Мария Моравская

Апельсинные корки

Горько жить мне, очень горько, -
Все ушли, и я один...
Шебаршит мышонок в норке,
Я грызу, вздыхая, корки, -
Съел давно я апельсин.

Час я плакал длинный-длинный,
Не идёт уже слеза.
Соком корки апельсинной
Я побрызгаю глаза.

Запасусь опять слезами,
Буду плакать хоть полдня, -
Пусть придут, увидят сами,
Как обидели меня.

Жизнь в Санкт-Петербурге

В столице активно занялась литературной деятельностью, зарабатывая при этом на жизнь секретарской работой, частными уроками, переводами. Испытывала в этот период значительные материальные затруднения. Поступила на Бестужевские курсы, однако не окончила их.

Имеются сведения о раннем и недолгом замужестве, которое сама Моравская называла «случайным».

Достаточно быстро вошла в столичные литературные круги, в значительной степени благодаря покровительству со стороны М. А. Волошина, с которым она познакомилась в январе 1910 года. Также пользовалась поддержкой З. Н. Гиппиус. С 1911 года начала посещать литературные «среды» у В. И. Иванова, а также основанную последним «Академию стиха», где ещё более расширила круг литературных знакомств. В том же году была принята в «Цех поэтов» сразу же после основания его Н. С. Гумилёвым и С. М. Городецким. Стала завсегдатаем встреч петербургской богемы в кафе «Бродячая собака».

М. Л. Моравской

Слышишь, как воет волчиха,
Собирая отсталых волчат?
В поле просторно и тихо.
Куда ты ушел наугад?
Ясный паненок,
Маленький пан,
Отчего твой зеленый
Алеет жупан?..

И. Г. Эренбург, май 1915 года

Весьма эмоционально восприняла события Первой мировой войны, в частности, ожесточённые боевые действия и бедствия мирного населения в родной для неё Польше. Этим переживаниям Моравской посвящено стихотворение дружившего с ней И. Г. Эренбурга «Слышишь, как воет волчиха».

Мария Моравская

В крылатый век

Я доживу до старости, быть может,
И не коснусь подножки самолета, -
Как будто он не мною прожит —
День торжества над Тягою земной!
Я доживу до старости, быть может,
Не видя сверху башни — ни одной!

И вниз земля не уплывёт от взора,
И не забьётся сердце в такт мотору,
Надоблачного не увижу кругозора,
Ни на миг от земли не оторвусь...
Какая грусть, Боже, какая грусть!

Жизнь в эмиграции

В 1917 году, вскоре после Февральской революции, Моравская выехала в Японию, откуда через Латинскую Америку перебралась на постоянное жительство в США, ещё в поездке устроившись работать корреспондентом одной из нью-йоркских газет. К эмиграции в Соединённые Штаты поэтессу, по её собственным воспоминаниям, подвигло идеализированное представление об этой стране, стремление «перемешать типичного русского и типичного американца, чтобы создать новое, нежное, благоразумное, гармоничное существо».

Позднее новая родина во многом разочаровала Моравскую — в частности, бездуховностью общества, проявлениями расизма, а также низким уровнем гражданских свобод, о чём она открыто заявляла в местных СМИ. Однако, несмотря на определённое разочарование в американской жизни, Моравская достаточно быстро и успешно адаптировалась к жизни в США — по собственным воспоминаниям, она всего за восемь месяцев изучила английский язык, практически прервав при этом связи с Россией. Первоначально она поселилась в Нью-Йорке, где занималась журналистской и публицистической работой. Газета, принявшая её в свой штат, закрылась вскоре после прибытия Моравской в США, однако молодой эмигрантке удалось весьма быстро наладить сотрудничество со многими другими периодическими изданиями.

Известно, что в Нью-Йорке Моравская прожила по крайней мере до начала 1920-х годов. Здесь она вышла замуж за Эдварда Кофлэна (англ. Edward "Ted" M. Coughlan)[~ 1], автора детективных рассказов, переехавшего в США из британского доминиона Ньюфаундленд. В замужестве Моравская приняла фамилию супруга, однако сохраняла известность в литературных и публицистических кругах под девичьей фамилией — под ней она в дальнейшем публиковала и большинство своих произведений.

К началу 1930-х годов Кофлэны переехали во флоридский город Лейклэнд (англ.)русск., откуда в 1932 году перебрались в Майами. Материальное положение супругов в Майами было вполне благополучным. Они проживали в южной части города в частном доме, который назвали «Литературной фермой» (англ. Fiction Farm). Мария пользовалась в Майами известностью не только как плодовитый литератор и публицист, член местного писательского клуба «Сома» (англ. Soma Club), но и как человек с активным социальным образом жизни, имеющий множество хобби, в том числе достаточно дорогостоящих и экзотических. В частности, она занималась выведением новых пород попугаев-неразлучников и домашних уток, дрессировкой диких животных, разведением несвойственных для Флориды растений, печатаньем книг с помощью самодельного оборудования.

Автограф Марии Моравской
времён жизни в США

Данные о времени, месте и обстоятельствах смерти Моравской разнятся.

Распространена информация о её кончине в Майами 26 июня 1947 года: в качестве причины смерти указывается кровоизлияние в мозг (об этом, в частности, сообщила арканзасская газета «Курьер ньюз» (англ. Courier news) за 27 июня 1947 года), некоторые источники говорят о несчастном случае в результате шторма.

Однако существуют достаточно достоверные сведения о её жизни в Чили по крайней мере в конце 1950-х годов. Об этом, в частности, свидетельствовал К. И. Чуковский, рассказывавший в первой половине 1960-х годов М. И. Алигер о получении письма от Моравской за несколько лет до того: по его словам, поэтесса вышла в Чили замуж за местного почтальона.
« Несколько лет назад я получил от неё письмо из Чили. Судьба забросила её туда, она вышла замуж за почтальона и с ним доживает свой век. Как было бы интересно вам её повстречать. Представляете — рафинированная петербургская барышня, поэтесса, подруга поэтов, завсегдатай «Бродячей собаки», и вот какой финал — супруга чилийского почтальона! »

Рассказ Чуковского подтверждает и П. Н. Лукницкий: в «Списке имён», приведённом в его книге «Acumiana. Встречи с Анной Ахматовой», в качестве дат жизни Моравской, которая фигурирует там как «поэтесса, участница первого Цеха поэтов», значатся 1889—1958 годы

Забытая поэтесса Серебряного века Мария Моравская, как её часто называют, забыта, да не совсем. Просто её имени многие не замечают… в сборниках стихотворений для детей, появившихся в России в 90-х годах уже прошлого века.

Согласно одним сведениям, Моравская Мария Магдалина Франческа Людвиговна родилась в 1889 году (по другим источникам — в 1890-м) в Варшаве, в польской католической семье, а умерла в Майами (США) 26 июня 1947 г.

Дата и место смерти требуют уточнения, поскольку не соответствует действительности.

Итак, Мария Моравская родилась в Польше. Мать умерла, когда девочке было два года, отец женился вторично — на сестре матери, и семья переехала в Одессу. Отношения с тёткой-мачехой складывались непросто, и 15-летняя Мария покинула родительский дом, уехав в Петербург, где зарабатывала на жизнь уроками.

Некоторое время она училась на Высших женских курсах, увлекалась политикой, в частности, польскими проблемами и социалистическими идеями. Даже дважды (в 1906-м и 1907 гг.) подвергалась аресту и сидела в тюрьме.

Шутка

Чёрным ходом, по лестнице длинной,
Я пришла наниматься в бонны.
Распахнув занавески зелёные,
Вышла дама из стильной гостиной.

Говорила так плавно и звонко,
(Было правилом каждое слово!)
Как мне надо лелеять ребёнка,
Ребёнка — мне чужого.

И выпытывать стала искусно,
Где мой дом, кто отец и семья,
И сказала, — как стало мне грустно! —
Чтоб ко мне не ходили друзья.

И мне этого было довольно,
Я ушла, поклонившись даме.
Я пришла лишь изведать, больно ли
Быть служанкой в богатом доме.

Я по лестнице, грязной и липкой,
Возвращалась в томлении жутком
И шептала с печальной улыбкой:
Как легко себя ранить шуткой…

1914

Мария очень рано и ненадолго вышла замуж, а первые её стихотворения были напечатаны в газете ещё в Одессе.

Сотрудничество в детских журналах «Тропинка» и «Галчонок», стихи для детей «Апельсинные корки» (1914) и книга рассказов «Цветы в подвале» (1914) принесли Моравской известность и на этом поприще.

В 1910-х Марию считали одной из самых талантливых поэтесс, а М. Волошин предрекал ей роль второй Черубины де Габриак
(Е. Дмитриевой), о которой мы рассказывали в нашем журнале.

Е. И. Дмитриева писала М. А. Волошину 18 января 1910 года:

… Я ещё не получила письма от Моравской — очень хочу её видеть, я прочла несколько её стихов Маковскому, он в восторге, хочет её печатать; так что это уже её дело.

Аморя, по-моему, ей ничего не даст, ей нужен возврат в католичество, или через него. Диксу её стихи не понравились.

А у меня чувство — что я умерла, и Моравская пришла ко мне на смену, как раз около 15-го, когда Черубина должна была постричься. Мне холодно и мертво от этого. А от Моравской огромная радость!

(15 октября 1909 года, в ходе мистификации, поэтесса Черубина де Габриак должна была исчезнуть, якобы постригшись в монахини. Сергей Маковский — художественный критик и поэт, создатель журнала «Аполлон». Аморя — домашнее имя Маргариты Васильевны Сабашниковой, первой жены М. Волошина. Дикc — псевдоним Бориса Алексеевича Лемана, поэта, критика, педагога).

В стихотворениях Марии Моравской — стремление к одиночеству, мечты о прекрасном Принце, понимание несбыточности надежд, а отсюда — стремление к бегству.

Уехать, улететь, уплыть… Даже в названиях стихотворений звучат эти мотивы — «Уехать», «На пристани», «Уходящие поезда», «В крылатый век», «Пленный».

Уходящие поезда

Туман мутный над городом встал
Облаком душным и нетающим.
Я пойду сегодня на вокзал,
Буду завидовать уезжающим.

Буду слушать торопливые прощанья,
Глядеть на сигналы сквозь туман
И шёпотом повторять названья
Самых далёких стран!

Заблестит над рельсами зелёный сигнал,
Как яркая южная звезда…
Я пойду сегодня на вокзал
Любить уходящие поезда.

Запылённая мечта

Я купила накидку дорожную
И синее суконное кепи,
И мечтала: увижу безбрежные,
Безбрежные моря и степи!

И висит, покрываясь пылью,
Моё кепи на раме зеркальной.
Но теперь помертвели, остыли
Все мечты о дороге дальней.

Разве долго мечтать я бессильна,
Разве я изменила просторам?
Со стены моя шапка пыльная
Глядит на меня с укором…

Мария Моравская
«Волчья тоска»

Лишь затихнет сад звериный,
ночью зимней, ночью длинной,
долго, жалобно и тихо
воет старая волчиха:
«На родной сторонке,
на лесной сторонке,
нет зимою логова,
отняли волчонка —
сероголового...»
Долго, жалобно и тихо
воет старая волчиха,
и, заслышав волчий плач,
гулко ухает пугач.

Произведения Моравской анализировали В. Брюсов, А. Гизетти, С. Парнок и многие другие. Сравнивая творчество Надежды Львовой, Анны Ахматовой и Марии Моравской, литературный критик А. А. Гизетти в статье «Три души» (1915) очень положительно отзывается о возможностях её дальнейшего роста.

Из отзывов о лирике Марии Моравской — «Тонкий голосок капризной девочки» (К. Луковский), «Это жалость к себе самой» (С. Парнок).

«У меня кукольный стиль, трагических жестов мне не простят», — говорила о себе Моравская.

Немного жалости

Жалят меня жала мельче иголки,
Оставляют ранки на долгий срок.
Меня волнуют срубленные ёлки
И заблудившийся щенок.

Утром я плакала над нищенкой печальной,
И была колюча каждая слеза!
Разве так уж страшно быть сентиментальной,
Если жалость давит глаза?

Среди скупых сведениях о поэтессе существует упоминание о её дружеских отношениях с выдающимся мордовским скульптором Степаном Эрьзя.

Говорят, что подробнейшая автобиография Марии Моравской хранится в Рукописном отделе ИРЛИ, в фонде Венгерова.

В 1917 г. Мария Моравская уехала в Японию, а оттуда в США. Там она сотрудничала с множеством американских журналов, печатая в них на английском языке короткие рассказы, статьи и очерки.

В 1927 г. в Нью-Йорке на английском языке был издан её роман «Жар-птица» о петербургской жизни 1910-х гг., вышедший в Нью-Йорке и Лондоне.

Постоянный мотив позднего творчества М. Моравской — тоска по России: «Живёшь, как мёртвая, мёртвая для поэзии, потому что тут ведь стихов писать не стоит» («Литературные записки», 1922, № 2, с.19).