Акварельный рисунок неизвестного художника.
Наталья Гончарова. 1818 год.

Единственное ее изображение в детстве, рисунок неизвестного художника без точной даты: предполагают, что девочке на нем шесть или семь лет.

Александр Пушкин
«Андрей Шенье»

Посвящено Н. Н. Раевскому

              Ainsi, triste et сарtif, mа lyre toutefois
              S'eveillait...1

              Меж тем, как изумленный мир
              На урну Байрона взирает,
              И хору европейских лир
              Близ Данте тень его внимает,

              Зовет меня другая тень,
              Давно без песен, без рыданий
              С кровавой плахи в дни страданий
              Сошедшая в могильну сень.

              Певцу любви, дубрав и мира
              Несу надгробные цветы.
              Звучит незнаемая лира.
              Пою. Мне внемлет он и ты.

Подъялась вновь усталая секира
              И жертву новую зовет.
Певец готов; задумчивая лира
              В последний раз ему поет.

Заутра казнь, привычный пир народу;
              Но лира юного певца
О чем поет? Поет она свободу:
              Не изменилась до конца!

«Приветствую тебя, мое светило!
              Я славил твой небесный лик,
              Когда он искрою возник,
              Когда ты в буре восходило.
              Я славил твой священный гром,
Когда он разметал позорную твердыню
              И власти древнюю гордыню
              Развеял пеплом и стыдом;
Я зрел твоих сынов гражданскую отвагу,
              Я слышал братский их обет,
              Великодушную присягу
И самовластию бестрепетный ответ.
              Я зрел, как их могущи волны
              Всё ниспровергли, увлекли,
И пламенный трибун предрек, восторга полный,
              Перерождение земли.
              Уже сиял твой мудрый гений,
              Уже в бессмертный Пантеон
Святых изгнанников входили славны тени,
              От пелены предрассуждений
              Разоблачался ветхий трон;
              Оковы падали. Закон,
На вольность опершись, провозгласил равенство,
              И мы воскликнули: Блаженство!
              О горе! о безумный сон!
              Где вольность и закон? Над нами
              Единый властвует топор.
Мы свергнули царей. Убийцу с палачами
Избрали мы в цари. О ужас! о позор!
              Но ты, священная свобода,
Богиня чистая, нет, — не виновна ты,
              В порывах буйной слепоты,
              В презренном бешенстве народа,
Сокрылась ты от нас; целебный твой сосуд
              Завешен пеленой кровавой:
Но ты придешь опять со мщением и славой, —
              И вновь твои враги падут;
Народ, вкусивший раз твой нектар освященный,
              Все ищет вновь упиться им;
              Как будто Вакхом разъяренный,
              Он бродит, жаждою томим;
Так — он найдет тебя. Под сению равенства
В объятиях твоих он сладко отдохнет;
              Так буря мрачная минет!
Но я не узрю вас, дни славы, дни блаженства:
Я плахе обречен. Последние часы
Влачу. Заутра казнь. Торжественной рукою
Палач мою главу подымет за власы
              Над равнодушною толпою.
Простите, о друзья! Мой бесприютный прах
Не будет почивать в саду, где провождали
Мы дни беспечные в науках и в пирах
И место наших урн заране назначали.
              Но, други, если обо мне
              Священно вам воспоминанье,
Исполните мое последнее желанье:
Оплачьте, милые, мой жребий в тишине;
Страшитесь возбудить слезами подозренье;
В наш век, вы знаете, и слезы преступленье:
О брате сожалеть не смеет ныне брат.
Еще ж одна мольба: вы слушали стократ
Стихи, летучих дум небрежные созданья,
Разнообразные, заветные преданья
Всей младости моей. Надежды, и мечты,
И слезы, и любовь, друзья, сии листы
Всю жизнь мою хранят. У Авеля, у Фанни,
Молю, найдите их; невинной музы дани
Сберите. Строгий свет, надменная молва
Не будут ведать их. Увы, моя глава
Безвременно падет: мой недозрелый гений
Для славы не свершил возвышенных творений;
Я скоро весь умру. Но, тень мою любя,
Храните рукопись, о други, для себя!
Когда гроза пройдет, толпою суеверной
Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный,
И, долго слушая, скажите: это он;
Вот речь его. А я, забыв могильный сон,
Взойду невидимо и сяду между вами,
И сам заслушаюсь, и вашими слезами
Упьюсь... и, может быть, утешен буду я
Любовью; может быть, и Узница моя,
Уныла и бледна, стихам любви внимая...»

Но, песни нежные мгновенно прерывая,
Младой певец поник задумчивой главой.
Пора весны его с любовию, тоской
Промчалась перед ним. Красавиц томны очи,
И песни, и пиры, и пламенные ночи,
Все вместе ожило; и сердце понеслось
Далече... и стихов журчанье излилось:

«Куда, куда завлек меня враждебный гений?
Рожденный для любви, для мирных искушений,
Зачем я покидал безвестной жизни тень,
Свободу, и друзей, и сладостную лень?
Судьба лелеяла мою златую младость;
Беспечною рукой меня венчала радость,
И муза чистая делила мой досуг.
На шумных вечерах друзей любимый друг,
Я сладко оглашал и смехом и стихами
Сень, охраненную домашними богами.
Когда ж, вакхической тревогой утомясь
И новым пламенем незапно воспалясь,
Я утром наконец являлся к милой деве
И находил ее в смятении и гневе;
Когда, с угрозами, и слезы на глазах,
Мой проклиная век, утраченный в пирах,
Она меня гнала, бранила и прощала:
Как сладко жизнь моя лилась и утекала!
Зачем от жизни сей, ленивой и простой,
Я кинулся туда, где ужас роковой,
Где страсти дикие, где буйные невежды,
И злоба, и корысть! Куда, мои надежды,
Вы завлекли меня! Что делать было мне,
Мне, верному любви, стихам и тишине,
На низком поприще с презренными бойцами!
Мне ль было управлять строптивыми конями
И круто напрягать бессильные бразды?
И что ж оставлю я? Забытые следы
Безумной ревности и дерзости ничтожной.
Погибни, голос мой, и ты, о призрак ложный,
              Ты, слово, звук пустой...
                                                     О, нет!
              Умолкни, ропот малодушный!
              Гордись и радуйся, поэт:
              Ты не поник главой послушной
              Перед позором наших лет;
              Ты презрел мощного злодея;
              Твой светоч, грозно пламенея,
              Жестоким блеском озарил
              Совет правителей бесславных;
              Твой бич настигнул их, казнил
              Сих палачей самодержавных;
              Твой стих свистал по их главам;
        Ты звал на них, ты славил Немезиду;
              Ты пел Маратовым жрецам
              Кинжал и деву-эвмениду!
Когда святой старик от плахи отрывал
Венчанную главу рукой оцепенелой,
        Ты смело им обоим руку дал,
              И перед вами трепетал
              Ареопаг остервенелый.
Гордись, гордись, певец; а ты, свирепый зверь,
              Моей главой играй теперь:
Она в твоих когтях. Но слушай, знай, безбожный:
Мой крик, мой ярый смех преследует тебя!
              Пей нашу кровь, живи, губя:
              Ты все пигмей, пигмей ничтожный.
        И час придет... и он уж недалек:
              Падешь, тиран! Негодованье
Воспрянет наконец. Отечества рыданье
              Разбудит утомленный рок.
Теперь иду... пора... но ты ступай за мною;
Я жду тебя».
                       Так пел восторженный поэт.
И все покоилось. Лампады тихий свет
              Бледнел пред утренней зарею,
И утро веяло в темницу. И поэт
              К решетке поднял важны взоры...
Вдруг шум. Пришли, зовут. Они! Надежды нет!
              Звучат ключи, замки, запоры.
Зовут... Постой, постой; день только, день один:
              И казней нет, и всем свобода,
              И жив великий гражданин
              Среди великого народа.
Не слышат. Шествие безмолвно. Ждет палач.
Но дружба смертный путь поэта очарует.
Вот плаха. Он взошел. Он славу именует...
                       Плачь, муза, плачь!

1 Так, когда я был печальным и пленным, моя лира всё же пробуждалась....

Дата написания: 1825 год

«Андрей Шенье» — одно из важнейших автобиографических стихотворений А. С. Пушкина, сближавшего свою судьбу гонимого тираном поэта с судьбой Андре Шенье. Эпиграф из Андрея Шенье первоначально был эпиграфом к тетради лирических стихотворений, в которой поэт писал в ссылке.

Александр Пушкин
«Бакуниной»

Напрасно воспевать мне ваши имянины
При всем усердии послушности моей;
Вы не милее в день святой Екатерины
За тем, что никогда нельзя быть вас милей.

Дата написания: 1819 год

Четверостишие адресовано старшей сестре товарища А. С. Пушкина по лицею, предмету юношеской любви поэта - Екатерине Бакуниной.

Прижизненные портреты А.С.Пушкина.

Всероссийский музей А.С.Пушкина обладает уникальным собранием прижизненных портретов поэта. Центральное место в пушкинской иконографии музея занимает живописный портрет работы В.А.Тропинина. В собрании также находятся портреты поэта, выполненные лицейским учителем рисования С.Г.Чириковым, художниками Ж.Вивьеном де Шатобреном, Н.И.Уткиным (с оригинала О.А.Кипренского), Г.А.Гиппиусом, В.М.Ваньковичем, Н. де Куртейлем, Г.Г.Чернецовым, П.Ф.Соколовым, А.И.Клюндером, П.И.Челищевым, А.П.Брюлловым, Е.-П.Мазером. Особое место занимают в этом ряду изображения А.С.Пушкина, сделанные сразу после его смерти. Это посмертная маска, выполненная скульптором С.И.Гальбергом (из пятнадцати масок первого отлива, снятых под его руководством, до наших дней сохранились только четыре, и две из них находятся в коллекции музея), картина А.А.Козлова (написанная по собственному эскизу, сделанному 30 января 1837 года), рисунки А.И.Мокрицкого, В.А.Жуковского, Ф.А.Бруни.

В.А.Тропинин. Портрет А.С.Пушкина.
1827 г. Холст, масло.

Портрет поступил из Пушкинского Дома в 1953 г., до этого хранился в Государственной Третьяковской галерее, куда был передан наследниками князя Н.Н.Оболенского в 1909 г. с надписью, сделанной на обороте холста и скрепленной печатями с гербом Оболенских.

С.Г.Чириков (?). Портрет А.С.Пушкина.
1810-е гг. Бумага, акварель.

Наиболее вероятный автор портрета – Сергей Гаврилович Чириков (1776 – 1853), лицейский учитель рисования и гувернер.

Ж.Вивьен де Шатобрен. Портрет А.С.Пушкина.
1826 – нач. 1827 гг. Бумага, ит. карандаш, растушка.

На обороте паспарту надпись внука поэта Е.А.Баратынского – А.Н.Баратынского: «Портрет, подаренный Пушкиным Евгению Абрамовичу Боратынскому. А.Боратынский». Ниже тем же почерком: «Этот портрет заклеен в рамку, по преданию, собственноручно Алекс. Сергеевич. Пушкиным».

Александр Пушкин
«Блестит луна, недвижно море спит»

Блестит луна, недвижно море спит,
Молчат сады роскошные Гаcсана.
Но кто же там во мгле дерев сидит
На мраморе печального фонтана?
Арап-евнух, гарема страж седой,
И с ним его товарищ молодой.

«Мизрур, недуг тоски душевной
Не от меня сокроешь ты.
Твой мрачный взор, твой ропот гневный,
Твои свирепые мечты
Уже давно мне всё сказали.
Я знаю — жизнь тебе тяжка.
А что виной твоей печали?
Мой сын, послушай старика».

Дата написания: 1825 год

Отрывок начала какого-то эпического произведения, который еще не дает представления о замысле. Намечено лишь два персонажа — старый и молодой евнухи, стражи гарема.

Александр Пушкин
«Бог веселый винограда»

Бог веселый винограда
Позволяет нам три чаши
Выпивать в пиру вечернем.
Первую во имя граций,
Обнаженных и стыдливых,
Посвящается вторая
Краснощекому здоровью,
Третья дружбе многолетной.
Мудрый после третьей чаши
Все венки с главы слагает
И творит уж возлиянья
Благодатному Морфею.

Дата написания: 1833 год

Перевод стихотворения греческого поэта Эвбула (IV в. до н. э.) из сборника «Пир мудрецов», составленного греческим ученым Афенеем (III—II в. до н. э.).

Александр Пушкин
«Брожу ли я вдоль улиц шумных»

Брожу ли я вдоль улиц шумных,
Вхожу ль во многолюдный храм,
Сижу ль меж юношей безумных,
Я предаюсь моим мечтам.

Я говорю: промчатся годы,
И сколько здесь ни видно нас,
Мы все сойдем под вечны своды —
И чей-нибудь уж близок час.

Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов
Переживет мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.

Младенца ль милого ласкаю,
Уже я думаю; прости!
Тебе я место уступаю:
Мне время тлеть, тебе цвести.

День каждый, каждую годину
Привык я думой провождать,
Грядущей смерти годовщину
Меж их стараясь угадать.

И где мне смерть пошлет судьбина?
В бою ли, в странствии, в волнах?
Или соседняя долина
Мой примет охладелый прах?

И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать.

И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.

Дата написания: 1829 год

Александр Пушкин
«Буря»

Ты видел деву на скале
В одежде белой над волнами
Когда, бушуя в бурной мгле,
Играло море с берегами,
Когда луч молний озарял
Ее всечасно блеском алым
И ветер бился и летал
С ее летучим покрывалом?
Прекрасно море в бурной мгле
И небо в блесках без лазури;
Но верь мне: дева на скале
Прекрасней волн, небес и бури.

Дата написания: 1825 год

Александр Пушкин
«Бывало, прежних лет герой»

Эпиграмма на Рыбушкина

    Бывало, прежних лет герой,
Окончив славну брань с противной стороной,
Повесит меч войны средь отческия кущи;
А трагик наш Бурун, скончав чернильный бой,
                  Повесил уши.

Дата написания: 1814 год

Эпиграмма направлена против казанского писателя - Рыбушкина Михаила Сампсоновича, который в 1814 году опубликовал свою трагедию «Иоанн, или Взятие Казани». Вскоре появился отрицательный отзыв о ней. Рыбушкин неумело защищался против критической статьи, чем и вызвана эпиграмма А. С. Пушкина.

Александр Пушкин
«Была пора: наш праздник молодой»

Была пора: наш праздник молодой
Сиял, шумел и розами венчался,
И с песнями бокалов звон мешался,
И тесною сидели мы толпой.
Тогда, душой беспечные невежды,
Мы жили все и легче и смелей,
Мы пили все за здравие надежды
И юности и всех ее затей.

Теперь не то: разгульный праздник наш
С приходом лет, как мы, перебесился,
Он присмирел, утих, остепенился,
Стал глуше звон его заздравных чаш;
Меж нами речь не так игриво льется,
Просторнее, грустнее мы сидим,
И реже смех средь песен раздается,
И чаще мы вздыхаем и молчим.

Всему пора: уж двадцать пятый раз
Мы празднуем лицея день заветный.
Прошли года чредою незаметной,
И как они переменили нас!
Недаром — нет! — промчалась четверть века!
Не сетуйте: таков судьбы закон;
Вращается весь мир вкруг человека, —
Ужель один недвижим будет он?

Припомните, о други, с той поры,
Когда наш круг судьбы соединили,
Чему, чему свидетели мы были!
Игралища таинственной игры,
Металися смущенные народы;
И высились и падали цари;
И кровь людей то Славы, то Свободы,
То Гордости багрила алтари.

Вы помните: когда возник лицей,
Как царь для нас открыл чертог царицын,
И мы пришли. И встретил нас Куницын
Приветствием меж царственных гостей.
Тогда гроза двенадцатого года
Еще спала. Еще Наполеон
Не испытал великого народа —
Еще грозил и колебался он.

Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас... и племена сразились,
Русь обняла кичливого врага,
И заревом московским озарились
Его полкам готовые снега.

Вы помните, как наш Агамемнон
Из пленного Парижа к нам примчался.
Какой восторг тогда пред ним раздался!
Как был велик, как был прекрасен он,
Народов друг, спаситель их свободы!
Вы помните — как оживились вдруг
Сии сады, сии живые воды,
Где проводил он славный свой досуг.

И нет его — и Русь оставил он,
Взнесенну им над миром изумленным,
И на скале изгнанником забвенным,
Всему чужой, угас Наполеон.
И новый царь, суровый и могучий,
На рубеже Европы бодро стал,
И над землей сошлися новы тучи,
И ураган их...

Дата написания: 1836 год

Последняя «лицейская годовщина» Александра Пушкина, написанная к двадцатипятилетию основания лицея. Осталась незаконченной.