средневе¬кового феодального общества. Движение иконоборцев использовали в своих целях различные классовые силы, вследствие чего его социальная окраска менялась.
Иконоборцы в принципе отрицали возможность вы¬ражения представлений о мире с помощью изобрази¬тельного искусства. Когда император Лев III Исавр
73
поддержал иконоборцев, издав в 726 г. знаменитый эдикт против почитателей икон, его телохранитель то¬пором изрубил изображение Христа на бронзовых во¬ротах императорского дворца. Иконоборцы объявили писание и почитание икон кознями дьявола. Церковный собор 754 г. предал анафеме всех, кто стремился изоб¬разить на иконах лики святых «бездушными и без¬гласными вещественными красками». Культ икон иконоборцы объявили извращением христианства. В пе¬риод иконоборческого движения уничтожались произ¬ведения византийского искусства, связанные с религи¬озными сюжетами. Великолепные иконы сжигались, замечательные фрески безжалостно замазывались, ше-дервы мозаичного искусства разрушались.
Константинополь долгое время оставался ареной острейшей борьбы иконоборцев и иконопочитателей. Одним из эпизодов этой борьбы было выступление большей части духовенства империи во главе с кон-стантинопольским патриархом Германом против поли¬тики императора. Это столкновение в 729 г. заверши¬лось лишением Германа патриаршего сана и его заме¬ной ставленником партии иконоборцев.
Борьба между иконопочитателями и иконоборцами продолжалась в различных формах в течение VIII — первой половины IX в. Она закончилась в 84^ г. победой иконопочитателей. В последующий период византий¬ской истории роль патриархов в политической жизни страны резко возросла. От их позиции зависело многое в жизни империи, а тем более в положении населения Константинополя.
В 740 г. город пережил тяжелое землетрясение. Раз¬рушения были столь велики, что император ввел весьма значительный налог на нужды восстановительных ра¬бот. С горожан и в последующем продолжали взимать деньги на строительство укреплений. Восстановление и реконструкция разрушенных стен и зданий продолжа¬лись многие годы.
В годы правления императора Константина V (741—775) Константинополь оказался в центре охва¬тившей империю гражданской войны. Константин был фанатичным приверженцем движения иконоборцев. Его призванием были военные походы; знать столицы повому императору не очень симпатизировала. Иконо-почитатели решили использовать благоприятную си¬туацию для восстановления культа икон. Заговор про-
74
тив Константина возглавил зять покойного императора Льва III, Артавазд. Вскоре после своего воцарения Константин выступил в поход против арабов. Артавазд, приняв титул императора, напал на лагерь Константи¬на во Фригии (Малая Азия). Константин отступил в город Аморий, где были сильны приверженцы исаврий-ской династии. Артавазд же с помощью влиятельных союзников в самой столице овладел ею и добился про-возглашения себя императором в храме св. Софии. По¬сле этого он отменил все указы, направленные против иконопочитания. Культ икон был, казалось, восстанов¬лен.
Но Константин не сложил оружия. Он собрал боль¬шое войско и стал лагерем на азиатском берегу Босфора в Хрисополе. Затем он нанес ряд поражений войскам Артавазда в Малой Азии. В сентябре 742 г. Константин переправил свою армию на европейский берег и осадил столицу, блокировав ее с суши и с моря. Константшю-полю грозил голод. Тогда Артавазд позволил покинуть город населению, не участвовавшему в обороне. Впро¬чем, это его не спасло. 2 ноября 742 г. войско Констан¬тина ворвалось в город, преодолев одну из сухопутных стен. Артавазд пытался бежать, но был схвачен и до¬ставлен в оковах в Константинополь, где его вместе с двумя сыновьями ослепили. Многие сторонники Арта¬вазда были казнены, их дома — разграблены. Восста¬новив свою власть, Константин вернулся к политике Льва III Исавра.
На протяжении веков одной из характерных черт по¬литической жизни Константинополя была борьба за власть между группировками знати. Элита столицы была крайне нестабильным общественным слоем, ибо в Византии доступ в правящую верхушку не был ничем ограничен. Многие византийские вельможи не только не стыдились своего простого происхождения, но даже кичились тем, что были вознесены на вершину власти из самых низов общества десницей императора. Даже императорский престол мог занять в результате двор¬цового заговора, военного мятежа или бунта горожан выходец из простонародья. Примеров тому в византий¬ской истории немало: уже упоминавшийся император Фока — выслужившийся из солдат военачальник сред¬него ранга; император Михаил II, правивший в IX в., был прежде рядовым воином.
В   VIII—IX вв. византийская   столица   оставалась
75
крупнейшим центром мировой торговли. В Константи¬нополе и его предместьях существовали большие коло¬нии купцов — из Италии, Киевской Руси, Сирии. Меня¬лам, обслуживавшим торговцев, работы хватало до позд¬него вечера.
Хотя значение Константинополя как крупного цент¬ра ремесленного производства уступило его роли поли¬тического и административного центра империи, ре-ЕШСЛО отнюдь не пришло в упадок. В городе работали многочисленные государственные мастерские, произво¬дившие оружие, керамические изделия, шелковые тка¬ни. Императорский двор и знать потребляли множество предметов роскоши, значительная часть которых изго¬товлялась городскими ремесленниками. Их изделия пользовались спросом и у обитателей патриаршего дво¬ра и монастырей в городе и его окрестностях. Монасты¬ри и сами часто превращались в мастерские. Например, многие монахи Студийского монастыря в Константино¬поле были в ту пору кожевниками и кузнецами, камен¬щиками и плотниками, ювелирами и портными.
В 863 г. при императоре Феофиле был наконец вос¬становлен Константинопольский университет. В IX в. в Константинополе трудился математик и философ Лев Математик. Он был некоторое время ректором универ¬ситета. Ему, в частности, принадлежит идея использо¬вания букв в качестве математических символов. Он же создал многие диковинки зала Магнавры и изобрел световую сигнализацию, которая использовалась для передачи во дворец сообщений из дальних провинций империи. Блестящими эпиграммами прославилась по¬этесса первой половины IX в. Кассия. Она была изве¬стна и как талантливый композитор-гимнограф. Но особенно значительны были в VIII—IX вв. достижения архитекторов, строителей и скульпторов. Именно в этот период строились Большой дворец и ряд других двор¬цовых зданий, в которых было собрано немало подлин¬ных шедевров. Мозаичные работы мастеров той поры относятся к лучшим образцам византийского искус¬ства.
А хозяев города — императорский двор и высшую знать империи — по-прежнему раздирали противоре¬чия, отражавшие борьбу за власть между разными группами господствующего класса. Часто даже за схват¬ками иконоборцев и иконопочитателей стояли личная корысть или властолюбие. При этом средства в борьбе
76
использовались любые. Когда, например, после смерти императора Льва IV в 780 г. его жена Ирина, сторон¬ница иконопочитания, стала регентшей, она круто рас¬правилась со всеми своими противниками. Правда, че¬рез десять лет ей пришлось уступить власть сыну Константину VI.
В ту пору, когда новый император укреплялся на троне, он, не питая к матери ненависти, стремился привлечь ее к себе. В 792 г. он вернул Ирине титул императрицы, она стала его соправительницей. Между тем в голове матери зрели планы захвата власти. Ин¬трига была коварной, достойной нравов императорского двора. Константин не питал нежных чувств к жене, и, когда он влюбился в одну из фрейлин Ирины, Феодору, мать поощрила эту страсть и сама толкнула сына на развод. Константин, вероятно по совету Ирины, обви¬нил жену в намерении отравить его. Но даже вазы с мутной жидкостью, которую император объявил ядом, не убедили патриарха Тарасия, упорно противившего¬ся разводу. Император силой принудил жену уйти в монастырь и обвенчался с Феодорой. Тут-то и начал выполняться замысел Ирины. Византийские святоши, особенно монашество, осудили императора. Когда же Константин начал арестовывать и ссылать наиболее шумных представителей монастырской братии, недо¬вольство охватило еще более широкие слои населения. Тем временем Ирина всячески подогревала недоволь¬ство. Посулами и дарами она собрала вокруг себя гвардейских офицеров и 17 июня 797 г. низложила сына. Императору удалось бежать на азиатский берег Босфора. Но и там он не сумел скрыться от клевретов Ирины. Его под охраной привезли в город и в дворцо¬вом «зале порфиры», где по традиции императрицы разрешались от бремени и где родился он сам, палач по приказанию матери выколол ему глаза. Остаток жизни Константин провел во дворце в качестве узника в обществе любимой жены.
Взойдя на престол, Ирина окружила себя ничтож¬ными и мелкими людьми, льстецами и ханжествующи-ми монахами и евнухами. Все ее царствование было сплошной чередой дворцовых интриг, государственные дела шли из рук вон плохо. Честолюбивая интриганка все же пять лет продержалась на троне.
В первые десятилетия IX в. в столице продолжалась острейшая политическая борьба, облаченная в одежды
77
ийоноборчества и иконопочитания. Император Лев V Армянин проводил жестокий террор против иконобор¬цев. Постепенно составился заговор во главе с воена¬чальником Михаилом Травлом. Императору стало изве¬стно о заговоре, Михаила приговорили к сожжению. Но все же заговорщикам удалось в ночь на 25 декабря
820 г. убить Льва V. Михаила возвели на трон, не успев даже снять с него оковы.
Все эти события привели к первому в византийской истории мощному антифеодальному восстанию. Его возглавил Фома Славянин, видный военачальник, вы¬ходец из низов. Основную массу участников восстания составляли разоренные гнетом феодалов крестьяне и бедный городской люд. По сути дела, это было движе¬ние народных масс, которое использовали в своей борь¬бе за власть различные группировки правящего класса.
Страницы летописей и народные предания сохрани¬ли биографию вождя повстанцев. Еще в период прав¬ления Ирины Фома бежал из Константинополя к пер¬сам. Причиной бегства было, по ряду версий, стремле¬ние спастись от кары за какое-то преступление. Со вре¬менем он появился в восточных провинциях империи, выдав себя за Константина — сына Ирины.
К тому моменту, когда трон занял Михаил II, Фома собрал большое войско; в его руках оказался, и импера¬торский флот. Повстанцы переправились на захвачен¬ных кораблях на европейский берег Босфора и осенью
821  г. осадили столицу. Флот Фомы Славянина прорвал цепь, преграждавшую судам вход в Золотой Рог, и мор¬ские    силы   повстанцев   соединились   с   сухопутными войсками Фомы, подошедшими к стенам города через фракийские   земли.   Славянское   население   Фракии  и Месопотамии оказало Фоме и его армии активную под¬держку.
Осада оказалась для Фомы нелегким делом. Надеж¬ды самозванца на поддержку населения Константино¬поля и его добровольную сдачу не оправдались. Осадная техника повстанцев не смогла сокрушить стены города, холода и отсутствие успехов постепенно лишили часть их армии боевого духа. Михаил, удачно выбрав момент, совершил со своим войском вылазку, одержал победу в сражении и вернул себе часть флота. Но и после этой победы императору не сразу удалось справиться с пов-станцами. Лишь подкупив некоторых сторонников Фомы и получив поддержку болгарского хана Оморта-
78
га, Михаил II сумел разгромить армию повстанцев. Фоме пришлось отступить от стен Константинополя. Некоторое время он с остатками своей армии удержи¬вал небольшую территорию на берегу Мраморного моря, а затем укрылся в Адрианополе, где в течение пяти месяцев отражал атаки войск Михаила П. Поло¬жение осажденных становилось все тяжелее, голод и лишения восстановили против Фомы его последних сподвижников. В октябре 823 г. он был схвачен и вы¬дан Михаилу II. Фома был казнен, такая же участь по¬стигла и двух его сыновей.
В середине IX в. в императорском дворце разыгра¬лись события, которые поразили даже искушенных в интригах и коварстве придворных. Император Миха¬ил III отличался распущенностью нравов; время свое он проводил в кутежах и оргиях, больше всего любил охоту и лошадей, пропадал на скачках и состязаниях атлетов. При его дворе служил некий Василий — выхо¬дец из небогатой крестьянской семьи, жившей в Маке-донии. Очень сильный физически, отменно владевший искусством объезжать лошадей, Василий в короткий срок стал любимцем императора и получил должность главного конюшего. Михаил осыпал нового фаворита подарками, а затем женил на своей любовнице. Често¬любивый конюший быстро делал карьерзг. Вскоре он убил дядю императора, Варду, державшего в своих ру¬ках бразды правления государством. Это произошло в апреле 865 г. с согласия императора во время похода армии в азиатские владения империи, в котором уча¬ствовал и двор. Группа заговорщиков во главе с Васи¬лием буквально изрубила Варду на куски на глазах ва-силевса. Через год после убийства Варды Василий стал соправителем императора. Прошло немногим более двух лет, как наступил черед самого Михаила. Сентябрьской ночью 867 г. император был зверски убит в собствен¬ной спальне группой заговорщиков во главе с Васили¬ем. Так в императорском дворце появился новый вла¬ститель, а с его воцарением — и новая династия, Маке¬донская, которая продержалась более полутора веков.
Став императором, Василий Македонянин оказался весьма заботливым попечителем константинопольских церквей и монастырей, которые с течением веков и в результате землетрясений и небрежения властей сильно обветшали. Были организованы реставрационные рабо¬ты в храме ев, Софии, обновлены многие другие круп-
79
ные церкви. Ряд церквей был полностью перестроен. Несколько древних храмов, в частности храм Богоро¬дицы Халкопратийской и церковь св. Лаврентия, были буквально подняты из руин. Было сооружено и несколь-ко новых приютов для бедных. По приказу Василия в столице было построено немало новых церквей, в том числе несколько церквей на территории дворцового комплекса; их убранство отличалось особенной пыш¬ностью. Среди этих построек выделялась Новая Бази¬лика, сооруженная в юго-восточной части дворца. Зда¬ние, имевшее вид пятикупольного храма, было богато отделано мрамором и мозаикой, золотом, серебром и жемчугом. Обновление и строительство храмов в конце IX в. еще более украсило византийскую столицу. Им¬ператоры Македонской династии и в следующем веке уделяли много внимания храмам и монастырям Кон¬стантинополя. Драгоценности, священные реликвии, произведения искусства постоянно пополняли сокро¬вищницы столичных храмов.
Заговоры и перевороты, интриги придворных и борь¬ба церковников составляли картину жизни Константи¬нополя и в X в. Особенно острой была борьба за власть в империи между знатью столицы и провинций. Ее от¬ражением был мятеж Андроника Дуки в 906—907 гг. Начался он в районе. Икония в Малой Азии, где Дука завладел крепостью Кавала. Мятеж тут же отозвался в столице, где патриарх Николай Мистик тайно поддер¬жал бунтовщиков. Дело, как это нередко бывало, ослож¬нилось из-за семейных неурядиц императора Льва VI (886—912), пожелавшего вступить, в нарушение цер¬ковных правил, в четвертый брак. Таким образом, внеш¬не борьба императора с его противниками выглядела как столкновение с патриархом по вопросам канониче¬ских правил. Горожане могли вволю посудачить о том, как патриарх и его свита преграждали василевсу вход в храм св. Софии, ибо на него была наложена эпитимия и вход в церковь ему был запрещен. Все кончилось оче¬редным насилием: Николай Мистик был отправлен в мо¬настырь на азиатском берегу Босфора. Правда, через несколько лет ему удалось вернуться в столицу, где он вновь оказался в центре событий. Мятеж между тем угас, так как Андроник Дука прекратил борьбу и бежал к арабам.
Преемник Льва VI, Александр, правил всего год, но этого срока хватило, чтобы вызвать возмущение населе-
80
ния.; Когда император внезапно умер на ипподроме, в столице вспыхнуло народное восстание, причем бунт бедноты, как обычно, постаралась использовать в своих целях знать. Восстание возглавил сын Андроника Дуки, Константин. Восставшие заняли ипподром, где при све¬те факелов, ибо дело было на рассвете, восьмилетний сын Льва VI, Константин VII Багрянородный, был про¬возглашен императором. Затем толпа ринулась на штурм императорского дворца, но хозяйничавший там регент¬ский совет сумел отразить атаку. Константину Дуке вос¬стание стоило головы. Николай Мистик в эти дни сыграл неблаговидную роль. Вначале он поддержал Дуку и его сторонников, а потом неожиданно перешел на сторону императора и даже возглавил защиту дворца.
Похожие события произошли в Константинополе ле¬том 963 г. Борьба за власть между различными группи¬ровками знати вознесла на трон видного полководца Ни-кифора Фоку, чрезвычайно популярного в народе. Фока был героем завоевания Крита, много раз одерживал бле¬стящие победы в войнах с арабами. Его любили солда¬ты, ценившие в своем начальнике готовность делить с ними все тяготы походной жизни и опасности в бою. Фока славился аскетическим образом жизни. Он обла¬дал большой властью, ибо в его распоряжении находи¬лась огромная армия.
Вступив в борьбу за престол, начавшуюся после смерти императора Романа II (959—963), Фока двинул¬ся к Константинополю. Он провозгласил себя императо¬ром и встал с войском у стен столицы, где его сторон¬ники подняли бунт против евнуха Иосифа Вранги, в чьих руках находилась реальная власть. В городе начались кровавые схватки, грабили дома сторонников Вранги. Через три дня, 16 августа 963 г., узурпатор торжествен¬но въехал в город через Золотые ворота. Население ли¬ковало. Патриарх встречал Фоку в храме св. Софии. Через месяц красавица Феофано, вдова Романа II, стала женой нового властелина империи, что вызвало в столи¬це массу толков и пересудов. Очень усложнились отно¬шения императора с патриархом, который по ряду при-чин признал этот брак нарушением канонических пра¬вил.
Власть Никифора оказалась не слишком долгой. Им¬ператором были недовольны многие представители зна¬ти, как столичной, так и провинциальной, и зимой 969 г. против него составился заговор, в котором участвовала
81
и Феофаво. День убийства Никифора оказался необы¬чайно драматичным. Феофано впустила заговорщиков в свой терем и весьма искусно их спрятала. Узнав из ано¬нимного письма, что его жизни угрожают люди, находя¬щиеся в покоях императрицы, Никифор распорядился их обыскать. Когда там никого не нашли, Никифор счел письмо мистификацией и удалился в свою спальню. Че¬рез два часа под покровом ночи главарь заговорщиков в корзине был поднят в императорскую опочивальню. Бесшумно подкравшись к спящему Никифору, убийца мечом разрубил ему голову. Это произошло в ночь на 11 декабря 969 г.
Пришедшему ему на смену к власти военачальнику Иоанну Цимисхию тоже пришлось рано покинуть этот мир. Когда в январе 976 г. он умер от какой-то стран¬ной болезни, ходили упорные слухи, что его отравили ядом медленного действия. Слухи были правдоподобны, ибо Цимисхий имел немало врагов среди высшего чинов¬ничества и военной аристократии. Их недовольство не¬сколько раз проявлялось открыто, но император неко-торое время умело лавировал, спасая себя и трон.

Глава  V
КАТАСТРОФА 1204 года КОНСТАНТИНОПОЛЬ   В   РУКАХ  КРЕСТОНОСЦЕВ
Уже Первый крестовый поход показал, что для ви¬зантийцев наступили тяжелые времена. В середине июля 1096 г. к стенам Константинополя подошли отря¬ды крестоносцев, состоявшие преимущественно из кре¬стьян. Это было почти безоружное ополчение простона¬родья из Франции, Германии и ряда других западноев¬ропейских стран, не только движимого религиозной иде¬ей, но и спасавшегося таким образом от крепостническо¬го гнета и страшной нужды. Одним из предводителей крестьян был пикардиец Петр Пустынник — популяр¬ный в их среде монах, славившийся аскетизмом и ора¬торским искусством, которое он целиком посвятил про-поведи идеи крестовых походов. Император Алексей Комнин, не без основания опасавшийся крестоносцев, дал аудиенцию Петру Пустыннику и оказал его войску небольшую материальную поддержку. И все же избе-жать грабежей и поджогов не удалось. Однако на этот раз столице византийцев повезло. Крестьянское ополче¬ние через несколько дней покинуло город, переправив¬шись через Босфор. В конце октября сюда вернулось всего несколько тысяч ополченцев, остаток армии, по¬терпевшей жестокое поражение в битве с сельджуками у Никеи. Многие из них дождались здесь подхода отря¬дов крестоносцев-рыцарей.
В конце декабря 1096 г. к городу подошли лотаринг-ско-немецкие отряды под командой Готфрида Бульон-ского. Между императором и пришельцами сразу же воз¬никли распри. В один из апрельских дней 1097 г. они вылились в жестокое сражение. Битва шла как в кон¬ном строю за пределами города, так и на его стенах. Бой был трудным для византийцев, его исход в их пользу решила только личная гвардия императора. Вскоре про-
94
тивники сели за стол переговоров. Алексей I одарил ры¬царей деньгами и быстро избавился от них, переправив через пролив на азиатский берег.
Но на этом неприятности для византийцев не кончи¬лись. В том же месяце им пришлось иметь дело с отря¬дами итало-сицилийских рыцарей под водительством Боэмунда Тарентского. На этот раз удалось обойтись без кровопролития, дело решили дипломатия и деньги. Но отношения вошедших в Константинополь крестоносцев и хозяев города не отличались взаимным доверием. Во всяком случае, как рассказывают современники со¬бытий, когда Боэмунд Тареитский расположился в каче¬стве гостя императора в отведенных ему дворцовых по¬коях, он, опасаясь яда, не прикоснулся к приготовлен¬ным для него яствам и повелел своим поварам пригото¬вить иной, привычный для него обед. Пожелав все же проверить искренность гостеприимства императора, он щедро угостил яствами Алексея свою свиту, а на сле¬дующий день с притворной заботливостью справлялся у всех о самочувствии. Узнав, что все сошло благополуч¬но, Боэмунд не постеснялся объявить о своих подозре¬ниях. О грубых выходках и наглой бесцеремонности ры¬царей сохранилось немало рассказов. Наиболее известен эпизод, происшедший во время торжественной аудиен¬ции у императора. Один из баронов развалился на тро¬не, а когда его заставили встать, объяснив, что никто не имеет права сидеть в присутствии василевса, он выра¬зил возмущение тем, что император позволяет себе си¬деть в присутствии множества отважных рыцарей. В конце апреля и эта часть крестоносного воинства была переправлена византийцами на малоазиатский бе¬рег Босфора.
После небольшой передышки горожане вновь увиде¬ли перед стенами Константинополя крестоносцев. То были отряды рыцарей и множество вооруженных палом¬ников. Они расположились в окрестностях столицы, в самом городе появлялись лишь небольшими группами с разрешения властей. Но и эти визитеры были обузой для горожан: их вызывающее поведение не раз приводило к стычкам. В пригородах же крестоносцы просто устраи¬вали грабежи. Раймунд Тулузский, возглавлявший эту группу крестоносцев, долго вел переговоры с императо¬ром. Вследствие изощренности византийской диплома¬тии, а также благодаря полученным ими щедрым дарам крестоносные предводители согласились стать вассала-
95
ми императора. В апреле — мае 1097 г. эти отряды были переправлены через пролив.
7 июня 1099 г. полчища крестоносцев подошли к Иерусалиму. В двухлетних походах и сражениях их огромная армия изрядно поредела — до Иерусалима до¬шло только 20 тыс. воинов. 15 июня крестоносцы при-ступом взяли город и учинили на его улицах кровавую бойню.
Полвека спустя столица Византийской империи вновь с тревогой ожидала приближения крестоносного воинства. 10 сентября 1147 г., во время Второго кресто¬вого похода (1147—1149), к Константинополю подошли отряды немецких рыцарей. Вновь начались разбой и грабеж окрестностей города. И вновь императору, теперь это был Иоанн Комнин, пришлось пустить в ход силу и хитрость, деньги и лесть. Непрошеных гостей удалось быстро удалить от Константинополя, переправив через пролив. Однако менее чем через месяц прибыли фран¬цузские крестоносцы. Городские ворота закрылись пе¬ред ними. Оскорбленные рыцари стали требовать штур¬ма. Но большинство предводителей не решились на эту рискованную затею, а императору вскоре удалось дип¬ломатическими маневрами побудить крестоносцев пос¬пешить в Малую Азию, вслед за немецкими отрядами.
Отношения Византийской империи с государствами крестоносцев, возникшими на Востоке после Первого крестового похода (королевством Иерусалимским, кня¬жеством Антиохийским, графством Эдесским и графст¬вом Триполи), были напряженными. Византийские зем¬ли подвергались грабежу и разорению, одно время опас¬ность угрожала и столице.
После смерти в 1180 г. императора Мануила Комни-на разгорелась борьба между претендентами на престол. Весной 1181 г. она обострилась, начались столкновения на улицах столицы. В этой накаленной атмосфере все более открыто проявлялось недовольство ее населения увеличивавшимися налогами и бесконечными побора¬ми, вымогательством чиновников. Как это не раз быва¬ло в истории Константинополя, народное недовольство вылилось в возмущение против иностранных наемников, на которых опиралось правительство, подавляя беспо¬рядки в городе.
Иноземцы играли тогда в Константинополе очень большую роль. Во время крестовых походов в столице Византии резко возросло влияние венецианских и re-
96
нуззскнх купцов. Их конкуренция наносила немалый ущерб византийским купцам и ремесленникам. Импера¬торы не раз прибегали к помощи венецианского флота. Богатейшие кварталы принадлежали итальянским куп¬цам. Они находились по другую сторону Золотого Рога и так и назывались: Пера («по ту сторону») и Галата. Итальянская колония составляла в те годы около 60 тыс. человек. Итальянцы, которых в Византии назы¬вали латинянами, не скрывали презрительного отноше¬ния к византийцам.
В этот момент в борьбу за престол включился двою¬родный брат императора Мануила — Андроник Комнин, человек смелый и энергичный, склонный к авантюрам. Многие годы он провел вне Византии, около 15 лет жил при дворах восточных монархов. Его имя было популярно в народе, византийцы пели песни, в кото¬рых говорилось о рыцарских похождениях и приключе¬ниях принца Андроника. Наконец, он имел репутацию человека, отличавшегося антилатинскими настроения¬ми, которые были так популярны в массе константино¬польского населения. В апреле — мае 1182 г. в визан¬тийской столице происходили стычки между сторонни¬ками различных группировок, боровшихся за власть. В результате вспыхнул бунт против правительства. Не¬сколько дней толпы громили дома богачей, в том числе дворцы эпарха города и прокурора верховного суда. Были уничтожены податные списки и масса государ-ственных актов. Бунтовщики превратили храм св. Со¬фии и окружавшие его здания в укрепленный лагерь. Правительству удалось подавить бунт в течение не¬скольких дней. Но самые драматические события были впереди.
В один из майских дней 1182г. многочисленные тол¬пы напали на латинян. Разъяренные горожане жгли и грабили дома иноземцев. Латинян убивали, не разбирая ни возраста, ни пола. Когда часть итальянцев сделала попытку спастись на своих судах, стоявших в гавани, их уничтожили «греческим огнем». Многие латиняне были заживо сожжены в собственных домах. Богатые и про¬цветающие кварталы были превращены в развалины. Византийцы громили церкви латинян, их благотвори¬тельные учреждения и больницы. Были убиты и многие духовные лица, в том числе папский легат.
Избиение латинян было во многом спровоцировано Андроником, который готовился войти в столицу, где

97
его сторонники уже сделали почти все для его вступ¬ления на престол. Он и занял его в 1182 г. в качестве регента при Алексее II, а с 1183 г.— в качестве едино¬державного императора. Его правление характеризова¬лось безжалостным террором. Все три года пребывания на престоле он уничтожал всех, кого считал опасным для своей власти.
Погром латинян, преимущественно венецианцев, обернулся для византийцев многими несчастьями. Те итальянцы, которые успели покинуть Константинополь до начала резни, начали в отместку разорять византий¬ские города и селения на берегах Босфора и на Прин-цевых островах. Они стали повсеместно призывать ла¬тинский Запад к возмездию.
Все эти события еще более усилили вражду между Византией и государствами Западной Европы.
После завоевания в 1187 г. Иерусалима египетским султаном Салах ад-Дином (Саладином) был предпри¬нят Третий крестовый поход (1189—1192). Он непосред¬ственно не затронул столицу Византийской империи. Но напряженная ситуация сложилась на Балканах, где во Фракии открыто столкнулись интересы немецких крестоносцев и византийцев. Фридрих I Барбаросса вы¬нашивал даже планы осады Константинополя с суши и с моря, имея в виду договориться о совместных дейст¬виях с Венецией и Генуей. Население Константинополя жило по-прежнему с ощущением близкой опасности." Примечательно, что патриарх в своих проповедях по-носил крестоносцев, называя их псами и внушая своей пастве, что убийство крестоносца даст отпущение лю¬бых грехов.
Многим из тех, кто слушал эти проповеди, при¬шлось столкнуться с бесчинствами крестоносцев через какой-нибудь десяток лет.
Организаторы Третьего крестового похода большого успеха не добились. Поэтому через несколько лет на¬чался Четвертый крестовый поход, ставший роковым для Византийской империи и ее древней столицы.
Не сразу, правда, крестоносные полчища были на¬целены на Константинополь. Организаторы Четвертого крестового похода, которых объединял и вдохновлял папа Иннокентий III, вначале приложили немало уси¬лий, чтобы укрепить религиозный пыл крестоносцев, напомнить им об их исторической миссии освобождения Святой земли. Иннокентий III направил послание ви-
98
зантийскому императору, побуждая его к участию в по¬ходе и одновременно напоминая о необходимости вос¬становления церковной унии, что практически означало прекращение самостоятельного существования грече¬ской церкви. Очевидно, что этот вопрос был главным для Иннокентия III, который вряд ли мог рассчиты¬вать на участие византийского войска в крестовом по¬ходе, затеваемом римско-католической церковью. Импе¬ратор отверг предложения папы, отношения между ними стали крайне напряженными.
Неприязнь папы к Византии в немалой степени предопределила превращение византийской столицы в цель похода крестоносного воинства. Во многом это также было следствием откровенно корыстных намере¬ний предводителей крестоносцев, которые в погоне за добычей направились осенью 1202 г. к принадлежав¬шему в то время Венгрии крупному торговому городу на восточном побережье Адриатического моря — Зада-ру. Захватив и разорив его, крестоносцы, в частности, уплатили таким образом часть долга венецианцам, за¬интересованным в установлении своего господства в этом важном районе. Завоевание и разгром большого христианского города как бы стали подготовкой к даль¬нейшему изменению целей крестового похода. Посколь¬ку не только папа римский, но и французские и немец¬кие феодалы в это время тайно вынашивали план на¬править крестоносцев против Византии, Задар стал свое¬образной репетицией похода на Константинополь. По¬степенно возникло и идеологическое обоснование тако¬го похода. В среде руководителей крестоносцев все на¬стойчивее велись разговоры о том, что их неудачи объ¬ясняются действиями Византии. Византийцев обвиняли в том, что они не только не помогают воинам креста, но даже проводят враждебную политику по отношению к государствам крестоносцев, заключая направленные против них союзы с правителями турок-сельджуков Ма¬лой Азии. Эти настроения подогревались венецианскими купцами, ибо Венеция была торговой соперницей Ви¬зантии. Ко всему этому добавлялись воспоминания о резне латинян в Константинополе. Большую роль сыг¬рало и стремление крестоносцев к огромной добыче, ко¬торую сулил захват византийской столицы.
О богатстве Константинополя в ту пору ходили ле¬генды. «О, какой знатный и красивый город! — писал о Константинополе один из участников Первого кресто-
99
вого похода.— Сколько в нем монастырей, дворцов, по¬строенных с удивительным мастерством! Сколько также удивительных для взора вещей на улицах и площадях! Было бы слишком утомительно перечислять, каково здесь изобилие богатств всякого рода, золота, серебра, разнообразных тканей и священных реликвий». Та¬кие рассказы разжигали воображение и страсть к на¬живе, которой так отличались воины крестоносных армий.
Первоначальный план Четвертого крестового похо¬да, предусматривавший организацию морской экспеди¬ции на венецианских судах в Египет, был изменен: крестоносное войско должно было двинуться к столице Византии. Был найден и подходящий предлог для на¬падения на Константинополь. Там произошел очеред¬ной дворцовый переворот, в результате которого импе¬ратор Исаак II из династии Ангелов, правившей импе¬рией с 1185 г., в 1204 г. был свергнут с престола, ослеп¬лен и брошен в темницу. Его сын Алексей обратился за помощью к крестоносцам. В апреле 1203 г. он за-ключил на острове Корфу с предводителями крестонос¬цев договор, посулив им крупное денежное вознаграж¬дение. В результате крестоносцы отправились к Кон¬стантинополю в роли борцов за восстановление власти законного императора.
В июне 1203 г. к византийской столице подошли суда с крестоносным воинством. Положение города было крайне тяжелым, ибо главного средства обороны, кото¬рое многократно спасало ранее,— флота у византийцев теперь почти не было. Заключив в 1187 г. союз с Ве¬нецией, византийские императоры свели свои военные силы на море до минимума, полагаясь на союзников. Это была одна из тех ошибок, которые решили судьбу Константинополя. Оставалось полагаться только на крепостные стены. 23 июня корабли венецианцев с кре¬стоносцами на борту появились на рейде. Император Алексей III, брат низложенного Исаака II, попытался организовать оборону со стороны моря, но суда кресто¬носцев прорвались через цепь, закрывавшую вход в Зо¬лотой Рог. 5 июля венецианские галеры вошли в бух¬ту, рыцари высадились на берег и стали лагерем у Вла-хернского дворца, который находился в северо-запад¬ной части города. 17 июля войска Алексея III практи¬чески капитулировали перед крестоносцами после за¬хвата ими двух десятков башен на крепостных стенах.
100
За этим последовало бегство Алексея III из Константи¬нополя.
Тогда горожане освободили низложенного Исаака II из тюрьмы и провозгласили его императором. Это от¬нюдь не устраивало крестоносцев, ибо они тогда теря¬ли огромные деньги, обещанные им сыном Исаака, Алексеем. Под давлением крестоносцев Алексей был объявлен императором, и около пяти месяцев продол¬жалось совместное правление отца и сына. Алексей прилагал все усилия, -чтобы собрать нужную для рас-платы с крестоносцами сумму, так что население неве¬роятно страдало от поборов. Положение в столице де¬лалось все более напряженным. Вымогательства кре¬стоносцев усилили вражду между греками и латиняна-ми, императора ненавидели почти все горожане. По¬явились признаки зреющего мятежа. В январе 1204 г. простой люд Константинополя, собравшийся огромны¬ми толпами на площадях, стал требовать избрания но¬вого императора. Исаак II обратился за помощью к кре¬стоносцам, но его намерения выдал народу один из са¬новников —• Алексей Мурчуфл. В городе начался бунт, который закончился избранием Алексея Мурчуфла им¬ператором. По мнению предводителей крестоносцев, на¬ступил удачный момент для захвата византийской сто¬лицы.
Стоя лагерем в одном из предместий Константино¬поля, крестоносцы более полугода не только оказывали воздействие на жизнь столицы империи, но и все более распалялись при виде ее богатств. Представление об этом дают слова одного из .участников этого похода крестоносцев, амьенского рыцаря Робера де Клари — автора мемуаров под названием «Завоевание Констан¬тинополя». «Там было,— писал он,— такое изобилие богатств, так много золотой и серебряной утвари, так много драгоценных камней, что казалось поистине чу-дом, как свезено сюда такое великолепное богатство. Со дня сотворения мира не видано и не собрано было подобных сокровищ, столь великолепных и драгоцен¬ных... И в сорока богатейших городах земли, я пола¬гаю, не было столько богатств, сколько их было в Кон¬стантинополе!» Лакомая добыча дразнила аппетиты крестоносных воинов. Грабительские рейды их отря¬дов в город приносили его жителям немалые тяготы, Церкви стали утрачивать часть своих сокровищ. Но са¬мое страшное для города время наступило в начале
101
весны 1204 г., когда предводители крестоносцев и пред¬ставители Венеции заключили договор о разделе тер¬риторий Византии, который предусматривал и захват ее столицы.
Крестоносцы решили штурмовать город со стороны Золотого Рога, у Влахернского дворца. Католические священники, состоявшие при войсках крестоносцев, вся¬чески поддерживали их боевой дух. Они с готовностью отпускали грехи всем желавшим того участникам пред¬стоящего штурма, внушая воинам мысль о богоугодно-сти захвата Константинополя.
Вначале были засыпаны рвы перед крепостными стенами, после чего рыцари пошли на приступ. Визан¬тийские воины отчаянно сопротивлялись, но все же 9 апреля крестоносцам удалось ворваться в Констан¬тинополь, Однако они не сумели закрепиться в городе, и 12 апреля атака возобновилась. С помощью штурмо¬вых лестниц передовая группа атакующих взобралась на крепостную стену. Другая группа сделала пролом на одном из участков стены, а затем разбила несколько крепостных ворот, действуя уже изнутри. В городе на¬чался пожар, погубивший две трети зданий. Сопротив¬ление византийцев было сломлено, Алексей Мурчуфл бежал. Правда, весь день на улицах* шли кровопролит¬ные схватки. Утром 13 апреля 1204 г. в Константино¬поль вступил глава крестоносного войска итальянский князь Бонифаций Монферратский.
Город-крепость, устоявший перед натиском многих могучих врагов, был впервые захвачен неприятелем. То, что оказалось не под .силу полчищам персов, ава¬ров и арабов, удалось рыцарскому войску, насчитывав¬шему не более 20 тыс. человек. Один из участников по¬хода крестоносцев, француз Жоффруа де Виллардуэн, автор высоко ценимой исследователями «Истории за¬хвата Константинополя», считал, что соотношение сил осаждавших и осажденных составляло 1 к 200. Он вы¬ражал удивление победой крестоносцев, подчеркивая, что никогда еще горсточка воинов не осаждала город с таким множеством защитников. Легкость, с которой крестоносцы овладели огромным, хорошо укрепленным городом, была результатом острейшего социально-по¬литического кризиса, который переживала в тот мо¬мент Византийская империя. Немалую роль сыграло и то обстоятельство, что часть византийской аристокра¬тии и купечества была заинтересована в торговых свя-
102
зях с латинянами. Иными словами, в Константинополе существовала своеобразная «пятая колонна».
Князь Монферратский обещал своему войску трех¬дневный грабеж города после его взятия. Началось ра¬зорение византийской столицы. Один из очевидцев этих трагических событий, византийский сановник и историк Никита Хониат, так описывал первые часы хозяйни¬чанья крестоносцев в Константинополе: «В день взятия города хищники расположились на ночлег повсюду и грабили все, что было внутри домов, не стесняясь с хо-зяевами, наделяя иных ударами; кого они уговаривали, кому грозили по всякому поводу. Всё они получили или сами нашли: часть лежала на виду или была принесена хозяевами,- часть разыскали сами латиняне, пощады у них не было никакой, и ничего они не отдавали собст¬венникам обратно... Собираясь партиями, жители ухо¬дили, одетые в рубища, изнуренные бессонницей и осу¬нувшиеся, видом мертвецы, с налитыми кровью глаза¬ми, будто плачущие кровью, а не слезами. Одни горе¬вали о потере имущества, другие уже не удручались этим, но оплакивали похищенную и поруганную деви¬цу-невесту или супругу, каждый шел со своим горем». Жоффруа де Виллардуэн отмечал, что «убитым и ране¬ным не было ни числа, ни меры».
Страшный ущерб нанесли городу пожары. Они воз¬никали дважды еще до момента решительного штурма. Множество зданий сгорело во время пожара, начавше¬гося в момент штурма города 12 апреля. Жоффруа де Виллардуэн писал, что этот пожар уничтожил боль¬ше домов, чем насчитывалось их в трех крупнейших го¬родах Франции того времени. 12—13 апреля в огне по¬гибли многие кварталы города, расположенные на по¬бережье Золотого Рога. В июне 1204 г. пожар опусто¬шил обширный район, простиравшийся до границ тер¬ритории Влахернского дворца. Дотла сгорели многие кварталы, застроенные богатыми домами. В августе, после очередной стычки между латинянами и византий¬цами, город вновь запылал. Одновременно загорелись здания в разных местах города. В тот день был силь¬ный ветер. Огонь бушевал почти сутки, сгорела вся центральная часть Константинополя — от Золотого Рога До побережья Мраморного моря. Пламя неистовствова¬ло с такой силой, что горящими головнями были подож¬жены суда в гавани. Августовский пожар уничтожил богатые торгово-ремесленные кварталы и полностью ра-
103
зорил торговцев и ремесленников Константинополя. После этого страшного бедствия торговые и ремеслен¬ные корпорации города утратили былое значение, а Константинополь надолго потерял свое исключительное место в мировой торговле.
Погибли многие памятники архитектуры и выдаю¬щиеся произведения искусства. Площадь Константина и прилегавшие к ней улицы сделались добычей огненной стихии. Великолепные общественные здания, церкви и дворцы — все лежало в дымящихся руинах. Огонь, к счастью, остановился у самого храма св. Софии.
Предводители крестоносцев заняли уцелевшие импе¬раторские дворцы, в частности Влахернский и Вуколе-он, расположенный на юго-западной оконечности Бос¬форского мыса, несколько южнее Большого дворца. На-ходившиеся в них сокровища были захвачены кресто¬носцами. Вообще, добыча превзошла все их ожидания. В руки завоевателей попало неисчислимое множество золотых и серебряных изделий, драгоценных камней, мехов и тканей. Грабители не остановились перед ра¬зорением усыпальниц византийских императоров. Сар¬кофаги были взломаны, найденные в них украшения из золота и драгоценных камней украдены. Многие брон¬зовые и медные статуи были переплавлены на монеты. Захватчики разбили гигантскую статую Геркулеса, со¬творенную гениальным Лисиппом. Такая же участь по¬стигла огромную статую героя греческой мифологии Беллерофонта. Не пощадили крестоносцы даже извая¬ние девы Марии, украшавшее один из кварталов в центре города. Та же участь постигла статую Геры. Ве¬нецианцы, правда, вывезли знаменитых бронзовых ко¬ней Лисиппа и украсили ими один из фасадов собора св. Марка в Венеции. Но этот случай был исключени¬ем. Крестоносцы уничтожали памятники искусства, не представляя себе их неизмеримой художественной цен¬ности.
Были разорены сотни церквей. Никита Хониат так описывал разгром храма св. Софии: «Святые налои, затканные драгоценностями и необыкновенной красо¬ты, приводившие в изумление, были разрублены на куски и разделены между воинами вместе с другими великолепными вещами. Когда им нужно было вывезти из храма священные сосуды, предметы необыкновенного искусства и чрезвычайной редкости, серебро и золото, которым были обложены кафедры, амвоны и врата, они
104
ввели в притворы храма мулов и лошадей с седлами... Животные, пугаясь блестящего пола, не хотели войти, но они били их и... оскверняли их кровью священный пол храма...» Распаленные грабежом и видом крови пьяные рыцари принудили обнаженных уличных жен¬щин плясать на главном престоле собора. Не отставали от рыцарей и их католические пастыри, особенно усерд¬ствовавшие в разграблении церковных реликвий.
Сокровища храмов составили огромную часть добы¬чи крестоносцев. Венецианцы вывезли из Константино¬поля множество редчайших памятников искусства. Бы¬лое великолепие византийских соборов после эпохи кре¬стовых походов можно было увидеть только в церквах Венеции. Одна из латинских хроник, в которой были описаны «подвиги» крестоносцев в захваченном городе, так и называлась: «Константинопольское опустошение».
Хранилища ценнейших рукописных книг — средо¬точие византийской науки и культуры — попали в руки вандалов, которые устраивали бивуачные костры из свитков. В огонь летели произведения древних мысли¬телей и ученых, религиозные книги. Современник, опи¬савший сцены грабежа города, очень точно отметил, что от происходящего «содрогается разум и человечество краснеет от стыда».
Расхищение богатств Константинополя не ограничи¬лось днями грабежа после взятия города. Утвердившие¬ся в нем на десятилетия крестоносцы постепенно пере¬правили в Западную Европу почти все, что представ¬ляло хоть какую-то ценность. Торговля сокровищами дворцов и святынями храмов долгое время оставалась для созданной крестоносцами после захвата Констан¬тинополя Латинской империи одним из источников по-полнения кавны.
Катастрофа 1204 г. резко затормозила развитие ви¬зантийской культуры, которая в течение двух предше¬ствовавших веков переживала период расцвета. В IX— XII вв. в византийской столице было создано много ше-девров архитектуры. В их числе были новые велико¬лепные сооружения на территории Большого дворца, Влахернский дворец, ряд новых храмов, среди которых выделялась церковь Паммакаристи (Божьей матери всеблаженнейшей). Все эти творения византийских зод¬чих, как и изумительные произведения мастеров мону¬ментальной живописи и миниатюры, славились далеко за пределами Константинополя. X—XI века стали так-
те эпохой блестящих успехов византийского приклад¬ного искусства. На подъеме были наука и литература. G середины IX в. оживилась деятельность высших школ. Два факультета Константинопольского университета — юридический и философский •— играли исключительную роль в научной и культурной жизни столицы. В ряду крупных деятелей науки стоят философ и историк Ми¬хаил Пселл и его младший современник философ Иоанн Итал (XI в.). В X—XII вв. в Константинополе творили такие выдающиеся писатели, как сатирик Христофор Митиленский, автор книги назиданий «Советы и расска¬зы» Кекавме'н, писатель и поэт Федор Продром, нако¬нец, великолепные прозаики братья Михаил и Никита Хониаты.
Разорение Константинополя привело к разрушению культурного центра, имевшего вековые традиции. Сре¬доточием византийской науки и образования отныне стал город Никея в Малой Азии — центр одного из гре¬ческих государств, образовавшихся здесь после наше¬ствия крестоносцев. Лишь в XIV в. Константинополю, да и то лишь частично, удалось восстановить свое куль¬турное значение.
Завоевание Константинополя крестоносцами знаме¬новало собой крушение могущественной Византийской империи. На ее обломках возникло несколько госу¬дарств. Крестоносцы создали Латинскую империю со столицей в Константинополе. В ее состав входили зем¬ли по берегам Босфора и Дарданелл, часть Фракии и ряд островов Эгейского моря. Венеции досталось север¬ное предместье Константинополя —• Галата •— и не¬сколько городов на побережье Мраморного моря. Бо¬нифаций Монферратский стал главой Фессалоникского королевства, созданного на территории Македонии и Фессалии. В Морее возникло еще одно государство кре¬стоносцев — Морейское княжество. На остальных зем¬лях Византийской империи появились новые греческие государства. В северо-западной части Малой Азии была образована Никейская империя, на Черноморском по¬бережье Малой Азии — Трапезундская империя, на за-паде Балканского полуострова — Эпирский деспотат. Наиболее сильным среди этих государств была Никей¬ская империя, ставшая со временем центром сопротив¬ления иноземным завоевателям.
Более полувека древний город на босфорском мысу находился во власти крестоносцев. 16 мая 1204 г. в хра-
106
ме св. Софии фландрский граф Балдуин был торжест¬венно коронован в качестве первого императора новой империи, которую современники называли не Латин¬ской, а Константинопольской империей, или Романией. Считая себя преемниками византийских императоров, ее правители сохранили многое из этикета и церемониала дворцовой жизни. Но к грекам император относился с крайним пренебрежением.
В новом государстве, территория которого на первых порах ограничивалась столицей, вскоре начались рас¬при. Разноязыкое рыцарское воинство только во время захвата и грабежа города действовало более или менее согласованно. Теперь же прежнее единство было забы¬то. Дело едва не доходило до открытых столкновений между императором и некоторыми предводителями крестоносцев. К этому добавились конфликты с визан¬тийцами из-за дележа византийских земель. В резуль¬тате латинским императорам пришлось менять такти¬ку. Уже Генрих Геннегауский (1206—1216) стал ис¬кать опору в старой византийской знати.
Почувствовали себя наконец здесь хозяевами и ве¬нецианцы. В их руки перешла значительная часть го¬рода — три квартала из восьми. Венецианцы имели в городе свой судебный аппарат. Они составляли поло-вину совета императорской курии. Венецианцам доста¬лась огромная часть добычи после ограбления города. Множество ценностей было вывезено в Венецию, а часть богатств стала фундаментом той огромной поли¬тической власти и торгового могущества, которые при¬обрела венецианская колония в Константинополе. Не¬которые историки не без оснований пишут, что после катастрофы 1204 г. образовались фактически две импе¬рии — Латинская и Венецианская. Действительно, в руки венецианцев перешла не только часть столицы, но и земли во Фракии и на побережье Пропонтиды. Тер¬риториальные приобретения венецианцев за пределами Константинополя были невелики в сравнении с их пла¬нами в начале Четвертого крестового похода, но это не помешало венецианским дожам впредь пышно имено¬вать себя «властителями четверти и получетверти Ви-зантийской империи». Впрочем, господство венециан¬цев в торгово-экономической жизни Константинополя (они завладели, в частности, всеми важнейшими при¬чалами на берегах Босфора и Золотого Рога) оказа¬лось едва ли не более важным, чем территориальные
107
приобретения. Обосновавшись в Константинополе как хозяева, венецианцы усилили свой торговый натиск на всей площади павшей Византийской империи.
Столица Латинской империи в течение нескольких десятилетий была местом пребывания самых знатных феодалов. Константинопольские дворцы они предпочи¬тали своим замкам в Европе. Знать империи быстро освоилась с византийской роскошью, переняла привыч¬ку к постоянным празднествам и веселым застольям. Потребительский характер жизни Константинополя при латинянах стал еще более ярко выраженным. Кресто¬носцы пришли в эти края с мечом и за полвека своего владычества так и не научились созидать.
В середине XIII в. Латинская империя пришла в полный упадок. Многие города и села, опустошенные и разграбленные во время захватнических походов лати¬нян, так и не смогли оправиться. Население страдало не только от непосильных налогов и поборов, но и от гнета чужеземцев, с презрением попиравших культуру и обычаи греков. Православное духовенство вело ак¬тивную проповедь борьбы против поработителей.
Воспользовавшись возраставшей слабостью латинян, никейский император Михаил VIII Палеолог в 1260 г. решил отбить у них Константинополь. Чтобы изолиро¬вать город со стороны суши, Михаил захватил Силив-рию. После этого он начал готовить генеральный штурм. Однако попытка овладеть Галатой, расположенной на северном берегу Золотого Рога, оказалась неудачной, греки понесли крупные потери и были вынуждены от¬ступить.
Весной 1261 г. Михаил вновь стал готовиться к по¬ходу на Константинополь. Он сумел заручиться под¬держкой Генуи. Генуэзские купцы рассчитывали в слу¬чае его успеха выжить из Константинополя венециан¬цев. Михаилу оказал помощь и правитель сельджукско¬го Конийского султаната, который стремился к союзу с нике-йскими императорами в связи с угрозой монголь¬ского нашествия.
Летом 1261 г. греческое войско подошло к Констан¬тинополю. Им командовал известный полководец Алек¬сей Стратигопулос. В состав никейской а'рмии входила сельджукская конница. Момент для нападения был вы¬бран не случайно. Силы императора Балдуина II (1228—1261) находились в походе на черноморском по¬бережье. 25 июля, ночью, войско Стратигопулоса нача-
108
ло штурм. Горстка храбрецов сумела проникнуть в Кон¬стантинополь через старинный водосток, перебить охра¬ну у городских ворот и открыть их основным силам нападавших. Конница ворвалась в спящий город. Гре-ческое население оказало небольшому войску Страти¬гопулоса поддержку. Среди латинян началась паника. Балдуин бежал на венецианском корабле. Латинская империя перестала существовать.
Константинополь был охвачен ликованием. Михаил Палеолог был встречен с почетом. Император вступил в город через Золотые ворота и проделал пешком путь до Студийского монастыря. Перед ним несли икону Бого¬матери. Вскоре в храме св. Софии состоялась вторичная коронация Михаила и его жены Феодоры, призванная символизировать восстановление власти византийских императоров в их древней столице.
Когда угар победы прошел, стало видно, как траги¬чески изменился город. Михаил Палеолог широко орга¬низовал восстановительные работы. В сравнительно ко¬роткий срок были реставрированы или построены за¬ново оборонительные сооружения, возвращено былое великолепие храмам и дворцам. Быстро стало расти на¬селение города. Император вооружал армию, создавал новый флот. Все это требовало огромных затрат, казна быстро пустела. Желая укрепить государство, Михаил решил поддержать идею унии с римской церковью, с тем чтобы, опираясь на содействие папы, установить союз с латинским Западом. Это обострило отношения императора с духовенством. Самыми ярыми противни-•, ками унии были низшее духовенство и монашество. В своих проповедях они доказывали безнравственность унии, постоянно подстрекали население Константинопо-ля против правительства, готового, по их словам, от¬вернуться от веры и традиций. И все же Михаилу уда¬лось выполнить свое намерение. В 1274 г. церковная уния состоялась. Но это еще более накалило политиче¬скую атмосферу в империи и столице. Вскоре споры и дискуссии по вопросам унии перешли в острую соци¬альную и политическую борьбу. Протест масс против унии вновь сделал улицы и площади Константинополя ареной выступления против императора и правитель¬ства. В городе распространялись памфлеты и пасквили, направленные против монарха, его приближенных ц высших сановников. Михаил обрушил на недовольных жестокие репрессии, но это не принесло успеха, хотя
109
император не щадил и своих родственников. После смерти Михаила в 1282 г. положение в империи и в сто¬лице оставалось напряженным, борьба между сторон¬никами и противниками унии продолжалась.
С воцарением Михаила Палеолога в борьбе извеч¬ных соперников — венецианцев и генуэзцев — произо¬шел явный сдвиг в пользу последних. По Нимфейскому договору, заключенному в 1261 г. между Византией и Генуей, генуэзцам удалось добиться от Михаила при¬вилегий, напоминавших права венецианцев в предшест¬вовавшие полтора столетия, когда те были хозяевами торговли Константинополя, а после его разорения кре¬стоносцами создали здесь фактически государство в го-сударстве. Генуэзские купцы получили право беспош¬линной торговли, а также право на свободный вывоз из пределов империи хлеба и другого продовольствия. Кроме того, Михаил Палеолог обязался запретить про-ход в Черное море судам иных латинян (здесь имелись в виду преимущественно венецианцы). И хотя венеци¬анцы не сдавали свои позиции в столице, их торговая деятельность с этого времени была серьезно затруднена. Взявшие верх генуэзцы не только подчинили себе мно¬гие источники богатства Константинополя, но и стали играть активную роль в политике. Отныне интриги и заговоры во дворце и в среде придворной знати все реже обходились без тайного участия богатых генуэзских купцов.
Галата превратилась в генуэзскую колонию со сво¬им портом и гарнизоном.
На рубеже XIII—XIV вв. генуэзские и венециан¬ские купцы контролировали всю торговлю Константи¬нополя, в частности торговлю продовольствием. Визан¬тийским купцам оставались только мелкие операции. Константинопольские банки итальянцев имели большие обороты, оттеснив на задний план византийских де¬нежных людей.
После крушения Латинской империи Константино¬поль почти на два столетия вновь стал столицей Визан¬тии. Однако территория государства сократилась в не¬сколько раз. Под властью императоров из династии Па-леологов находились лишь часть Фракии и Македонии, несколько островов Архипелага, отдельные районы Пе¬лопоннесского полуострова и северо-западная часть Ма¬лой Азии. Не вернула себе Византия и торгового могу¬щества. В числе причин этого было и перемещение в
110
XIII в. основных торговых путей из проливов в бассейн Средиземноморья.
Правда, географическое положение Константинопо¬ля позволило ему вновь стать оживленным торговым центром. К середине XIV в. на его рынках шла тор¬говля самыми различными товарами — зерном и фа¬солью, вином и оливковым маслом, рыбой и сушеными фруктами, солью и медом, льном и шелком, шерстью и кожами, мехами и благовониями, воском и мылом. В Константинополь приезжали купцы из Генуи, Вене¬ции и других итальянских городов, из Сирии, из сла¬вянских стран Балканского полуострова. Оживились связи византийской столицы с Русью. Однако выгодами местоположения Константинополя теперь пользовались главным образом иностранные купцы.
Важнейший источник пополнения византийской каз¬ны — торговые сборы и таможенные пошлины — с каж¬дым годом все более иссякал. Торговый путь через про¬ливы находился в руках венецианских и генуэзских купцов. Весь XIV век и первую половину XV в. гену¬эзцы полностью контролировали торговлю в Причерно¬морье. Доходы генуэзской колонии в Галате от тамо¬женных пошлин в XIV в. почти в семь раз превышали аналогичные доходы Византии.
Весь XIV век Византийская империя неуклонно шла к гибели. Ее сотрясали междоусобицы, она терпела по¬ражение за поражением в войнах с внешними врагами. Императорский двор погряз в интригах. В ход шло все — клевета и донос, подкуп и яд, убийство из-за угла. Константинопольский плебс все чаще становился орудием в руках претендентов на престол.
Даже внешний облик города красноречиво говорил о закате его славы и величия. Историк Никифор Григо-ра, описывая Константинополь середины XIV в., гово¬рил, что проницательные люди «легко предвидели паде¬ние порядка вещей и разрушение империи, ибо всем бросалось в глаза, что императорские дворцы и палаты знатных лежали в разрушении и служили отхожими местами для мимоходящих и клоаками; равно и вели-чавые здания патриархата, .окружавшие великий храм св. Софии... были разрушены или вовсе истреблены».
Бурные события разыгрались в Константинополе в 40-х годах XIV в. Регент малолетнего Иоанна V Пале¬олога Иоанн Кантакузин восстановил против себя боль¬шую часть знати. Недовольных возглавил вельможа
111
Алексей Апокавк. Воспользовавшись отъездом регента, оппозиция, опиравшаяся на торговые слои города, под¬няла против него народ. Дома приверженцев Кантаку¬зина были разгромлены, а сам регент был лишен всех должностей, имущество его было конфисковано. Власть перешла к императрице Анне Савойской, Иоанн V стал ее соправителем. Но за три недели до этого сторонники Кантакузина среди знати провозгласили его императо¬ром. Столица ответила новыми погромами привержен¬цев бывшего регента, были разграблены и его собствен¬ные дворцы. В борьбу между Кантакузином и Апокав-ком оказались вовлечены народные массы и провинци¬альная знать. Призывы Апокавка возбуждали простой люд против знати, крестьяне громили дома и разоряли владения феодалов. Масло в огонь подлили церковные раздоры, в которые также были вовлечены широкие слои населения. Междоусобная борьба затянулась на не¬сколько лет.
Кантакузин получил поддержку бея Айдына — ту¬рецкого княжества на западе Малой Азии. Тем време¬нем в июне 1345 г. Апокавк был убит узниками двор¬цовой тюрьмы — сторонниками Кантакузина. Посколь¬ку Апокавк был все еще популярен, горожане ответили на его убийство новыми погромами. Погибли многие из лиц, известных сочувствием к Кантакузину, не избе¬жали этой участи и убийцы Апокавка. Кантакузин ук-репился во Фракии, опираясь на поддержку османских султанов. Летом 1346 г. дочь Кантакузина Феодора была помолвлена с султаном Орханом. В это время в Константинополе возник острый конфликт между пра¬вившей в нем группировкой и генуэзцами Галаты. То была последняя капля, чаша весов в многолетнем споре склонилась к Кантакузину. В ночь на 3 февраля 1347 г. город открыл ему Золотые ворота.
А уже через год Константинополь был во власти чумы. «Черная смерть» скосила большую часть населе¬ния столицы. Прошло еще немного времени, и город подвергся новому испытанию. Генуэзцы Галаты, недо¬вольные стремлением Кантакузина проводить выгодную византийцам торговую политику, в начале 1349 г. подо¬жгли предместья столицы, а также спалили торговые суда и верфи. Генуэзский флот блокировал Константи¬нополь. 5 марта 1349 г. византийцы совершили нападе¬ние на корабли генуэзцев Галаты, но потерпели пора¬жение. Пришлось пойти на новые уступки генуэзцам,
112
в частности отдать им еще одну территорию за север¬ной стеной Константинополя.
Правление Иоанна Кантакузина кончилось ноябрь¬ской ночью 1354 г., когда корабль генуэзца Франческо Гаттелузи доставил в столицу Иоанна V. Вновь откры¬лись городские ворота, началось восстание против Кан-такузина. Осажденный в своем дворце, он отрекся от престола и ушел в монахи. С этого дня и до захвата византийской столицы турками-османами власть оста¬валась в руках династии Палеологов.
В XV в. жизнь Константинополя внешне не претер¬пела серьезных перемен. Междоусобная борьба, сопро¬вождавшаяся заговорами и интригами дворцовой кли¬ки, столкновения по церковным и политическим вопро¬сам между «латинофилами» и теми, кто отстаивал не¬зависимость империи, вспышки недовольства плебса, повседневный труд ремесленников, рыбаков, моряков и корабелов — все это оставалось привычными приметами доживавшей свой век столицы византийцев. Однако го¬род все больше и больше приходил в упадок. Многие дворцы и храмы продолжали лежать в развалинах. Даже в центре столицы можно было встретить пустыри и засеянные участки там, где некогда стояли дома. Не-которые кварталы вообще перестали существовать. В юго-восточной части Константинополя находились за¬брошенные постройки Большого дворца. Последний им¬ператор латинян использовал свинцовые покрытия его зданий для оплаты своих долгов. На огромной террито¬рии дворцового комплекса в сравнительном порядке со¬держалось только несколько церквей. Прежний вид сохранил лишь храм св. Софии, да и то потому, что для его выделялись деньги по особой статье бюджета. Зато громный собор св. Апостолов был в жалком состоянии.
В городе постоянно не хватало продовольствия. Го¬лод и эпидемии ежегодно уносили тысячи жизней. Осо¬бенно сильно уменьшилось население Константинополя вследствие многократных эпидемий чумы во второй по¬ловине XIV — начале XV в. Число жителей византий¬ской столицы в XV в., как правило, не превышало 50 тыс.
Многочисленные торговые заведения и ремесленные мастерские, как и раньше, занимали многие улицы. Привычную картину повседневной жизни Константино¬поля дополняли рынки, верфи, гостиницы, больницы. Центром культурной жизни по-прежнему были универ-
113
ситет и Патриаршая академия, расположенные в квар¬тале Студион неподалеку от церкви св. Иоанна.
И по-прежнему трудились здесь талантливые уче¬ные и писатели, хотя в ту пору слава Константинополя как центра науки и культуры уже была не столь гром¬кой. Во всяком случае, имена астронома и философа, крупного государственного деятеля Федора Метохита, философов Иосифа Вриенния и Георгия Плифона, пи¬сателя Димитрия Кидониса вошли в историю визан-тийской культуры.
Почти все в городе так или иначе говорило об упадке былого величия, свидетельствовало о том, что пора его процветания миновала. Путешественников, посещав¬ших Константинополь в первой половине XV в., пора¬жало обилие развалин и общее запустение города. Один из них в 1437 г. характеризовал население византий¬ской столицы как крайне малочисленное и удивительно бедное. Некоторые части города напомнили ему дере¬венские пейзажи. Упадок столицы вполне соответство¬вал общему положению империи.
Между тем с востока надвигался безжалостный враг, которому было суждено положить конец византийской цивилизации.
Глава VI
ПАДЕНИЕ КОНСТАНТИНОПОЛЯ И ГИБЕЛЬ ВИЗАНТИИ
Рождение государства, столицей которого суждено было стать дряхлевшему престольному городу Визан¬тии, относится к концу XIII — началу XIV в. После распада султаната турок-сельджуков, который в тече-ние двух столетий был восточным соседом Византий¬ской империи, образовалось несколько самостоятельных княжеств — бейликов. Находившийся в северо-западной части Малой Азии бейлик османское предание связы¬вает с именем легендарного вождя одной из групп туркменского (огузского) племени кайы Эртогрула. Как первый правитель бейлика, ставшего ядром нового ту¬рецкого государства, Эртогрул считается основателем этого государства. Его стали называть Османским по имени сына Эртогрула, Османа, в годы правления кото¬рого бейлик добился независимости от последнего сельджукского султана.

В Стамбуле было немало арабов, преимущественно выходцев из Египта и Сирии, а также албанцев, в боль¬шинстве своем мусульман. В турецкой столице, ставшей конгломератом рас и народностей, жили сербы и валахи, грузины и абхазцы, персы и цыгане. Здесь можно было встретить представителей практически всех народов Средиземноморья и Ближнего Востока. Еще более пест¬рой картину турецкой столицы делала Галата, где по¬степенно сложилась колония европейцев — итальянцев, французов, голландцев и англичан, занимавшихся тор¬говлей, врачебной или аптекарской практикой. В Стам¬буле их обычно называли «франками», объединяя под этим названием выходцев из разных стран Западной Европы — католиков.
В нашем распоряжении имеются данные о соотно¬шении мусульманского и немусульманского населения Стамбула в 1478 и 1520—1530 гг. Оно было стабильно: 58 % составляли мусульмане и 42 % — немусульмане. Данные эти весьма любопытны, так как они свидетель¬ствуют о том, что Стамбул отличался по составу насе¬ления от всех других городов Османской империи, где немусульман было куда меньше. Наличие в столице столь больших групп подвластных народов было утвер¬ждено законами империи. Султаны в первые века су¬ществования Османской державы как бы демонстриро¬вали на примере столицы возможность сосуществования завоевателей и покоренных. Впрочем, это никогда не заслоняло огромную разницу в их правовом статусе.
Во второй половине XV в. турецкие султаны устано-
139
вили, что духовными и некоторыми гражданскими дела¬ми (вопросами брака и развода, имущественными тяж¬бами и т. п.) греков, армян и евреев будут ведать их религиозные общины (миллеты). Патриархи греко-пра-вославной и армяно-григорианской общин, а также глав¬ный раввин иудейской общины были поставлены в по¬ложение посредников между султаном и немусульман¬ским населением. Через них власти взимали и налоги, и сборы с немусульмаи. Султаны покровительствовали главам общин, оказывали им всевозможные милости в качестве платы за поддержание в их пастве духа покор¬ности и повиновения властям. Их резиденции и канце¬лярии в Стамбуле на протяжении четырех веков входи-ли в число важных центров не только религиозной, но и социально-политической жизни столицы.
Немусульманам в Османской империи был закрыт доступ к административной или военной карьере, по¬этому большинство жителей Стамбула, не исповедовав¬ших ислам, занимались ремеслом или торговлей. Исклю¬чение составляла небольшая часть греков из богатых се¬мей, живших в квартале Фанар на европейском берегу Золотого Рога. Греки-фанариоты находились на государ¬ственной службе, преимущественно в должностях драго¬манов — официальных переводчиков. С течением време¬ни греки, армяне, евреи заняли прочнце позиции во всех областях экономической жизни Турции. В их руки перешла внешняя и внутренняя торговля. Они были бан¬кирами, менялами и ростовщиками. Наконец, нетурец¬кое население составляло основную массу стамбульских ремесленников.
«Несмотря на многообразие территорий и народов, находившихся под властью султана,— пишет современ¬ный французский исследователь Роберт Мантран,— на протяжении всей своей истории османская столица — Стамбул — была воплощением империи, вначале вслед¬ствие космополитической природы своего населения, где, впрочем, турецкий элемент был главенствующим и пре¬обладающим, а затем благодаря тому, что она представ¬ляла собой синтез этой империи в виде ее администра-тивного и военного, экономического и культурного цент¬ра».
Стамбул стал столицей турецкого военно-феодально¬го государства, правитель которого, султан, обладал всей полнотой светской власти и одновременно был духовным главой всех подданных империи — мусульман-суннитов.
140

Поскольку султан считался верховным вождем и главно¬командующим всех «воинов ислама» в «священной войне против неверных», сама церемония восшествия турецких султанов на трон сопровождалась обрядом «опоясания мечом». Отправляясь на эту своеобразную коронацию, новый султан прибывал к мечети Эйюба Анса-ри, распо-ложенной на берегу Золотого Рога. В этой мечети шейх ордена дервишей мевлеви, специально приезжавший из центра этого почитаемого и влиятельного ордена —• горо¬да Коньи в Малой Азии, опоясывал нового султана саб¬лей легендарного Османа. Возвращаясь в свой дворец, султан выпивал у янычарских казарм традиционную чашу шербета, приняв ее из рук одного из высших яны¬чарских военачальников. Наполнив опустевшую чашу золотыми монетами, султан возвращал ее и заверял янычар в своей неизменной готовности бороться против неверных.
Султанская резиденция была центром администра¬тивной жизни Стамбула. Все государственные дела вер¬шились на территории дворцового комплекса Топкапы, который сооружался и перестраивался в течение не-скольких веков, начиная с конца XV столетия. Тенден¬ция к максимальной централизации власти выразилась в государстве османов уже в том, что все основные го¬сударственные ведомства располагались на территории султанской резиденции или рядом с ней. Этим как бы подчеркивалось, что султан был средоточием всей вла¬сти в империи, а сановники — даже самые высшие — лишь исполнителями его воли, причем их собственная жизнь и имущество целиком зависели от властелина.
В первом дворе Топкапы были расположены управ¬ление финансами и архивами, монетный двор, управле¬ние вакуфами (землями и имуществом, доходы от кото¬рых шли на религиозные или благотворительные цели), арсенал. Во втором дворе находился диван — совет при султане; здесь же помещались султанская канцелярия и государственная казна. В третьем дворе находились личная резиденция султана, его гарем и казна. С сере-дины XVII в. один из дворцов, сооруженных рядом с Топкапы, стал постоянной резиденцией великого везира. Наконец, также в непосредственной близости от Топ-капы находились казармы янычарского корпуса, в кото¬рых обычно размещалось 10—12 тыс. янычар. Таким образом, султан постоянно имел около себя отборное вой¬ско для наведения порядка в столице.
141
Двор султанов вполне мог соперничать по пышности и роскоши с двором византийских императоров. То, что во дворце Топкапы было две казны — государственная и султанская, являлось законом жизни империи. Средст¬ва из султанской казны только в исключительных слу¬чаях тратились на нужды государства, да и то в заимо¬образном порядке, что оформлялось долговым обяза¬тельством министра финансов — дефтердара. Личная казна султана не испытывала обычно, в отличие от го¬сударственной, нехватки средств. Она постоянно попол¬нялась самыми различными способами — данью из вас¬сальных дунайских княжеств и Египта, доходами от не¬которых вакуфных учреждений, бесконечными подно-шениями и подарками.
«Поскольку все государственные служащие счита¬лись рабами,— отмечал видный советский турколог А. Ф. Миллер,— султаны не только присваивали себе как „законные наследники" наследство военных и граж-данских чинов, умерших естественной смертью, но так¬же широко практиковали введенную с середины XVII в. систему казней опальных сановников с конфискацией их имущества. Этим способом султаны экспроприировали в свою пользу огромные богатства, награбленные вези-рами и пашами у населения, и вместе с тем освобожда¬лись от неугодных лиц, обладавших поднас опасным влиянием... Применялись и другие, поистине виртуозные пополнения султанской казны. Так, султаны выдавали своих дочерей в самом раннем детстве, а иногда и в мла-денческом возрасте за богатых сановников, которые обя¬зывались посылать во дворец крупные суммы на содер¬жание „супруги"».
Роскошь султанского двора была призвана подчерк¬нуть величие особы султана в глазах не только его под¬данных, но и представителей государств, с которыми Османская империя имела дипломатические отношения.
На нужды султанского двора тратились баснослов¬ные суммы. Это и неудивительно, так как, например, в XVIII в. в дворцовом комплексе жило и кормилось 12 тыс. человек —• придворные, султанские жены и на-ложницы, евнухи, слуги, стража. Здесь были не только обычные придворные чины — стольники и ключники, по¬стельничие и сокольничие, стремянные и егеря,— но и начальники белых и черных евнухов, главный придвор¬ный астролог, хранители шубы и чалмы султана. Были даже стражи султанских соловья и попугая!
142
В соответствии с исламской традицией султанский дворец состоял из мужской половины, где располагались покои султана и все официальные помещения, и жен¬ской, именовавшейся гаремом. Женская часть дворца находилась под бдительной охраной черных евнухов, глава которых носил звание «кызлар агасы» («господин девушек») и занимал одно из высших мест в придвор¬ной иерархии. Он не только полновластно распоряжался жизнью гарема, но ведал и личной казной султана. В его ведении были также вакуфы Мекки и Медины. Началь¬ник черных евнухов был особой, приближенной к сул¬тану, пользовался его доверием и обладал весьма боль¬шой властью. Все группировки, боровшиеся между со¬бой за влияние на султана,— сановники, духовенство, янычары — стремились обеспечить себе его поддержку. Со временем значение этого лица столь выросло, что его мнение не раз оказывалось решающим при обсуж¬дении важнейших дел империи. Не один великий везир был обязан своим назначением или смещением «госпо¬дину девушек». Глава черных евнухов, живший в пер¬вой половине XVIII в. и носивший имя Бешир, был куп¬лен в Абиссинии и попал в Стамбул рабом. Он сколо¬тил огромное состояние и собрал бесценную коллекцию из 160 военных доспехов и 800 часов, усыпанных драго¬ценностями. Правда, бывали случаи, когда и начальники черных евнухов становились жертвами придворных ин¬триг, но такое происходило чрезвычайно редко. Султан¬ша-мать («валиде-султан») была не только первой пер¬соной в гареме, но играла немалую роль в политике. Во¬обще, гарем всегда был средоточием дворцовых интриг; многие заговоры, порой трагически кончавшиеся не только для высших сановников, но и для самого султа¬на, возникали в его стенах. Не только сановники импе¬рии, но и иностранные послы добивались через обита¬тельниц гарема и евнухов с помощью взяток положи¬тельного решения своих дел.
Хотя турецкие султаны обладали неограниченной властью, их собственная судьба и даже жизнь не раз зависели от дворцовых интриг. Уже первый османский властелин Стамбула, его завоеватель Мехмед II, едва не стал жертвой заговора, который в 1472 г. устроила группа сановников, желая низложить султана и возве¬сти на престол его сына принца Джема. И все же, как мы уже рассказывали, Мехмед не сумел уберечься от яда. Уже одна эта история показала, что нравы в осман-
143
скои династии не уступали страшным традициям ви¬зантийского двора. Еще при Баязиде II было введено правило, запрещавшее людям, имевшим при себе ору¬жие, приближаться к особе султана. При преемниках Мехмеда II любое лицо могло приблизиться к султану только в сопровождении двух стражников, бравших его под руки. Постоянно принимались меры, исключавшие возможность отравления султана.
От имени султана страной управлял великий везир, в резиденции которого рассматривались и решались важнейшие административные, финансовые и военные дела. Осуществление своей духовной власти султаны перепоручили шейх-уль-исламу— высшему мусульман¬скому духовному лицу империи. И хотя этим двум выс¬шим сановникам самим султаном была доверена вся пол¬нота светской и духовной власти, реальная власть в го¬сударстве сплошь и рядом находилась в руках прибли¬женных султана. Не раз бывало, что государственные дела вершились в покоях султанши-матери, в кругу близких ей лиц из придворной администрации.
Братоубийство в династии Османов было узаконено в 1478 г., когда Мехмед II, желая избежать борьбы за власть, издал едва ли не самый чудовищный из зако¬нов, которые только знала история. Он гласил: «Тот из моих сыновей, который вступит на престол, вправе убить своих братьев, чтобы был порядок на земле». Закон этот не остался на бумаге. На протяжении XVI и XVII вв. 60 принцев османской династии, иные в младенческом возрасте, по воле султанов погибли насильственной смертью. Однако даже этот закон не смог оградить ту¬рецких монархов от дворцовых заговоров. Уже в период царствования султана Сулеймана I двое его сыновей, Баязид и Мустафа, были убиты. Это было результатом интриг любимой женьц Сулеймана султанши Роксоланы, которая столь жестоким способом расчистила путь к престолу для своего сына Селима (он правил в 1566— 1574гг.).
В сложных перипетиях дворцовой жизни важнейшую роль неизменно играли янычары *. Янычарский корпус, на протяжении нескольких столетий составлявший ос¬нову турецкой регулярной армии, был одной из проч¬нейших опор султанского трона. Начало формированию янычарского корпуса было положено задолго до прев-
* От турецкого «епи чери» — «повое войско».
144
ращения Константинополя в столицу Османской импе¬рии. С 60-х годов XIV в. султаны стали практиковать принудительный набор детей христиан для службы в ре¬гулярной армии. Вскоре эта система превратилась в ос-новной инструмент пополнения пехоты. Насильно отор¬ванных от своих семей христианских мальчиков обра¬щали в ислам и воспитывали в духе мусульманского фа¬натизма. Они проходили обучение военному делу, после зачисления в янычарский корпус получали высокое жа¬лованье. Им запрещалось жениться, а также занимать¬ся ремеслом и торговлей.
Султаны стремились завоевать сердца янычар щед¬ростью. Существовал, в частности, обычай, по которому султаны должны были при вступлении на престол де¬лать им подарки. Со временем эти подарки стали свое¬образной данью султанов янычарскому корпусу. Посте¬пенно янычары превратились во что-то вроде претори¬анской гвардии. Введенный некогда запрет на же-нитьбу и занятия ремеслом и торговлей был забыт. G середины XVII в. все большее число янычар обзаво¬дилось семьями, пополнение корпуса начали составлять их дети. Янычары проникали в ремесленные цехи Стам¬була, промышляли мелкими торговыми операциями. Боеспособность корпуса, в списках которого значилось много тысяч «мертвых душ», чье жалованье исправно присваивали себе командиры янычарских рот, резко уменьшилась. Но янычары играли главную роль почти во всех дворцовых переворотах, султаны то и дело сме¬щали высших сановников, не угодивших янычарской вольнице.
В Стамбуле находилось, как правило, около трети янычарского корпуса, т. е. от 10 тыс. до 15 тыс. человек. Время от времени столицу сотрясали бунты, обычно воз¬никавшие в одной из янычарских казарм. В 1617— 1623 гг. янычарские мятежи четыре раза приводили к смене султанов. Один из них, султан Осман II, был воз¬веден на престол в четырнадцатилетнем возрасте, а че¬рез четыре года был убит янчарами. Это произошло в 1622 г. А через десять лет, в 1632 г., в Стамбуле вновь разразился янычарский бунт. Возвратившись в столицу после безуспешной осады Багдада, янычары взбунтова¬лись против отказа султана сместить великого везира, на которого возложили вину за неудачу. Янычары оса¬дили султанский дворец, а затем депутация янычар и конногвардейцев — сипахи — ворвалась к султану, по-
145
требовала назначения угодного им нового великого ве-зира и выдачи сановников, к которым у бунтовщиков были претензии. Мятеж удалось потушить, уступив, как всегда, янычарам, но их страсти так разбушевались, что с наступлением священных для мусульман дней рама-зана шайки янычар с факелами в руках носились ночами по городу, угрозой поджога вымогая деньги и имущест¬во у сановников и зажиточных горожан. В 1687 г. в ре¬зультате янычарского бунта был даже частично разграб¬лен дворец султана. Чаще всего рядовые янычары ока¬зывались простым орудием в борьбе дворцовых группи¬ровок. Глава корпуса — янычарский ага — был одной из самых влиятельных фигур в султанской администра¬ции, его расположением дорожили высшие сановники империи.
Султаны с подчеркнутым вниманием относились к янычарам, периодически устраивая для них всевозмож¬ные развлечения и зрелища. В самые трудные для госу¬дарства моменты никто из сановников, ведавших финан¬сами, не рисковал задерживать выплату жалованья яны¬чарам, ибо это могло стоить головы. Когда один из ве¬ликих везиров сделал в XVIII в. попытку несколько со¬кратить расходы на содержание янычарского корпуса, «реформатор» тут же лишился своего поста. Прерога¬тивы янычар оберегались так тщательно, что дело до¬ходило порой до печальных курьезов. Однажды случи¬лось так, что главный церемониймейстер в день мусуль¬манского праздника по ошибке допустил к целованию мантии султана командующих кавалерией и артиллери¬ей ранее янычарского аги. Рассеянный церемониймей¬стер немедленно был казнен.
Янычарские бунты были опасны и для султанов. Они могли привести к низложению султана, как это случилось, например, в 1703 г., когда был свергнут с престола Мустафа II. Бунт начался довольно обычно. Его зачинщиками были несколько янычарских рот, ко¬торые не пожелали выступить в поход на Грузию, со¬славшись на задержку в выплате жалованья. Случи¬лось это 19 июля 1703 г., а уже через четыре дня мятеж-ники, поддержанные значительной частью янычар, на¬ходившихся в столице, а также стамбульскими софта¬ми — учащимися духовных школ, медресе,— ремеслен¬никами и торговцами, оказались хозяевами столицы. Султан Мустафа и его двор находились в то время в Эдирне. Среди сановников и улемов столицы начался
146

раскол, часть из них примкнула к бунтовщикам. Толпы янычар разгромили дома неугодных им сановников, в том числе дом стамбульского градоначальника — кай-макама. Ненавистный янычарам военачальник Хашим-заде Муртаза-ага был убит. Руководители мятежников назначили на высшие посты новых сановников, а затем послали к султану в Эдирне депутацию, потребовав вы¬дачи и отправки в Стамбул ряда сановников, которых они считали повинными в расстройстве государствен¬ных дел. В своем письме они призывали султана вер¬нуться в столицу.
Мустафа попытался утихомирить бунтовщиков, на¬правив в Стамбул большую сумму для выдачи им жало¬ванья и денежных подарков. Но это не принесло желае¬мого результата. Султану пришлось сместить и отпра-вить в ссылку неугодного янычарам глейх-улъ-ислама Фейзуллаха-эфенди. Приглашение прибыть в столицу он оставил без ответа и стал собирать верные ему войска. Тогда мятежники 10 августа двинулись на Эдирне. Их силы превосходили армию Мустафы. 16 августа, уже на пути в Эдирне, повстанцы провозгласили новым султа¬ном брата Мустафы II, Ахмеда. Когда они достигли Чорлу, состоялась встреча командующих войсками бун¬товщиков и султана. Переговоры закончились соглаше¬нием о низложении Мустафы II и восшествии на престол Ахмеда III. Дело обошлось без кровопролития, объеди¬нившиеся войска сопровождали нового султана до сто¬лицы, куда он вступил со своей свитой 24 августа 1703 г. Непосредственные участники бунта получили высочай¬шее прощение. Но тех, кто попал на высшие админист¬ративные посты в дни мятежа, постепенно отстранили от власти. Когда волнения в столице улеглись и прави¬тельство опять стало полностью контролировать поло-жение, некоторых из главарей мятежников все же каз¬нили.
Поскольку многие янычары занялись ремеслом или торговлей, их бунты со временем стали в известной сте¬пени отражением недовольства городских низов. Наибо¬лее ярким в этом отношении было вспыхнувшее в Стам¬буле осенью 1730 г. восстание, вошедшее в историю под названием восстания Патрона Халиля.
Шла очередная война между Османской империей и Ираном. В связи с ростом военных расходов правитель¬ство ввело новые налоги. Торговцы и ремесленники Стамбула начали роптать, так как по традиции населе-
147
ние столицы оыло освооождено от уплаты ряда налогов. Недовольство городских низов усилилось, когда в послед¬ние месяцы 1729 г. были произведены чрезвычайные военные поборы, сопровождавшиеся произволом налого¬вых чиновников. Описывая обстановку в турецкой сто-лице в этот период, русский резидент И. И. Неплюев от¬мечал, что министры султана Ахмеда III, «оставя прав¬ду и суд, всякими мерами и нападками от подданных деньги похищали и ненасыть салтанскую исполняли. За что народ турецкой и всякого рода подданные от из¬лишних вновь налагаемых пошлин и напрасных напа¬дений в немалом озлоблении находились и ропоты о ли¬хоимстве салтанском и министерском умножились». К тому же на глазах населения столицы на протяжении десятилетия безудержно тратились колоссальные сред¬ства на возведение новых дворцов султана и его санов¬ников, на пышные празднества и развлечения знати. Великий везир Ибрагим-паша предпринял попытку обу¬здать янычарскую анархию, но это еще более обостри¬ло положение.
В конце сентября 1730 г. в Стамбул пришла весть о поражении турецкой армии в Иране. Ее принесли воины из гарнизона Тебриза, который был захвачен турками, но затем вновь перешел в руки персов. Весть о сдаче Тебриза оказалась той искрой, которая зажгла пламя восстания.
Рано утром 28 сентября на улицах Стамбула поя¬вилась небольшая группа рядовых янычар во главе с Патрона Халилем, призывавших горожан подняться против султана и ненавистных министров. Их поддер¬жало множество ремесленников и торговцев. Если в первый день под знамена восстания встало 3 тыс. жи¬телей столицы, то на четвертый день число бунтовщи¬ков достигло 80 тыс. Они захватили пороховые склады, морской арсенал и литейный двор, прервали снабжение султанской резиденции водой и продовольствием. Пов¬станцы громили дома знати, открывали двери тюрем. Ахмед III попытался спасти свой трон, приказав казнить наиболее ненавидимых народом сановников, в том числе великого везира. И все же султан был низложен. 7 ок¬тября в Стамбуле состоялась церемония восшествия на престол нового султана — Махмуда I. Ему пришлось вы¬полнить требования восставших — отменить надбавки к прежним налогам и все новые подати. Когда же па-пряжение в столице разрядилось, султан и его приближенные
148
сумели подкупом и угрозами расколоть ряды мятежников. 26 ноября 1730 г. руководителей восстания во главе с Патрона Халилем заманили в султанский дво¬рец под предлогом переговоров, связанных с их требо-ванием об изменении состава дивана. Во дворце они были предательским образом перебиты, и трупы их были брошены в море. Таков был трагический финал этого выступления стамбульских низов — одного из са-мых значительных городских восстаний в Османской империи эпохи средневековья.
Во второй половине XVIII в. янычарский корпус превратился в орудие дворцовых интриг, его военное значение стало ничтожным. Так, во время русско-турец¬кой войны 1787—1791 гг. янычары вместо военных уп-ражнений занимались торговлей. Когда же командую¬щий султанской армией велел их за это оставить без жа¬лованья, часть янычар самовольно бросила позиции и вернулась в Стамбул. Здесь им не только удалось оправ¬даться в глазах султана, но даже добиться казни вели¬кого везира, которого они обвинили в неудовлетвори¬тельном состоянии войска.
Управление огромной империей требовало значитель¬ного правительственного аппарата. Главную роль в нем играли четыре ведомства — великого везира, кадиаске-ра, дефтердара и нишанджи. Руководители этих ве¬домств, среди которых первым был великий везир, вме¬сте с рядом других высших сановников империи состав¬ляли диван, обсуждавший государственные вопросы осо¬бой важности.
Ведомство великого везира называлось «Баб-и али», что означало дословно «Высокие врата». На француз¬ском языке — языке дипломатических документов — это звучало как «La Sublime Porte», т. е. «Блистательные [или Высокие] врата». В языке же российской диплома¬тии французское «Porte» трансформировалось в «Пор¬ту». Так «Блистательная Порта», или «Высокая Пор¬та», надолго стала наименованием султанского прави¬тельства. «Портой Оттоманской» порой называли не только высший орган светской власти, но и само государ¬ство османов. Великий везир действительно был в ос¬манской государственной иерархии первым лицом. Этот высокий пост был учрежден в 1327 г., т. е. существовал с момента основания османской династии. Великий ве¬зир вершил государственные дела от имени суверена. Символом его власти была государственная печать.
149
Когда султан приказывал великому везиру передать печать другому сановнику, это означало в лучшем случае немедленную отставку. Нередко же такой приказ означал ссылку, а порой и смертный приговор.
Великий везир ведал всеми государственными дела¬ми, в том числе военными. Ему подчинялись руководи¬тели других главных государственных ведомств импе¬рии, а также бейлербеи (наместники) Румелии (т. е. ев¬ропейских владений султана) и Анатолии, а также са-новники, возглавлявшие административное управление в санджаках (губерниях). В XVI—XVIII вв. пост вели¬кого везира не раз занимали крупные государственные деятели, способствовавшие укреплению османской дер¬жавы. Видное место среди них принадлежит «династии» великих везиров из семьи Кёпрюлю.
Власть великого везира зависела от многих причин, в том числе таких случайных, как прихоть султана или интриги дворцовой камарильи. Особенно это стало ощу¬щаться во второй половине XVIII в., когда на пост ве¬ликого везира один за другим попадали бездарные фа¬вориты. Бывало, что главы Высокой Порты менялись не¬сколько раз в течение года. Казни опальных великих везиров стали обычным явлением. Не рассчитывая на длительное пребывание в этой должности, да и на дол¬гую жизнь, великие везиры той поры отличались стрем¬лением к наживе. Своим поведением они еще более раз¬вращали высшую бюрократию империи, для которой взятки и злоупотребление служебным положением ста¬ли нормой жизни.
Вообще, высокий пост означал большие доходы. Выс¬шие сановники получали от султана огромные земель¬ные пожалования, приносившие баснословные денеж¬ные суммы. Так, в начале XVIII в. румелийский бей-лербеи имел годовой доход в размере 1,7 млн. акче (пи¬астров), анатолийский—1,6 млн., глава янычарского корпуса — 500 тыс., дефтердар — 450 тыс. акче. В ре-. зультате многие из высших сановников накапливали огромные богатства. Например, когда сокровища вели¬кого везира Синан-паши, умершего в конце XVI в., по¬пали в казну, их размеры настолько поразили современ¬ников, что рассказ об этом попал в одну из турецких средневековых хроник.
Важным правительственным ведомством было управ¬ление кадиаскера — «войскового судьи»,— руководив¬шее органами юстиции и школьными делами. Поскольку
150
суд в империи основывался на нормах шариата — му¬сульманского права, ведомство кадиаскера подчинялось не только везиру, но и шейх-уль-исламу. С 1480 г. вме¬сто одного кадиаскера назначались два — румелийский и анатолийский. Им были подчинены все судебные ор¬ганы и школьные учреждения в санджаках.
Финансами империи управляло ведомство дефтерда-ра (буквально «хранителя реестра»). Ведомство нишан-джи («хранителя [султанской] печати») было своего рода протокольным департаментом, ибо его чиновники оформляли султанские указы, снабжая их искусно вы¬полненной монограммой правившего султана, без кото¬рой указ не получал силы закона. Вплоть до середины XVII в. оно осуществляло также связи Османской импе¬рии с другими странами.
Представители высшей бюрократии считались «ра¬бами султана». И действительно, многие сановники на¬чинали свою карьеру настоящими рабами на службе при дворе или в армии. Однако и позже, заняв высокий пост в империи, каждый из них знал, что его карьера и жизнь целиком зависят от воли султана. В этом смыс¬ле типичной была жизнь одного из великих везиров XVI в., Лютфи-паши, который пославился своим сочи-нением «Асаф-наме», повествующим о функциях вели¬ких везиров. Он попал во дворец султана мальчиком в числе других христианских детей, принудительно наби¬равшихся для службы в янычарском корпусе, служил в личной гвардии султана, сменил ряд постов в войске янычар, стал бейлербеем Анатолии, а затем Румелии. Женат он был на сестре султана Сулеймана. Это помог¬ло карьере. Своего высокого поста он лишился, как толь¬ко осмелился порвать со своей высокородной супругой, и это была далеко не худшая участь: как мы уже гово¬рили, к казням в Стамбуле привыкли. При этом склон¬ность османской государственной системы к строгой per-, ламентации отразилась даже на обхождении с головами казненных сановников, которые обычно выставлялись у стен дворца султана. Табель о рангах действовала и по¬сле смерти сановника. Отрубленной голове великого ве¬зира полагалось серебряное блюдо и место на мрамор¬ной колонне у дворцовых ворот. Менее крупный санов-ник мог рассчитывать лишь на деревянную тарелку, а УЖ головы рядовых проштрафившихся или безвинно казненных чиновников укладывались без всяких подста¬вок на землю у стен дворца. Это зрелище стало столь
151
обыденным, что жители Стамбула уже не ощущали всей его чудовищности.
Особое место в Османской империи и в жизни ее столицы занимал шейх-уль-ислам. Влияние мусульман¬ского духовенства во всех сферах жизни турецкого об¬щества было исключительно велико. Высшее духовенст¬во (улемы) состояло из кадиев — судей в мусульманских судах, муфтиев — исламских богословов и мюдеррисов — преподавателей медресе. Духовенство владело огромны¬ми земельными угодьями, а также разнообразным иму¬ществом в городах. Роль шейх-уль-ислама, чей пост был учрежден султаном Мехмедом II в год завоевания Константинополя, была особенно велика, ибо ему одно¬му принадлежало право толковать любое решение свет¬ских властей империи с точки зрения положений Кора-на и шариата. Его фетва — документ, одобряющий акты высшей власти,— была совершенно необходима и для любого султанского указа. Впрочем, фетвы санкциони¬ровали даже низложение султанов и их восшествие на престол. Шейх-уль-ислам занимал в османской офици¬альной иерархии место, равное великому везиру, кото¬рый ежегодно наносил ему традиционный визит, подчер¬кивая тем самым уважение светских властей к могу¬щественному главе мусульманского духовенства. Шейх-уль-ислам, подобно другим высшим сановникам, полу¬чал огромное жалованье от казны.
Турецкая бюрократия не отличалась нравствен¬ностью. Уже в указе султана Мехмеда III (1595—1603), изданном по случаю его восшествия на престол, говори¬лось, что в прошлом в Османской империи никто не страдал от несправедливости и вымогательства, а ныне сводом законов, гарантирующих справедливость, пре¬небрегают, в делах административных совершаются все¬возможные несправедливости. С течением времени кор¬рупция и злоупотребление властью, продажа доходных должностей и взяточничество стали столь распростране¬ны, что турецкие авторы XVII в. писали о них как о страшном зле, расшатывавшем устои государства. А в XVIII в. продавались буквально все должности. Так. пост господаря Молдавии и Валахии стоил 5—6 млн. пи¬астров. Взятки давали и брали все. Иностранные пред¬ставители в Стамбуле, желавшие добиться выгодных ус¬ловий на дипломатических или торговых переговорах, давали крупные взятки высшим сановникам и султан¬ским фаворитам.
152
Европейские монархи сразу же после падения Кон¬стантинополя стали стремиться к установлению дипло¬матических связей с турецкими султанами. По мере ро¬ста могущества Османской империи они проявляли все большую заинтересованность в дружественных отноше¬ниях с Портой. Стамбул все чаще и чаще принимал ино¬странные посольства и миссии. Особенно активны были венецианцы, чей посол побывал при дворе Мехмеда II уже в 1454 г. В конце XV в. начались дипломатиче¬ские сношения Порты с Францией и Московским госу¬дарством. А уже в XVI в. дипломатия европейских дер¬жав вела в Стамбуле ожесточенную борьбу за влияние на султана и Порту.
Дипломатические переговоры обычно велись в об¬становке строгой секретности, об их содержании знал лишь великий везир. Договоры заключались на незна¬чительный срок и нуждались в подтверждении новым султаном. Наиболее активны в XVI в. были француз¬ские дипломаты, усилиями которых в феврале 1535 г. были заключен договор между Сулейманом I и фран¬цузским королем Франциском I о мире, дружбе и тор¬говле, который обеспечил французским подданным ряд льгот в отношении свободы передвижения и торговли во владениях султана.
С середины XVI и до конца XVIII в. существовал обычай обеспечивать иностранные посольства из казны османского государства. Так, в 1589 г. Высокая Порта ежедневно выдавала персидскому послу сто баранов и сто сладких хлебов, а раз в неделю — значительную де¬нежную сумму. Послы мусульманских государств по¬лучали содержание в большем размере, нежели евро¬пейские послы. Да и почести им оказывались куда бо¬лее значительные.
В первые века после падения Константинополя ино¬странные посольства располагались в самом Стамбу¬ле, где для них недалеко от древнего Форума Констан¬тина было отведено специальное здание, называвшееся «Элъчи-хан» («Посольский двор»). С середины XVII в. иностранным послам были отведены резиденции в Га-лате и Пере, а в Эльчи-хане стали располагаться пред¬ставители государств — вассалов султана. Обычно- при¬езд иностранного посла в Стамбул сопровождался пыш-ным церемониалом, да и сами послы чаще всего стре¬мились ослепить столицу Османской империи роскошью своих кортежей. Все послы везли султану дорогие по-
153
дарки. Если же кто-нибудь осмеливался нарушить это правило, ему существенно сокращали содержание от ту¬рецкой казны, лишали его аудиенции, а иной раз и от¬правляли в тюрьму, как это случилось в 1585 г. с авст¬рийским послом, прибывшим к султану Мураду III с пустыми руками.
Разработанный до мельчайших деталей церемониал приема послов султаном тщательно соблюдался. Его можно представить, познакомившись с описанием прие¬ма русского посла И. В. Репнина в 1775 г., сделанным очевидцем этого события.
Когда посол подъехал к берегу Золотого Рога, его усадили в лодку с 14 гребцами, а вся свита его разме¬стилась в 70 шестивесельных лодках. На другом бере¬гу их уже ждали 120 оседланных лошадей. После этого кортеж направился ко дворцу. Доехав до средних во¬рот дворца, Репнин спешился, и его отвели в карауль¬ное помещение, которое специально для этого случая было убрано коврами. Здесь посла стали угощать. Вско¬ре сообщили, что во дворце все готово к приему. Посол и его свита двинулись дальше. В 30 м от ворот, справа от дороги, стояло несколько тысяч турецких солдат. Пе¬ред зданием дивана навстречу посольству вышел на¬чальник охраны. Перед Репниным открыли дверь дива¬на, и в то же самое время на противоположной стороне открылась дверь, в которую вошел великий везир. Ве-зир сел на софу, посол — напротив него в кресло. Пол¬часа прошло в беседе о малозначительных вещах. Затем везир послал султану записку о том, что посол ждет приема. Тем временем были принесены столы и еда. С везиром обедал один только посол, остальные члены русской делегации сидели за другими столами. После обеда везир пригласил Репнина во двор, где на полпути от дверей дивана до третьих ворот было поставлено кресло, в которое его и усадили; на посла надели со¬болью шубу, крытую парчой, а на маршала посольства и двух секретарей — горностаевые шубы. Перед пос¬лом стали выводить лошадей.
Через 15 минут великий везир прошел к султану, а вслед за ним туда пригласили и посла. У последних дверей уже находились подарки, которые накануне Реп¬нин отправил во дворец. Посла и 16 человек, допущен¬ных вместе с ним к султану, взяли под руки по двое из охраны султана и ввели в тронный зал. Султан сидел на троне. Репнин приветствовал его и произнес речь, в ко-
154
торой сообщил о цели своего прибытия. Послание Ека¬терины II из рук посла взял один из придворных и передал его везиру, а тот положил около султана. В от¬вет султан громким голосом произнес несколько слов, которые везир передал переводчику для сообщения пос¬лу: «Его императорское величество, мой всемилостивей¬ший, всеавгустейший государь-император, прибежище света, повелел мне возвестить вам, что есть его импе¬раторская воля, чтоб мирный трактат, заключенный между его империей и империей Российской (речь шла о договоре, которым закончилась русско-турецкая вой¬на 1768—1774 гг.— Ю. П.], был навсегда сохраняем и исполняем».
Как только переводчик перевел речь великого вези-ра, посол откланялся и вышел из тройного зала в со¬провождении той же турецкой охраны и был препровож¬ден в караульное помещение. Вскоре туда же прибыл и везир. Все сели на лошадей, и те же лица, которые встречали посла, проводили его до берега залива.
Сношения послов с великим везиром и другими выс¬шими сановниками империи также были сопряжены со множеством формальностей и условностей, а необходи¬мость делать дорогие подарки оставалась до второй по¬ловины XVIII в. нормой. Такие подарки делались по случаю главных мусульманских праздников и при каж¬дом новом назначении высокого должностного лица. Но еще затруднительнее для послов было отсутствие га¬рантий их жизни и чести. Не раз оказывались они уни-женными из-за ничтожных пустяков на приемах у сул¬тана или великого везира. В 1667 г. польский посол был даже жестоко избит во время аудиенции у султана, ибо тому показался недостаточно низким поклон посла. При объявлении войны послов сажали в темницу, в ча¬стности в казематы Едикуле — Семибашенного замка. Но и в мирное время случаи оскорбления послов и даже физического насилия над ними со стороны турецких официальных лиц или произвольного тюремного заклю¬чения не были чрезвычайным явлением. Один из фран-Цузских дипломатов, отмечая в последней четверти •XVIII в. неуважительное отношение в турецкой столице к иностранным представителям, прямо говорил, что са-мый ничтожный янычар, встречаясь с французским пос¬лом на улицах Стамбула, не найдет нужным уступить ему дорогу, как бы показывая, что даже последний му¬сульманин выше первого «гяура».

Более четырех с половиной веков древний город, ставший столицей Османской империи, не видел у сво¬их стен вражеских войск, не испытывал тяготы осад. Но нельзя сказать, что многочисленные войны, которые
173
вели турецкие султаны в трех частях света, не затра¬гивали Стамбул, не отражались на его населении. В XV—XVII вв. военные походы султанов не ограни¬чивались завоеванием новых огромных территорий; они приносили и огромную добычу, значительная часть которой попадала в Стамбул, увеличивая богатства сул¬тана и знати. Правящая верхушка империи, в' свою очередь, стремилась поддерживать стабильный уровень жизни населения столицы, чтобы предотвратить взрывы народного недовольства. Примечательно, что в этот пе¬риод столица практически не знала серьезных перебоев в снабжении, тогда как во многих провинциях голод был нередким явлением, особенно в конце XVI — нача¬ле XVII в. Султаны заботились не только о снабжении столицы, но и о развитии ремесел. Так, завоевав Каир, султан Селим I распорядился переселить в Стамбул ты¬сячи искусных каирских ремесленников.
С конца XVII в., когда Османская империя все ча¬ще и чаще стала терпеть поражения в войнах с Авст¬рией, Польшей, Венецией и Россией, жителям Стамбула не раз приходилось испытывать материальные затруд¬нения, вызванные непомерными военными расходами. Ночь на 12 сентября 1683 г., когда турецкая армия пос¬ле двухмесячной безуспешной осады Вены потерпела у ее стен сокрушительное поражение, отозвалась в сто¬лице империи тревогой. Когда же через четыре года войска герцога Савойского разгромили турецкую армию в битве при Зенте (у реки Тисы), обратив в бегство самого султана Мустафу II, потерявшего в сражении своего великого везира, жители столицы впервые по-настоящему усомнились в победоносной силе войск султана. Правда, Османская империя была еще могу¬щественна и военные успехи еще не раз сопутствовали ее войскам. Но снижение ее военной мощи, вызванное социально-экономическим и научно-техническим отста¬ванием от европейских держав, стало необратимым про¬цессом. Это убедительно подтвердили и поражения Тур-ции в ее войнах с Россией 1768—1774 и 1787—1791 гг. В эти годы Стамбул все более ощущал ухудшавшееся положение государства. Это сказывалось, в частности, в порче монеты, к которой власти не раз прибегали и ранее, с конца XV в. Но в последней четверти XVIII в. фальсификация монеты приняла невероятные размеры. Дело доходило до того, что даже фальшивомонетчики пускали в оборот монеты с большим содержанием се-
174
ребра, чем государственный монетный двор. Это вызы¬вало резкое недовольство населения столицы, потому что отражалось на его материальном положении.
Османская столица не раз оказывалась ареной на¬родных волнений, вызванных непосильными налогами и порчей монеты. Особенно значительным был бунт 1651 г. По распоряжению великого везира в цехах ре¬месленников и торговцев принудительно распределя¬лись только что отчеканенные крайне низкопробные мо¬неты, причем они навязывались горожанам по искус¬ственно завышенному курсу. Урон был столь значитель¬ным, что начались волнения, охватившие более 50 тыс. ремесленников и торговцев Стамбула. Толпы людей за¬полнили улицы, громко требуя справедливости. Султан и его приближенные, напуганные размахом выступле¬ния, сочли за лучшее уступить бунтовщикам. Прину-дительный курс новых монет был отменен. Султану пришлось отказаться и от некоторых из нововведенных налогов, а также сместить великого везира и ряд са¬новников, вызвавших гнев горожан.
Всего через несколько лет столица на себе испыта¬ла горечь военного поражения турецких войск. В июле 1656 г. венецианская эскадра разгромила султанский флот. Весть об этом пришла в столицу одновременно с известием о том, что победители блокировали черномор-ские проливы. Это не замедлило сказаться на продо¬вольственном снабжении Стамбула. Цены на рынках возросли, народ начал роптать. А во дворце тем време¬нем разгорелась очередная схватка за власть. В роли главы заговорщиков, пытавшихся свергнуть султана, оказался шейх-уль-ислам. Правда, заговор не удался и его руководителя казнили.
Порой напряженная обстановка в столице бывала отголоском событий, происходивших весьма далеко от стен Стамбула. Так произошло в 1526—1527 гг., когда в ряде районов Малой Азии полыхал огонь народного восстания под руководством Календера Челеби. Султан¬ские войска подавили его с большим трудом. Августов¬ским днем 1527 г. великий везир Ибрагим-паша всту¬пил в столицу как победитель повстанцев. К седлу его коня была прикреплена голова Календера Челеби. В конце XVI — начале XVII в. малоазиатские провин¬ции империи более десяти лет снова сотрясали кресть¬янские восстания. Правительственные войска несколь¬ко раз терпели поражение в битвах с повстанцами. Из
175
Стамбула в повстанческие районы то и дело перебра¬сывались новые воинские части. Перелом наступил только после того, как часть примкнувших к повстан¬цам мелких феодалов, по разным причинам недоволь¬ных центральной властью, перешла на сторону султа¬на. Но и после поражения главных сил повстанцев во главе с крестьянином Календер-оглу султанские вой¬ска более года проводили карательные операции, состав¬ляя устрашающие пирамиды из голов убитых или каз-ненных повстанцев. Когда -глава карателей Мурад-паша вернулся в декабре 1609 г. в Стамбул, он демонст¬рировал горожанам сотни знамен, захваченных во вре¬мя боев с восставшими крестьянами. Число уничтожен-ных победителем людей было чудовищно: от 60 тыс. до 100 тыс. Впрочем, мы уже отмечали, что жителям сред¬невекового Стамбула жестокость была не в диковинку.
Стамбул был крупнейшим торговым и ремесленным центром империи османов. По данным Эвлии Челеби, в середине XVII столетия в Стамбуле насчитывалось бо¬лее 23 тыс. ремесленных мастерских, в которых труди-лось около 80 тыс. человек. Число лишь крупных куп¬цов, преимущественно оптовиков, превышало 15 тыс. Им принадлежали почти 32 тыс. магазинов, лавок и торговых складов. В Стамбуле действовало 65 корпо¬раций мелких торговцев — лавочников и лоточников. Они контролировали более 14 тыс. лавок. В сфере мел¬кой торговли было занято почти 50 тыс. жителей сто¬лицы.
Весь торговый и ремесленный люд Стамбула был объединен в цехи. Так, швейное производство было представлено 19 цеховыми организациями, кожевен¬ное — 35, оружейное — 36, строительное — 44, булоч¬ное и кондитерское — 29. Право открывать в городе ма¬стерские или лавки предоставлялось только мастерам, подмастерья и ученики были полностью подчинены во¬ле мастера. Общими вопросами деятельности цехов ве¬дали избиравшиеся мастерами цеховые советы. Главой цеха был староста — кетхюда. Он представлял интересы цеха в правительственных учреждениях и решал все споры, возникавшие между его членами. Цеховые со¬веты строго наказывали нарушителей цеховых уста¬вов — их в зависимости от проступка штрафовали, би¬ли палками по пяткам, на время закрывали мастерскую; самым большим наказанием было изгнание из цеха.
Городские     власти    контролировали    деятельность
176
цехов. Специальные чиновники наблюдали за распреде¬лением между цехами необходимых им товаров и изде¬лий, за производством и качеством продукции, взиманием налогов, исполнением правительственных установлений, касавшихся цен. Жизнь ремесленников-немусульман регулировалась не только султанскими властями и цеховыми советами, но и советами их рели¬гиозных общин. Решения последних имели для них та-кую же силу, как и распоряжения городских властей. Более того, советы общин отвечали перед властями за порядок в подведомственных им цехах. Среди наиболее квалифицированных ремесленников Стамбула было мно-го немусульман. В цехах ювелиров преобладали греки, а среди пекарей было много армян. Особенно много гре¬ков, армян и евреев участвовало в торговых операциях, они преобладали и в сфере ростовщичества.
Цены на продукцию ремесленников регламентиро¬вались столь же тщательно, как цены на продовольст¬вие. Особенно строго определялись цены на пользовав¬шиеся широчайшим спросом кожаные изделия, особенно обувь, а также на все виды сапожных работ и необ¬ходимые для них материалы. Твердые цены устанавли¬вались и на другой вид популярных товаров — шорно-седельные изделия, а также на ткани, головные уборы, одежду, оружие. Строго регламентировались и цены на лесоматериалы, а их покупка в селах, в обход город¬ской торговли, наказывалась. Все виды бытовых услуг, в частности труд цирюльников и банщиков, также де¬тально регламентировались. Мухтесиб контролировал не только деятельность ремесленных и торговых цехов, но и работу аптекарей и лекарей. Цены на все виды продукции устанавливались с таким расчетом, чтобы прибыль производителя не превышала 10%. Лишь в некоторых, особенно трудоемких видах ремесла допу¬скалась прибыль в размере 20%. Существовала также система штрафов. В обувном производстве она выгля¬дела довольно обоснованной: если обувь преждевремен¬но распарывалась по шву, штраф платил сапожник, а если разрывалась кожа (верх или подошва) — ко¬жевник.
О качестве изделий стамбульских ремесленников свидетельствуют блестящие отзывы многих европей¬ских путешественников XVII в. Особенно славилась столица работами ювелиров и граверов, чеканщиков и оружейников. Стамбул был главным центром производ-
177
ства оружия в империи. Здесь тысячами изготавлива¬лись кинжалы, копья и ружья, шлемы и щиты, нако¬нец, знаменитые ятаганы, без которых мы и предста¬вить себе не можем средневековых турецких воинов. Значительная часть оружия богато отделывалась, соз¬давались и редкие по художественному достоинству об¬разцы. Славились и изделия стамбульских кожевников, частично вывозившиеся в Европу. В мастерских Ускю-дара выделывались высококачественные шелковые и бархатные ткани, великолепная парча.
Каждый цех ежегодно или один раз в несколько лет устраивал праздник, длившийся иногда целую неделю. Эти праздники превращались в своеобразные ярмарки, на которых демонстрировалась и продавалась продук¬ция ремесленников цеха. Во время церемонии восшест¬вия на престол нового султана стамбульские цехи участ¬вовали в параде, причем каждый цех сооружал катя¬щиеся подмостки, на которых изображалась та или иная лавка или мастерская.
Крупным центром международной торговли был стамбульский порт. В гавани Золотого Рога постоянно находились сотни судов из разных стран. Суда европей¬ских купцов обычно швартовались к тому берегу Золо¬того Рога, на котором были расположены торговые ря¬ды Галаты.
Стамбульский порт был также значительным цент¬ром транзитной торговли. Через него шел в Европу по¬ток товаров, доставлявшихся из Малой Азии. Это обсто¬ятельство, как и само местоположение города, разде¬ленного морскими водами на три части, привело к по¬явлению целой армии лодочников. Переброской людей и грузов через Босфор и Золотой Рог было занято в XVI—XVII вв. около 15 тыс. лодочников.
В эпоху средневековья Стамбул был в основном го¬родом-потребителем. Продукция многочисленной армии ремесленников шла почти целиком на местный рынок. Кроме того, процветала торговля привозными товара¬ми, что позволяло снабжать жителей города продукта¬ми питания и обеспечивать ремесленное производство сырьем. Со всего света стекались в Стамбул различные товары, в том числе предметы роскоши для сановной знати и именитого купечества.
Вопросы судопроизводства находились в компетен¬ции кадиев, среди которых первое место занимал кадий Стамбула. Кадиям были подчинены чиновники, инспек-
178
тировавшие деятельность торговых и ремесленных кор¬пораций. Эйюб, Галата и Ускюдар были разбиты на бо¬лее мелкие административные единицы — нахийе, во главе которых стояли подчиненные кадиям нахибы, осуществлявшие в числе прочих и судебные функции.
Полицейская служба в столице была подчинена крупным военачальникам. Например, янычарский ага руководил полицейской службой в большей части собственно Стамбула, командующий артиллерией — в кварталах Топхане и Перы, а капудан-паша (команду¬ющий флотом) —в Галате и в районе морского арсена¬ла Касымпаша. Специальные полицейские чины, име¬новавшиеся «асес-баши», отвечали за безопасность и порядок в городе в темное время суток. В каждом квар¬тале ночная охрана была представлена сторожем, кото¬рый подчинялся асес-баши. Уголовная полиция была довольно многочисленной, имела и тайных агентов. По свидетельству многих европейских путешественников XVI-XVII вв., убийства в средневековом Стамбуле были явлением сравнительно редким. Одна из причин этого необычного для огромного портового города поло-жения заключалась в том, что если убийцу не уда¬валось обнаружить, то жители квартала, где произошло преступление, должны были платить значительный де¬нежный штраф.
Префект Стамбула — шехир-эмини — руководил всем, что относилось к делам строительства, отвечал за ремонт зданий, а также за снабжение города водой. Без разрешения подчиненного префекту главного архитек-тора — мимар-баши — в Стамбуле нельзя было ничего строить. Чиновники ведомства мимар-баши могли при¬казать снести ветхое строение, наложить штраф за со¬держание дома в плохом состоянии. Существовала спе¬циальная служба, отвечавшая за чистоту улиц. Таким образом, муниципальная служба Стамбула была для своего времени неплохо организована.
В эпоху средневековья столица Османской империи не отличалась значительным развитием науки, литера¬туры и искусства. И все же в этом городе чиновников и воинов, ремесленников и торговцев прошла жизнь не¬которых видных деятелей турецкой культуры. Во вто¬рой половине XV в. здесь жил теолог, математик и аст¬роном Лютфи Такади, создавший труд о классификации наук. Увлечение творениями древнегреческих филосо¬фов и общение со стамбульскими учеными-греками бы-
179
ло, вероятно, одной из причин того, что Лютфи Такади был признан еретиком и казнен. Примерно в те же го¬ды в Стамбуле работал соратник знаменитого узбекско¬го астронома и математика Улугбека Али-Кушчу, орга¬низовавший в султанской столице первую в Османской империи математическую школу. В первой четверти XVI в. в Стамбуле стало известно имя турецкого море¬плавателя Пири Рейса, который в 1517 г. преподнес султану Селиму I свой труд — карту мира, составлен¬ную по многим другим картам, в том числе по карте, принадлежавшей самому Колумбу. Подробнейшее опи¬сание Стамбула XVII в. составил Эвлия Челеби, чей многотомный труд «Книга путешествий» является цен¬ным источником по истории и географии Османской империи и многих европейских и азиатских стран. Сов¬ременник Эвлии Челеби, энциклопедист Хаджи Хальфа (Кятиб Челеби), в середине XVII в. по поручению сул¬тана Мехмеда IV участвовал в подготовке законов, на-правленных на улучшение финансового положения им¬перии. Он вошел в историю и как составитель тракта¬та о мерах по ликвидации неурядиц в государственных делах. Его перу принадлежит много исторических сочи-нений, а также библиография книг на арабском, персид¬ском и турецком языках, включающая 8 тыс. имен.
В Стамбуле жило немало поэтов, но лишь немногие вошли в историю турецкой литературы. Назовем талант¬ливого лирика, любимца султана Сулеймана I и его преемников, Бакы (1527—1600), а таже блестящего сатирика Нефи (1572—1635). Сатирические стихи Не-фи, обличавшие бездарных и корыстолюбивых сановни¬ков, стоили ему жизни. С согласия султана Мурада IV один из задетых сатириком везиров пригласил его в свой дом, где поэт был убит.
Основные стороны жизни Стамбула, сложившиеся в эпоху расцвета Османской империи, длительное время оставались без особых изменений. Лишь в XVIII столе¬тии появляются новые веяния. Начавшийся в XVII в. упадок империи стал в XVIII в. особенно ощутимым на фоне экономического и культурного прогресса Западной Европы. Знакомство с опытом развитых европейских стран, в частности Франции, побуждало наиболее даль¬новидных государственных деятелей стремиться к про-ведению реформ на европейский лад. В Стамбул стали приезжать приглашенные Высокой Портой европейские инженеры, специалисты в области военного искусства и
180
врачи; его начали посещать видные европейские уче¬ные, музыканты, художники и литераторы. Одним из результатов пребывания турецкого посольства во Фран¬ции (1720 г.) было создание в Стамбуле типографии, печатавшей книги на турецком языке.
Первый печатный станок появился в Стамбуле еще в конце XV в., когда здесь была открыта еврейская типография. В 1565 г. в турецкой столице возникла ар¬мянская типография, а в 1627 г. греческие монахи ос¬новали здесь типографию, печатавшую книги на гре¬ческом языке. Турецкие власти между тем категориче¬ски запрещали действовавшим в Стамбуле типографи¬ям выпускать книги не только на турецком, но и на арабском и персидском языках. Когда же в европей¬ских типографиях в XVI — XVII вв. начали печатать книги на арабском языке (в 1542 г. был издан Коран, в 1593 г.— знаменитый «Канон» Ион Сины), правители Османской империи долгое время не разрешали их ввоз в страну. Мусульманские религиозные сочинения, из¬данные типографским способом, были объявлены «не-чистыми» и подлежали немедленному уничтожению, если попадали в пределы империи.
До появления в Турции первых печатных книг об¬разованная прослойка турецкого общества Стамбула пользовалась рукописями. Мусульманский обычай соз¬давать хранилища рукописных книг в качестве богоу¬годного дела был в Стамбуле широко распространен. В городе существовало множество частных библиотек, в которых хранились десятки тысяч рукописей на араб¬ском, персидском и турецком языках. В 1719 г. была создана и дворцовая библиотека. Однако рукописная книга не могла полностью удовлетворить интерес к ма¬тематике, астрономии, естествознанию, медицине. По мере знакомства с достижениями европейской науки и культуры потребность в печатной книге все более уве¬личивалась.
В 1726 г. Ибрагим Мутеферрика (венгр, принявший ислам) и Сайд-эфенди обратились к великому везиру Ибрагим-паше с просьбой разрешить открыть типогра¬фию для печатания книг на турецком языке. 5 июля 1727 г. султан Ахмед III издал указ, разрешавший от¬крыть типографию; однако указ запрещал публикацию книг религиозного содержания. То была уступка му¬сульманскому духовенству, решительно возражавшему против «осквернения» Корана и других религиозных
181
книг. Между тем именно эта уступка невольно оказала услугу делу культурного развития страны и ее столицы: на турецком языке стали издаваться книги светского характера, способствовавшие распространению научных знаний.
Первая турецкая типография была открыта в Стам¬буле в доме Ибрагима Мутеферрика в квартале Султан Селим. 31 января 1729 г. в свет вышла первая печатная книга — переведенный на турецкий язык арабский тол-ковый словарь Джаухари, составленный в XVI в. В мае Ибрагим Мутеферрика издал географическое сочинение известного турецкого ученого XVII в. Хаджи Хальфы, затем в свет вышло несколько книг по истории. Нако¬нец, была издана «Турецкая грамматика», составленная монахом-иезуитом Холдерманом. И хотя после смерти основателя первой турецкой типографии книгоиздатель¬ское дело у турок захирело надолго, она сыграла боль¬шую роль в развитии турецкой культуры.
Последнее десятилетие царствования султана Ахме¬да III (1703—1730) вошло в историю Османской импе¬рии как «эпоха тюльпанов». Это название связано с тем, что после возвращения в 1720 г. турецкого посольства из Франции султан и столичная знать, наслушавшись рассказов о великолепных дворцовых парках и садах Франции, вознамерились завести такие же в турецкой столице. На берегах Босфора и Золотого Рога появилось множество садов, где чаще всего выращивались тюль¬паны. В те годы даже ко всему привычные стамбульцы поражались огромным тратам высших сановников, ко¬торые сооружали себе дворцы в стиле барокко по при¬везенным из Франции проектам. В этот период и для султана было построено несколько зимних и летних дворцов, в том числе роскошный дворец Саадабад на бе¬регу речки Татлы-су («Сладкие воды»). В столице поя¬вилось несколько парков, на территории которых были сооружены фонтаны на европейский манер. Столичная знать стремилась перенять манеры французской аристо¬кратии. В моду вошли празднества и увеселения, для которых великий везир приказал доставить в столицу из провинции около 2 тыс. музыкантов, 500 поваров, множество гимнастов, фокусников и мимов. Время от времени в Стамбуле устраивались представления, спор¬тивные игры или скачки для развлечения простых го-рожан. И на все это тратилась уйма денег из казны, по¬ложение которой отнюдь не было блестящим.
182
В первой половине XVIII в. в Стамбуле возникли первые военные учебные заведения европейского харак¬тера, что объяснялось стремлением правительства мо¬дернизировать армию. В 1737 г. в Ускюдаре при артил-лерийских казармах было открыто первое в Турции учебное заведение, где изучались точные науки, в част¬ности прикладная математика. Его организовал Хумба-раджи Ахмед-паша (в прошлом граф Бонневаль) для подготовки образованных офицеров. Несколько позже, в 1761 г., в Стамбуле при содействии иностранного со¬ветника турецкой армии барона де Тотта было открыто несколько специальных школ для навигаторов, артилле¬ристов и фортификаторов. В 1773 г. в Сютлюдже было основано морское инженерное училище. Примечательно, что непосредственным поводом к его созданию послужи¬ло поражение, нанесенное турецкому флоту русской эс¬кадрой в Чесменском бою (7 июля 1770 г.)
К концу XVIII в. Стамбул был огромным разноли¬ким городом, привлекавшим не только путешественни¬ков, но и европейских специалистов, искавших здесь вы¬годную службу. Стамбул оставался столицей огромного государства, обладавшего огромными материальными ре¬сурсами и немалой военной мощью. Но упадок Осман-ской империи — экономический и военный — был столь очевиден, что необходимость поисков выхода из тяже¬лого положения стала все более сознаваться правящими кругами страны. Древнему городу на берегах Босфора предстояли многие перемены,
Глава  IX
ВРЕМЯ ПЕРЕМЕН НА БЕРЕГАХ БОСФОРА
В XIX в. Османская империя вступила, потеряв бы¬лое могущество. Неуклонно развивавшийся экономиче¬ский и политический кризис поставил ее на грань ката¬строфы. Правители страны были вынуждены пойти на-перекор консервативным традициям и осуществить ряд военных и административных реформ.
С 1789 по 1807 г. трон занимал султан Селим III. Он проявил интерес к реформаторским идеям еще до вступления на престол, живо интересовался военной наукой и военным делом в европейских государствах. В его окружении было немало сановников, сознававших, что многие беды их страны проистекают из<-за превос¬ходства европейских держав над Османской империей в управлении государством и в мощи вооруженных сил. Селим III и начал с создания нового, по-европейски ор¬ганизованного и обученного пехотного войска. Султан¬ский указ об этом был издан в 1793 г. В живописной местности на полпути между Перой и Бююкдере, в Ле-венд-Чифтлике, султан приказал построить отличные ка¬зармы. Он не раз приезжал сюда, чтобы наблюдать за военными учениями. Казармы и учебные плацы были сооружены и в Ускюдаре. Там же по распоряжению сул¬тана в 1795 г. была построена большая типография с арабским и латинским шрифтами. За три года до этого возобновила работу первая турецкая типография, не дей¬ствовавшая РЗСКОЛЬКО десятилетий. Такие важные сдви¬ги в книгопечатании были крупными событиями в куль¬турной жизни Стамбула.
Селим III сделал немало и для развития артиллерии и флота. В арсенале Топхане появились европейские инженеры, мастера и инструкторы, в основном францу-
184
зы. Артиллерийские части получили пушки нового об¬разца. В короткий срок было построено много новых воен¬ных кораблей. Нужны были турецкие специалисты. По¬этому в 1792—1793 гг. было расширено морское инже¬нерное и открыто сухопутное инженерное училище в Стамбуле. На турецкий язык стали переводиться евро¬пейские труды по математике, военному делу и некото¬рым другим отраслям науки. Печатались они в стам¬бульских типографиях.
Реформы Селима III, не дав значительных результа¬тов (численность нового войска к 1804 г. достигла лишь 12 тыс. солдат), вызвали открытое противодействие феодально-клерикальной реакции. Орудием противни¬ков реформ стал янычарский корпус. Все началось в Эдирне, где взбунтовались янычары, недовольные появ¬лением в Румелии контингента новых войск. Затем уле-мы начали накалять обстановку в Стамбуле, пропове¬дуя идею несовместимости реформ с Кораном и шариа¬том. Наконец, группа сановников составила заговор против Селима III. 25 мая 1807 г. началось восстание ямаков — солдат вспомогательных войск- 29 мая Селим вынужден был отречься от престола. Его преемником стал крайне консервативный султан Мустафа IV. Прав¬да, его царствование оказалось недолгим. Группа под¬держивавших Селима III сановников — сторонников реформ во главе с Мустафой-пашой Байрактаром собра¬ла в Румелии большое войско и двинула его на столицу. 21 июля 1807 г. на улицах Стамбула появились первые отряды Байрактара, а через неделю в столицу вступила вся пятнадцатитысячная армия. Но когда люди Бай-рактара ворвались в султанский дворец, Селима уже не было в живых: его удушили по приказу Мустафы IV. Байрактару оставалось одно — возвести на престол другого отпрыска династии, Махмуда II, которому суж¬дено было царствовать долго и войти в историю своей страны в качестве реформатора.
Судьба самого Байрактара оказалась трагической. В ночь с 14 на 15 ноября 1807 г. в столице вспыхнул бунт янычар против Байрактара и его сторонников. Это про¬изошло настолько неожиданно, что Байрактар не успел организовать сопротивление. 12 часов он мужественно защищался в собственном доме против множества яны¬чар. Он забаррикадировался в каменной башне, а когда понял, что дело проиграно, взорвал ее, выстрелив в боч¬ку с порохом. Утром следующего дня янычары и прим-
185
кнувшие к ним фанатичные горожане попытались до¬биться восстановления на троне Мустафы IV. Лишь решительные действия султана, приказавшего казнить Мустафу и оказавшегося, таким образом, единственным представителем османской династии, сохранили за ним престол. Затем Махмуд II двинул против бунтовщиков расквартированные в Стамбуле части новых войск. Бунтовщики, в свою очередь, сожгли казармы в Левенд-Чифтлике и Ускюдаре. В конце концов султан, следуя аримеру многих своих предшественников, пошел на ус¬тупки бунтовщикам, отстранив от власти (но не казнив, как они того требовали) нескольких неугодных им са¬новников. Мятеж на этом закончился, но борьба против нововведений продолжалась.
В начале второй четверти XIX в. Стамбул стал сви¬детелем падения одного из бастионов феодально-клери¬кальной реакции — корпуса янычар. История его лик¬видации — одна из наиболее драматических страниц в летописи Стамбула.
15 июня 1826 г. янычары, недовольные военными реформами, восстали против султана Махмуда П. После захода солнца они заполнили площадь Этмейдан, быв¬ший ипподром византийской столицы, и начали громить дома сановников. Мятежники предъявили султану тре¬бование — отменить изданный 29 мая указ о создании регулярного пехотного корпуса. Пока янычары занима¬лись привычным делом — грабили и жгли дома знати, султан и великий везир энергично готовились к подав¬лению мятежа. Затем Махмуд II двинул против бунтов¬щиков верные ему войска, в основном артиллерийские части и по-европейски обученные новые формирования. Вскоре бунтовщики были окружены и блокированы иа площади Этмейдан. Однако они отклонили предложе¬ние выразить покорность султану и сложить оружие. Тем временем Махмуд II обсудил с улемами вопрос о судьбе мятежников. Улемы признали, что они заслужи¬вают смерти. Тогда султан обратился к жителям столи¬цы, призывая добрых мусульман помочь властям в борьбе с бунтовщиками. Призыв был горячо воспринят населением, давно страдавшим от своеволия и бес¬чинств янычар. Множество жителей мусульманских кварталов поспешили к площади Этмейдан, чтобы под¬держать действия войск, взявших мятежников под при¬цел орудий. Мятежники упорствовали, не желая сми-риться. Тогда заговорили пушки. В течение каких-
186
нибудь четырех-пяти часов бунт был подавлен. Артил¬лерийский огонь и пламя пожара, охватившего казар¬мы янычарского корпуса, уничтожили несколько тысяч человек. Тех, кто остался в живых, добивали ворвав¬шиеся на площадь солдаты артиллерийских частей. За¬тем по всему городу началась охота за янычарами. Многих убивали там, где они были схвачены. Более 300 человек было казнено по приговору специально создан¬ного суда. 17 июня было объявлено о ликвидации яны¬чарского корпуса.
Ликвидация частей янычарского корпуса, раскварти¬рованных в провинциях, прошла без особой задержки, власти действовали решительно. В различных городах империи было убито около 30 тыс. янычар; кое-кто из них пытался сопротивляться, но безуспешно.
17 октября 1826 г. в Стамбуле вновь вспыхнул мя¬теж. Те из улемов, кто проклинал султана за «гяурские» (т. е. в духе «неверных») действия, подбили на выступ¬ление против Махмуда II янычар, еще до июньских со-бытий переведенных в новый пехотный корпус. Мятеж¬ники потребовали восстановления янычарского корпуса и отказа от всех новшеств в армии. Султан и Порта опять проявили решительность, бунт был ликвидирован немедленно. 800 бунтовщиков казнили, а около 2 тыс. от¬правили в ссылку. Вскоре Махмуд II ликвидировал тес¬но связанные с янычарским корпусом подразделения ямаков, восстание которых стоило трона и жизни Сели-му III. Уничтожив янычарскую вольницу, Махмуд II ус¬транил очень важное препятствие на пути обновления страны, ибо реакционные сановники и фанатичные уле-мы лишились своей главной опоры в борьбе с реформа-торами.
После окончательной ликвидации янычар султан продолжил перестройку армии и флота. Французские и английские инженеры начали работать в морском арсе¬нале столицы, где в те годы строилось много кораблей, в том числе крупных.
Не прошло и пяти лет после этих бурных событий, как столице империи вновь пришлось пережить тревож¬ные дни. Связаны они были на сей раз с внешними об¬стоятельствами. Давно назревавший конфликт между султаном Махмудом II и его вассалом, наместником Египта Мухаммедом Али, вылился в 1831 г. в открытое военное столкновение. Османская империя была в тот момент серьезно ослаблена русско-турецкой войной
187
1828 — 1829 гг., сыгравшей историческую роль в судь¬бах балканских народов: в результате войны, которая окончилась победой русского оружия, добились незави¬симости греки, почти десять лет сражавшиеся за свое ос¬вобождение от турецкого ига; статус автономного госу¬дарства получила Сербия. Таким образом, война с Егип¬том возникла в нелегкое для империи время. И началась эта война крайне неудачно: египетские войска наголову разбили турецкую армию в сражении у Коньи, в плен попали великий везир и весь его штаб. Силы Мухам¬меда Али направились к Бурсе, более не встречая серь¬езного сопротивления. Угроза их движения на Стамбул стала настолько реальной, что султан решил принять военную поддержку от императора Николая I. В февра¬ле 1833 г. в водах Босфора появились русские военные корабли. Десятитысячный русский десант расположил¬ся лагерем в долине Хункяр Искелеси. Эта решительная военно-морская демонстрация остановила Мухаммеда Али. Между ним и султаном начались переговоры. В ап¬реле — мае русские части и корабли покинули турец¬кую территорию, а об их пребывании в этих местах от¬ныне напоминает гранитная глыба высотой в пять мет¬ров с благодарственными словами за дружескую помощь в тяжелую пору.
Турецко-египетский конфликт продолжался до самой смерти Махмуда II. Летом 1839 г. столица империи была ошеломлена известием о полном разгроме турецкой ар¬мии в битве под Низибом (Северная Сирия). Даже сул¬танский флот в результате измены его командующего пе¬решел на сторону Мухаммеда Али. Правда, вмешатель¬ство европейских держав привело к умиротворению еги¬петского паши, но положение Османской империи — во¬енное, политическое и экономическое — оставалось трудным. Преемник Махмуда II, султан Абдул Мед-жид I, и его окружение попытались найти выход в ре¬формах.
День 3 ноября 1839 г. вошел в историю Османской империи как начало новой полосы реформ. Их вдохно¬витель, крупный государственный деятель Решид-паша, организовал на площади перед летним дворцом султана пышную церемонию провозглашения указа о реформах, известного по названию этого дворца как Гюльханей-ский. Недалеко от дворца были сооружены трибуны, на которых расположились столичная знать, высшее му¬сульманское духовенство, главы немусульманских об-
188
щин, представители городских цехов, иностранные дип¬ломаты. За трибунами были размещены войска, кото¬рым предстояло приветствовать столь важное событие. Султан Абдул Меджид наблюдал за торжествами из ок¬на дворца.
Реформаторы отнюдь не чурались традиций. Вначале придворный астролог оповестил о наступлении благопри¬ятной для чтения акта минуты. Затем Решид-паша. огла¬сил текст написанного им султанского-указа, провозгла¬шавшего гарантии безопасности жизни, чести и имуще¬ства всех без различия вероисповедания подданных сул¬тана, справедливое взимание налогов и податей, ликви¬дацию откупной системы их сбора, улучшение системы судопроизводства, наведение порядка в наборе рекрутов. Церемония закончилась традиционной молитвой имама, вознесшего к Аллаху просьбу о помощи в намеченных преобразованиях, и артиллерийским салютом.
За Гюльханейским рескриптом последовала целая серия реформ, несколько изменивших порядки в импе¬рии. В период Танзимата («танзимат» по-турецки — «реформы»), т. е. в 30—60-е годы XIX в., постепенно начали приобретать европейские черты многие прави-тельственные ведомства.
В начале второй половины XIX в. структура высших государственных учреждений османской столицы уже была весьма разветвленной. Многие тысячи чиновников трудились в правительственных ведомствах и департа-ментах. Министерств было десять — военное, морское, иностранных дел, юстиции, финансов, народного просве¬щения, полиции, торговли, общественных работ и вакуфов. Роль министерства внутренних дел играла канцелярия мустешара (советника) великого везира. Министры во главе с великим везиром составляли Выс¬ший совет империи, в который входили также шейх-уль-ислам, председатель созданного в 1868 г. Государст-венного совета, несколько высших сановников и пре¬фект столицы. Высший совет собирался еженедельно для обсуждения государственных дел. Председательст¬вовал сам султан, а в его отсутствие, что бывало весьма часто, заседания совета вел великий везир.
Османская табель о рангах имела множество ступе¬ней и градаций. Одни только чиновники центральной ад¬министрации (калемийе) делились на пять разрядов, высший из которых соответствовал чину ферика — ди-визионного генерала.
189
Европейские принципы организации государствен¬ного управления требовали и нового чиновничества. Про¬цесс создания новой бюрократии длился несколько деся¬тилетий. На первых порах большую роль в нем сыграло существовавшее в Стамбуле бюро переводчиков (тер-джюман одасы); оно стало центром подготовки не толь¬ко дипломатов, но и политических деятелей. Султан ос¬новал это бюро после греческого восстания 1821 г., ког¬да Порта перестала доверять служившим правительст¬венными переводчиками грекам-фанариотам. Из этого учреждения вышли многие крупные государственные деятели середины XIX в. Позже кадры чиновников сто¬личных учреждений стали- пополняться выпускниками новых светских средних и специальных учебных заве¬дений.
Административные и муниципальные ведомства сто¬лицы также претерпели к середине века некоторые из¬менения. Стамбул и его округ составили самостоятель¬ный вилайет (генерал-губернаторство), делившийся на четыре мутесаррыфлыка (губернаторство) — собственно Стамбул, Пера, Ускюдар и Бююк Чекмедже (район в европейской части Турции, прилегавший к территории столицы). Муниципальными делами ведала префектура, столица была разделена на 14 муниципальных участков. Численность населения, по переписи 1844 г., составляла около 800 тыс. человек. В 70-х годах XIX в., по данным столичных властей, в городе проживал примерно милли¬он человек; по данным же европейской статистики, в Стамбуле в это время было 1200 тыс. жителей, в том чис¬ле 620 тыс. мусульман и 580 тыс. немусульман.
Постепенно стал меняться и облик населения сто¬лицы. Специальные указы регламентировали внешность правительственных служащих. Был издан даже указ, требовавший, чтобы длина усов сообразовывалась с дли¬ной бровей. Европейское влияние стало постепенно ска¬зываться на одежде и манерах чиновничества, купече¬ства, нарождавшейся интеллигенции. Один из современ¬ников отмечал, что восточные одеяния начали в столи¬це уступать место европейским, на смену традиционной чалме пришел новый головной убор — феска, уменьши¬лись и размеры бород. «Молодое поколение высшего ту¬рецкого сословия,— писал этот автор,— затараторило по-французски, картавя и жеманясь; лакированные ботин¬ки заступили место желтых туфель, босые ноги богатых женщин оделись в тонкие, хорошо натянутые чулки, и
190
даже некоторые талии, кажется, уже сжимаются кор¬сетами. Развелись европейские экипажи на лежачих рессорах...».
Даже в поведении султанов кое-что изменилось. Рос¬сийский дипломат К. Базили, хорошо знавший Стам¬бул первой половины XIX в., отмечая перемены в усто¬явшихся привычках жителей столицы, приводил пример самого султана Махмуда П. Он сравнительно просто одевался, Босфор пересекал без прежнего эскорта из двух десятков разукрашенных гондол, на скромном вось¬мивесельном каике. Лишь традиционный пятничный вы-езд султана в мечеть сохранял некоторую пышность. Уменьшилось и число придворных и дворцовой челяди, хотя султанский двор по-прежнему дорого обходился го¬сударственной казне.
Перемены, однако, не ограничились внешними про¬явлениями. В середине XIX в. Стамбул стал центром формирования турецкой интеллигенции, влияние кото¬рой в скором времени начало ощущаться во всех сферах политической и культурной жизни столицы. Формиро¬ванию интеллигенции особенно способствовало разви¬тие светской школы. В 1826 г. в Стамбуле было открыто военно-медицинское училище. Несколько позже были созданы несколько новых военных училищ, а также учебные заведения для подготовки чиновников граж¬данских ведомств. В 1846 г. в предместье Стамбула бы¬ла открыта Сельскохозяйственная школа, а в 1850 г. и Ветеринарная школа. К середине столетия появились и первые общеобразовательные светские начальные школы.
В 1848 г. в столице было открыто первое в Турции мужское педагогическое училище. К 1874/75 г. в Стам¬буле насчитывались уже 264 светские начальные школы, в том числе 25 женских; в них обучалось 13 тыс. детей. Если принять во внимание, что мусульманское населе¬ние Стамбула составляло примерно 600 тыс. человек, то на 40—50 жителей приходился всего один учащийся светской школы. И все же это были важные для турец¬кого общества культурные сдвиги.
В 1853—1855 гг. жизнь турецкой столицы оказалась связанной с Крымской войной, в которой Англия и Франция выступили на стороне Османской империи. Военные действия развернулись на Дунайском и Кав-казском театрах. Русские войска одержали ряд побед на суше и на море (знаменитое Синопское сражение).
191
1854—1855 годы были ознаменованы героической обо¬роной Севастополя. В результате затяжной войны Тур¬ция лишилась значительной части армии, а также ис¬тощила свои материальные ресурсы. Тяготы войны лег¬ли на народные массы. Испытали их во всей полноте и жители Стамбула.
18 февраля 1856 г., за неделю до открытия мирного конгресса в Париже, был опубликован новый указ о ре¬формах, суть которого заключалась в подтверждении га¬рантий Гюльханейского указа 1839 г. о льготах и при-вилегиях немусульманских подданных султана и их полном равенстве с мусульманами перед законом. Этот указ, имевший явную внешнеполитическую направлен¬ность, стимулировал дальнейшие реформы в сельском хозяйстве, законодательстве, административной системе, в области просвещения и культуры.
В 70-х годах XIX в. в Стамбуле появились первые светские средние школы, 1 сентября 1868 г. был открыт Галатасарайский лицей. Его выпускники — школьные учителя, офицеры армии и флота, чиновники — попол¬няли ряды молодой турецкой интеллигенции. Галата¬сарайский лицей был привилегированным учебным за¬ведением, ему покровительствовали султан и Порта. Значительную помощь в его создании оказала Франция, направившая в лицей опытных преподавателей. С по¬мощью Франции там были созданы хорошая библиоте¬ка и несколько лабораторий.
Крупным событием в культурной жизни Стамбула стало открытие университета. В начале 60-х годов было в основном завершено строительство университетского здания, создана библиотека (около 4 тыс. томов на раз¬личных языках), в европейских странах были заказаны оборудование и наглядные пособия. Организации пер¬вого турецкого университета немало способствовала де¬ятельность учрежденного в 1861 г. в Стамбуле Осман¬ского научного общества, которое ставило перед собой широкие задачи просветительского характера. Общество создало в Стамбуле публичную библиотеку в 600 томов с читальней, организовало курсы по изучению англий¬ского и французского языков. С июля 1862 г. оно начало издавать ежемесячный «Журнал наук» — первый в ис¬тории Турции научно-популярный журнал. В нем в те¬чение четырех лет публиковались статьи по гуманитар¬ным и естественным наукам, очерки о политическом по¬ложении в различных странах. Не случайно именно чле-
192
ны общества  стали  первыми лекторами университета.
Официальное открытие университета состоялось 20 февраля 1870 г. Но еще 31 декабря 1863 г. там со¬стоялась первая публичная лекция, собравшая немалую по тому времени для Стамбула аудиторию — 300 слуша¬телей. Лекцию по физике читал Дервиш-паша, получив¬ший образование в Европе. Публичные лекции .были проведены и по ряду других дисциплин — по естество¬знанию и математике, астрономии и истории. Лекции по истории читал видный историк и деятель турецкого про¬свещения Ахмед Вефик-эфенди. Правда, большинство слушателей имело явно недостаточную подготовку. На¬пример, опыты, которыми сопровождались многие лек¬ции, воспринимались ими как фокусы или чудеса.
Судьба первого в Стамбуле университета была не¬завидной. Вскоре выяснилось, что нет ни преподавате¬лей, ни достаточного числа учебников. Университет был низведен фактически до положения среднего учебного заведения, а в конце 1871 г. в результате резких нападок реакционного мусульманского духовенства его вообще закрыли. В 1874 г. возобновились попытки открыть уни¬верситет, на этот раз на базе Галатасарайского лицея. Но они тоже кончились неудачей из-за серьезных труд¬ностей с кадрами преподавателей. Наконец, в 1900 г. в Стамбуле был открыт Султанский университет с тремя факультетами — теологическим, литературным и техни¬ческим. На этот раз университет стал постоянно дейст¬вующим высшим учебным заведением, хотя в условиях диктатуры султана Абдул Хамида II он был, по выра¬жению одного из турецких историков просвещения, уч¬реждением «весьма худосочным и безмолвным».
Как бы ни был сложен и труден путь светских учеб¬ных заведений Стамбула, их существование изменило культурную атмосферу в столице, привело к созданию прослойки образованных людей. В формировании моло¬дой национальной интеллигенции огромную роль сы¬грала и стамбульская турецкая пресса. Развитие ее про¬исходило быстрыми темпами. С 1 ноября 1831 г. начала издаваться первая официальная газета на турецком язы¬ке—«Таквим-и векаи» («Календарь событий»). А в 1876 г. в Стамбуле выходило уже 13 газет на турецком языке, в их числе 7 ежедневных. В том же году в столи¬це Османской империи выходили 34 газеты на других языках: по 9 — на греческом и на армянском, 7 — на французском, 2 — на английском, 1 — на немецком, 3 —
193
па болгарском, 2 — на еврейском и 1 — на арабском языке.
К тому времени Стамбул превратился и в крупный книгоиздательский центр. В конце 70-х годов XIX в. в городе насчитывалось несколько десятков государствен¬ных и частных типографий. Они поставляли на книж¬ный рынок десятки тысяч экземпляров различных книг. В столице печатались не только религиозные мусуль¬манские сочинения (ограничения на их издание посте¬пенно отмерли к концу 60-х годов), но и школьные учебники, памятники арабской и персидской классиче¬ской литературы, сочинения турецких литераторов. В стамбульских книжных лавках можно было купить ту¬рецкие переводы произведений Мольера и Ламартина, Гюго и Дюма-отца, Дефо и Свифта. Печатались перево¬ды извлечений из сочинений Монтескье, Вольтера и Руссо.
Определенную роль в культурной жизни Стамбула играли иностранные учебные заведения. Еще в XVI в. французские католические миссионеры при поддержке правительства Франции начали создавать свои школы в Османской империи. К середине же XIX столетия в од¬ном только Стамбуле было более 40 французских като¬лических школ, из них половина женских; более двух третей учащихся составляли местные жители-католики. Действовало также несколько бельгийских и итальян¬ских школ. С середины XIX в. активно стали создавать свои школы в Османской империи, в том числе в столи¬це, протестантские миссионеры, поддерживавшиеся пра¬вительством США. В сентябре 1863 г. в Стамбуле, в квартале Бебек, был открыт американский «Роберт кол¬ледж», который с годами стал чрезвычайно популярен в среде турецкой интеллигенции. Будучи наиболее круп¬ным в Османской империи центром пропаганды протес¬тантизма, этот колледж содействовал укреплению поли¬тического и культурного влияния CHIA во владениях султана. Впрочем, аналогичные цели преследовали все иностранные школы в Османской империи. В конце XIX в. в Стамбуле, с ростом германской экспансии на Ближнем Востоке, появилось несколько немецких и австрийских школ. В 1879 г. была открыта русская жен¬ская школа, а в 1892 г.— русское училище; эти учебные заведения были рассчитаны преимущественно па детей русских дипломатов. Несмотря на вполне определенную политическую и культурную ориентацию большинства
194
иностранных школ, они в немалой степени содейство¬вали формированию различных национальных групп стамбульской интеллигенции.
В 60—70-х годах Стамбул стал центром обществен¬но-политической деятельности турецкой интеллигенции, в среде которой возникло движение за превращение Ос¬манской империи в конституционную монархию. Про-буждению общественного мнения во многом способст¬вовала созданная писателем-просветителем Ибрагимом Шинаси газета «Тасвир-и эфкяр» («Изображение идей»), первый номер которой вышел в Стамбуле 28 июня 1862 г. Эта газета сыграла большую роль в про¬паганде передовых для Турции того времени воззрений буржуазного Запада, в идейном формировании первых турецких конституционалистов. В 60—70-х годах вид¬ное место в стамбульской прессе занимали газеты, из¬дававшиеся лидерами этого общественного движения — Али Суави («Мухбир» — «Корреспондент», 1867 г.) и Намыком Кемалем («Ибрет» — «Назидание», 1872— 1873гг.).