В декабре 1881 года Пелагея Стрепетова подписала контракт с дирекцией Александринского театра. Сразу же стало ясно, что в этих стенах она не приживется. Во-первых, исступленная манера Стрепетовой к тому времени уже начала казаться архаичной, а ее репертуар - ограниченным. При этом актриса не могла или не хотела меняться. Во-вторых, ее странная индивидуальность категорически не вписывалась в снобистскую труппу Александринки.
К тому же слава ее была слишком громкой, чтобы это могла оставить без внимания тогдашняя прима императорской сцены и давняя знакомая Стрепетовой по провинции Мария Савина. Театралы разделились на сторонников Стрепетовой и поклонников Савиной. Конечно, в своем угловатом максимализме Стрепетова проигрывала Савиной, которая была светской, величественной и уверенной в себе. К тому же Савина всегда могла заручиться поддержкой сильных мира сего. Наконец, Савина обладала удивительно гибким дарованием и отменным чутьем на новые эстетические веяния.
В труппе Стрепетову буквально травили, как травят чужака в стае. "Она страшно больна и не выживет долго - это несомненно, - писал Суворин Модесту Писареву в Москву, - не выживет тем более, что Петербург ей солоно пришелся: мелкие горести, и не одни мелкие... Актеры приняли ее на редкость враждебно, и, если бы не боязнь печати, ей бы устроили что-нибудь ужасное. Приверженцы Савиной действуют усердно, и, разумеется, их влияние сильнее и в театре, и вне его, чем приверженцев Стрепетовой... Вчера карета (которая доставляла артистов на спектакль) приехала за ней и повезла в разные части города за хористками в оперу. Ее возили по городу больше часа и привезли в Мариинский театр, где она играла, когда уже был звонок. Она едва успела одеться, иззяблась и сегодня лежала больная совсем. Не говорю уже о том, что пьесы, где она играет, обставляются прескверно, что до сих пор не дают ей жалованья, что в театральной конторе к ней отнеслись оскорбительно, а актер, бывший там же, начал громко ругать ее как актрису..."
Стрепетова обладала талантом портить отношения даже с теми людьми, которые были к ней расположены. Она никогда не скрывала своих чувств и имела привычку говорить в глаза собеседнику все, что о нем думает. Это, конечно, давало в руки ее врагам дополнительные козыри. Ну, а как еще относиться к даме, способной заявить директору одного театра, с которым ее только что познакомили:-
- Здравствуйте, я слышала, что вы большой подлец!
- С женщинами?! - ошеломленный директор попытался обратить дело в шутку.
- И с мужчинами тоже!
Стрепетова прослужила в Александрийском театре почти десять лет. С годами ее положение там не становилось лучше. В газетах продолжали бушевать схватки между противниками и сторонниками актрисы, причем противники терзали ее буквально за каждый шаг, а сторонники впадали в безудержное восхваление, что тоже выглядело странно. Лучшие роли Стрепетова сыграла до прихода на эту сцену. В Александринке она по-прежнему выходила в ролях Лизаветы из "Горькой судьбины", Катерины из "Грозы", и только ее Кручинина из "Без вины виноватых" да Сарра из "Иванова" оказались новыми долгожданными удачами. Постепенно из репертуара начали исчезать лучшие спектакли с ее участием, так что в середине 80-х годов из коронных ролей ей осталась одна "Гроза". Да и та шла в утренники, из-за чего Стрепетова с горькой иронией стала называть себя "воскресной актрисой".
Ее начали занимать в случайных ролях - часто комедийных, что ей было просто противопоказано. Постоянно унижали, как возмущался А. Н. Островский:- "Потехин позволяет себе учить на репетиции - кого же! Стрепетову! Да еще покрикивает на нее". Запретили брать отпуск на лечение, а когда ей пришлось задержаться в Ялте из-за сильного приступа хронического катара, несмотря на все врачебные поручительства, оштрафовали в размере месячного оклада.
Все эти оскорбления однажды переполнили чашу терпения, и Стрепетова написала письмо директору императорских театров г-ну Всеволжскому, в котором описывала ситуацию и выдвигала ряд условий. Похоже, Всеволжский только того и ждал. Он тут же издал приказ, в котором распоряжался уволить Стрепетову. Актриса попыталась вернуться в провинцию. Но и здесь ничто уже не напоминало о тех горячих приемах, которые оказывала ей публика в молодости.