Тот изменчивый переходный период, к главным действующим лицам которого принадлежит новый монарх, начался со смертью Франко и провозглашением испанским королем Хуана Карлоса. Путь Хуана Карлоса к трону был запутан и извилист, а предыстория такова, что долгое время казалось маловероятным, что принц когда-либо вступит на испанский трон. В тронной речи 22 ноября 1975 года сам монарх говорил о взаимодействии трех факторов: исторической традиции, государственных законов и волеизъявлении народа. При этом он намекал на восходящий к гражданской войне 1936– 1939 годов процесс, в котором можно различить несколько четко разграниченных фаз.
Первая охватывает период с 1939 по 1947 год, когда Испания была в государственно-правовом отношении неясно определенной диктатурой во главе с генералом Франко. Предшествующий монарх, король (с.424) Альфонс XIII, не отказавшийся от своих прав на престол, находился в римской ссылке. После его смерти (1941) все династические права и притязания на трон унаследовал его сын, Дон Хуан Бурбон-Баттембергский. Второй этап начался в 1947 году, когда был принят «закон о престолонаследии», в силу которого Испания вновь объявлялась «королевством». И хотя носитель исторического права на корону, Дон Хуан, продолжал оставаться в изгнании, своего рожденного в 1938 году в Риме сына, Хуана Карлоса, он отправил в Испанию, где тот должен был получить среднее и специальное образование. Наконец, третья фаза началась в 1969 году, когда Хуан Карлос был назначен королевским преемником Франко. Хотя династические права по-прежнему принадлежали Дону Хуану, тот де-факто принял новую ситуацию, не отказавшись, впрочем, от своих исконных прав. Завершилось это монархическое «промежуточное решение» только после вступления Хуана Карлоса на трон и отречения его отца в мае 1977 года.
Восстановление монархии в 1947 году ни в коем случае не следует объяснять монархическими убеждениями Франко; скорее наоборот. Как убедительно показывают новейшие исследования, Франко был кем угодно, только не монархистом. И монархисты часто выступали главной оппозиционной силой против его единоличной диктатуры. Однако когда после окончания второй мировой войны режим Франко-победителя оказался на внешнеполитической арене в крайне бедственном положении, а во внутриполитическом отношении вокруг него все теснее сжималось кольцо партизанской борьбы, Франко не пренебрегал никакими средствами, чтобы укрепить свою позицию и обеспечить по меньшей мере псевдодемократическую законность. (с.425)
Эти стремления в 1947 году нашли выражение в принятии путем референдума «Закона о преемственности в государственном руководстве». Этим законом были заложены основы политической системы «нового государства». Испания была провозглашена монархией: «Испания, как политическая единица, является католическим, социальным и представительским государством, которое в соответствии с традицией объявляется королевством». Руководство государством в качестве исключения передавалось Франко как личная, чрезвычайная магистратура; ему одному предоставлялось право определить своего королевского преемника.
К тому времени отношения между Франко и Доном Хуаном вступили в самую острую фазу. Хотя сын последнего короля сначала твердо стоял на антиреспубликанских позициях, а во время гражданской войны дважды тщетно предлагал Франко свои услуги солдата на стороне мятежников, после войны претендент на престол стал все более явно отмежевываться от диктатора Франко. Как большинство монархов, он приветствовал уничтожение республики, но был против господства Франко. Принц выступал за реставрацию традиционной монархии в собственном лице и поэтому в марте 1945 года из швейцарской ссылки обнародовал «Лозаннское заявление», в котором, в частности, были следующие строчки: «Созданный по образцу тотальных систем держав Оси режим генерала Франко противоречит характеру и традициям такого народа, как наш. Единственно традиционная монархия в состоянии примирить испанцев и восстановить мир и согласие».
Столь же отрицательно, как к диктатуре Франко, отнесся Дон Хуан в 1947 году и к «Закону о преемственности в государственном руководстве», который (с.426) хотя и восстанавливал монархию, но исключал носителя короны из процесса принятия решений. Когда подавляющим большинством в 93 процента на референдуме — который, по существу, был ничем иным, как плебисцитом в пользу Франко — был принят «Закон о преемственности» и на гребне холодной войны режим заметно консолидировался, Дон Хуан начал менять свою позицию и взял курс на достижение взаимопонимания с Франко. Летом 1948 года Франко и Дон Хуан договорились о том, что сын последнего, Хуан Карлос, будет воспитываться в Испании76. В ходе дальнейших переговоров (в 1954 и 1960 годах) обе стороны обговорили дополнительные детали образовательной программы для принца.
К образованию принца Франко отнесся чрезвычайно серьезно. Свои (впоследствии реализованные) подробные представления в отношении воспитания Хуана Карлоса диктатор изложил Дону Хуану в письме от 17 июля 1954 года:
«Ничто так не патриотично, педагогично и наглядно, как обучение солдатскому ремеслу в военном центре. Поэтому представляется чрезвычайно уместным его двухгодичное участие в образовательной программе военной академии Сарагосы. Там он превратится в мужчину, получит воспитание в духе исполнения приказов и подчинения, научится ценить дисциплину и военные добродетели, почувствует и испытает узы товарищества и общественного коллективизма и начнет ориентироваться в вопросах чести. После завершения этого двухгодичного образования он — уже в звании лейтенанта — пройдет вводный курс в военно-морском училище и еще один в военно-воздушной академии. Эта фаза в общей сложности продлится год. После того как за три года в военных центрах будет сформирован его характер, настанет момент познакомить его с (с.427) университетом. Тогда он окончит двухгодичный образовательный курс на правовом и экономическом факультете. Не вникая в подробности предмета, он получит общие сведения о тех аспектах политики и экономики, которые ему необходимо знать. Эти два университетских года сведут его — через университетских профессоров — с испанской интеллигенцией. Одновременно они позволят, посредством спецкурса, познакомиться с доктриной национального движения и его организациями, а также с современными экономическими и социальными учениями.
После университета представляется целесообразным, чтобы он приобрел знания по трем крупнейшим отраслям национального производства: сельскому хозяйству, промышленности и горнодобывающему сектору. В течение этих общих программ я считаю существенными интенсивные контакты с каудильо (Франко – Ред.), с целью получения от него прямых указаний. Все это позднее можно дополнить практикой в должности главы правительства, где он познакомится со структурой администрации и будет иметь тесные контакты с каудильо и национальными проблемами. Я считаю важным, чтобы народ привык видеть принца рядом с каудильо; с естественностью и без искусственности должно стать ясно, чем он является для нации».
В соответствии с этой теорией Хуан Карлос ходил вначале в школу в Мадриде и Сан-Себастьяне, затем посещал различные военные академии и, наконец, слушал лекции на факультете философии и права Мадридского университета. Хотя такое образование отвечало программе Франко, однако вопрос преемственности не был решен окончательно. Франко любил публично подчеркивать, что до своей смерти не (с.428) оставит поста во главе государства, куда его поставил «Бог и провидение». Но различные «политические семейства», поддерживавшие его режим, беспрестанно понуждали его определить своего преемника. В 1968 году поползли упорные слухи, будто решение вопроса преемственности ожидается со дня на день. Наконец 22 июля 1969 года Франко объявил в кортесах, что назначает своим королевским наследником принца Хуана Карлоса Бурбон-Баттембергского. Так была успешно завершена операция «Заря», которую заместитель главы правительства, адмирал Луис Карреро Бланко, и министр планирования, ведущий член организации «Божье дело», Лауреано Лопес Родо, несколько лет вели в пользу принца.
Когда в 1969 году по представлению Франко кортесы утвердили его наследника, диктатор заявил в сословной палате: «Считаю необходимым напомнить о том, что королевство, которое мы создали с согласия нации, ничем не обязано прошлому; оно возникает из того решающего акта 18 июля [1936], который представляет собой основополагающий исторический факт, не допускающий ни соглашения, ни условий. Основой будущей монархии является законность ее осуществления, при которой важна не форма, а содержание».
В пользу Хуана Карлоса как наследника престола говорит то, как объяснял далее Франко, что он принадлежит к династии Бурбонов, доказал преданность принципам и институтам режима, тесно связан с испанской армией и за прошедшие двадцать лет основательно подготовился к этой высокой должности. В особе Хуана Карлоса могут найти продолжение принципы «национального движения», что обеспечит преемственность. (с.429)
Затем депутаты кортесов проголосовали (в первом за 30 лет открытом и поименном голосовании) по предложению Франко; из 519 присутствовавших депутатов 491 проголосовали «за», 19 «против» и 9 воздержались. Хуан Карлос получил восстановленный титул «принца Испании»; отныне с ним надлежало обращаться как с «королевским величеством», «со всеми правами и обязанностями, сопутствующими его высокому званию». 23 июля 1969 года состоялось торжественное приведение принца к присяге. Формула клятвы гласила: «Я присягаю в лояльности его превосходительству, главе государства, и в верности основополагающим принципам национального движения, а также другим основным законам государства».
В последовавшем заявлении Хуан Карлос не оставил ни малейших сомнений насчет того, кому он обязан короной: «С полным сознанием принимаемой на себя ответственности я, как наследник королевского титула, только что присягнул его превосходительству главе государства на верность принципам национального движения и основным законам державы. Первым делом хотел бы подчеркнуть, что я принимаю от его превосходительства главы государства и генералиссимуса Франко политическую законность, возникшую 18 июля 1936 года».
Повторное введение монархии в принципе было политическим процессом. Исторические права, хотя и косвенно, а также династические традиции были законно соблюдены. Восстановление монархии не затрагивало сути режима Франко; напротив: корона должна была совершенствовать и развивать конституционную структуру, однако не изменять ее. Политической правовой основой этой преемственности была присяга, принесенная «основным законам» и заявление о верности основополагающим принципам «национального движения». (с.430)
В январе 1969 года, еще до официального назначения преемником Франко, Хуан Карлос дал государственному агентству новостей вызвавшее большой интерес интервью, в котором, в частности, заявил: «Мы не должны забывать, что возрождение монархического принципа в Испании происходит после того, как монархия пережила тяжелый кризис, который мог бы означать для нее окончательный конец. Политическая ситуация, сделавшая возможным возрождение монархического принципа, была достигнута трудами многих монархистов и жертвой сотен тысяч испанских семей. Представляется логичным, чтобы эти чрезвычайно верные поборники династического принципа признали необходимость жертв для достижения их целей. Взглянем на историю: ни одна монархия не была реставрирована прямым путем и без жертв».
Тем самым Хуан Карлос намекнул на свою готовность, в обход прямого порядка престолонаследия, — т. е. через голову своего отца ~ быть возведенным на испанский трон, тогда как до этого момента именовал себя лишь «связным» между отцом и Испанией. Монархисты-традиционалисты услышали и уразумели послание: во благо Испании, вещал Хуан Карлос, его отец Дон Хуан должен отказаться от трона в его пользу. Такова была требуемая «жертва». Употребленный Хуаном Карлосом термин «реинставрация» представлял собой словарное новообразование, которое должно было облегчить компромисс между монархистами-легитимистами, для которых речь могла идти лишь о реставрации монархии, и представлениями Франко, исходящими из принципа возобновления, стало быть, введения новой монархии.
Принятие Хуаном Карлосом франкистского порядка престолонаследия привело к конфликту в королевском доме Бурбонов. Принц оправдывал перед (с.431) ссыльным отцом свою позицию тем аргументом, что только таким принятием наследства можно восстановить монархию в Испании. Только спустя много лет Дон Хуан найдет в себе силы разделить это убеждение. До смерти Франко отношения Дона Хуана с Хуаном Карлосом часто были напряженными; династический вопрос завис в воздухе, даже если внешне все выглядело так, как будто между отцом и сыном в отношении восстановления монархии существовал своего рода «семейный пакт», который при единой направленности главного курса делал возможным двойную политику разделения ролей.

ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ МОНАРХИИ В ПЕРЕХОДНУЮ ФАЗУ

После назначения королем Испании Хуан Карлос все чаще берет на себя исполнение государственных функций. В июле 1971 года он был определен заместителем Франко в случае болезни диктатора, спустя год был урегулирован этот вопрос на случай смерти диктатора. Правда, общественность не очень серьезно воспринимала принца; едва ли кто-нибудь верил в то, что Хуан Карлос смог бы долго удержаться на троне. Но постепенно стали привыкать видеть в нем, по меньшей мере, на переходной период, преемника дряхлеющего диктатора. Летом 1974 года тяжело больной Франко впервые передал принцу Хуану Карлосу свои государственные обязанности (временно). Напрасно реформисты призывали диктатора провозгласить принца королем и своим авторитетом — авторитетом каудильо — обеспечить спокойный переход к пост-франкизму. В сентябре, после выздоровления, к разочарованию реформистов, Франко вернул себе всю полноту власти. (с.432)
30 октября 1975 года правительством Ариаса Наварро Хуан Карлос во второй раз был назначен исполняющим обязанности главы государства. В комментариях прессы сообщалось, что Франко потому до последнего момента не желает отказаться от поста главы государства, что хочет умереть на посту. Хуан Карлос же противился принимать должность главы государства временно и заявил о своей готовности пойти на это лишь после заверений врачей в том, что Франко не выздоровеет. 20 ноября 1975 года, после смерти Франко, автоматически, как и предусматривалось, вступило в силу положение о наследовании. Управление государством взял на себя регентский Совет, и 22 ноября в кортесах состоялась церемония, на которой в присутствии депутатов, членов Совета королевства и многочисленных почетных гостей председателем регентского Совета Алехандро Родригесом де Валькарселом Хуан Карлос был приведен к присяге и провозглашен королем Испании. Формула присяги гласила: «Клянусь Богом и на Евангелии исполнять основные законы королевства и всемерно заботиться о их исполнении, а также соблюдать принцип лояльности по отношению к национальному движению».
После смерти Франко прежде всего вступило в силу «разделение власти» между различными государственными постами, которое наметил еще Франко. В середине 1973 года диктатор назначил тогдашнего «вице-президента» Луиса Карреро Бланко главой правительства, тем самым впервые разделив посты главы государства и главы правительства. Назначение адмирала премьер-министром было частью «процесса демократизации», предусматривавшего уравновешивание власти после Франко: между королем Хуаном Карлосом как главой государства, премьер-министром и правительством, Советом королевства как высшим совещательным (с.433) органом и сословным парламентом. Франко рассматривал Карреро Бланко как своего «мажордома», который должен был обеспечить преемственность режима и правительства в переходной период после его смерти. Но убийство в декабре 1973 года премьер-министра свело на нет эти приготовления; назначение премьер-министром Карлоса Ариаса Наварро было лишь вынужденным решением.
С начала семидесятых годов правоведы начали дискутировать о компетенции будущего короля. В 1972 году Мигель Эрерро-и-Родригес де Миньон опубликовал исследование, главный аргумент которого состоял в том, что «основной закон» Франко никак не является неизменным. Будущий монарх, будучи сувереном государства, мог бы воспользоваться своей властью таким образом, что остальные государственные органы власти должны были бы передать ему свои компетенции. Но при этом королю доставалась бы также та «остаточная компетенция», которой не располагали никакие другие государственные органы. Правительство зависело бы от доверия монарха и стало бы исполнительным органом королевской политики. Такая интерпретация наделяла монарха многочисленными правами и полномочиями, относительно свободно и без институциональных препятствий осуществляемыми. Разумеется, этому толкованию воспротивились как убежденные франкисты, так и поборники демократизации.
В те годы появилось множество других исследований, посвященных будущему системы и роли главы государства. Луис Гарсия Сан Мигель отстаивал эволюционный путь, процесс эволюции и законного реформизма, посредством которого система могла бы себя преодолеть. Хорхе де Эстебан равным образом исходил из «среднего пути» между иммобилизмом (консерватизмом) и ломкой (радикализмом): суверенитет государства будет олицетворен в особе монарха и (с.434) представлен кортесами. Монархия с арбитражными функциями могла бы начать демократизацию, в конце которой король получил бы лишь маргинальную функцию. Рафаэль Ариас-Сальгадо пришел к выводу, что двигателем политического обновления будет не король и кортесы, а «двойная исполнительная власть» монарха и правительства.
Независимо от того, куда различные авторы переносили центр тяжести, у всех «реформистских» интерпретаций было одно общее: будущий глава государства в пост-франкистский переходной период будет играть выдающуюся, по сути, определяющую дальнейшее развитие роль. В противоположность этим «реформистским» авторам, наделяющим монарха способностью вызвать политический переход от авторитаризма к демократии, политические иммобилисты подчеркивали принципиальную силу и неизменность основных законов Франко.
Хотя в ноябре 1975 года Хуан Карлос взял на себя не всю власть, которой пользовался Франко, все же он был намного могущественнее любого другого монарха Европы. Монархия приняла форму «ограниченной» (в противоположность абсолютной), и ее основное отличие от франкистской системы состояло лишь в том, что все постановления короны требовали визирования государственными органами (правительством, кортесами, Советом королевства). Хуан Феррандо Бадия указывал на то, что основной закон Франко передавал новому главе государства символичную исполнительную, законодательную и судебную власть80. Символичную власть имел монарх в той степени, в какой олицетворял собой национальный суверенитет и являлся высшим представителем нации. Кроме того, он должен был следить за преемственностью государственности и «национального движения». В определенной мере король наделялся и учредительной властью, поскольку без его (с.435) согласия невозможно было изменять Конституцию. Он же посредством референдума мог непосредственно обращаться к народу, чтобы инициировать реформу основного закона.
Король также имел широкую исполнительную власть. Он руководил политическим аппаратом, нес ответственность за функционирование важнейшего государственного учреждения, заботился о поддержании общественного порядка, назначал и снимал главу правительства и председателя кортесов. Монарх мог руководить Советом министров, возглавлять Совет королевства, ратифицировать международно-правовые договоры и обладал правом вводить чрезвычайное положение.
В законодательной сфере король санкционировал законы и осуществлял надзор над их вступлением в силу; он пользовался приостанавливающим правом вето и мог продлевать период легислатуры. С согласия кортесов и правительства король к тому же мог издавать законодательные постановления. И, наконец, он являлся главнокомандующим всех вооруженных сил — не только символически, как в парламентской монархии, но реально. В государственно-правовом отношении монарх, таким образом, занимал центральное положение, которое в известной степени наделяло его функциями, позволявшими оказывать решительное влияние на внутригосударственный порядок. Многое при этом зависело от того, какие намерения преследовал король и  на чем акцентировал свое внимание.

На момент смерти диктатора политическую систему можно было описать как консолидированный (с.436) институциональный аппарат, стремящийся к самоувековечиванию, своеобразное уравнение, главный член которого — корона — в значительной степени оставался неизвестным. За несколько недель до смерти Франко в закулисном интервью журналу «Ныосуик» Хуан Карлос изложил некоторые свои политические убеждения и планы на постфранкистский период: «Правительство будет править, и Хуан Карлос полагается на то, что сможет советовать, а также ориентировать его инициативы и шаги. Он твердо решил встать над политикой партий и быть королем всех. Одной из его целей является восстановление подлинной демократии, но Испания не должна жалеть сил, чтобы избежать беспорядка и хаоса. Он больше верит в реформы, чем в репрессии, в демократическую эволюцию, чем революцию. Он намерен сформировать современное правительство, которое обеспечит будущее Испании, а не будет цепляться за прошлое».
По окончании своей присяги перед кортесами 22 ноября 1975 г. в первом «Послании короны» Хуан Карлос, в частности, заявил: «Сегодня начинается новая эпоха истории Испании. Отправной точкой этого этапа, через который мы пройдем вместе, являются мир, работа и общее благо, он есть плод общих усилий, а также единой и твердой воли. Монархия будет верным стражем этого наследия и всегда будет стремиться сохранить тесную связь с народом. Институт, который я представляю, объединяет всех испанцев; и сегодня, в этот знаменательный час, я обращаюсь к Вам, ибо служить Испании есть долг каждого. Давайте все вместе, исполнившись великодушия и достоинства, постигнем, что наше будущее в подлинно национальном единстве. Я хотел бы стать посредником, стражем Конституции и выразителем справедливости. Я буду защищать законы и (с.437)
следить за тем, чтобы они защищались; я буду считать справедливость своей путеводной звездой, в убеждении, что служение народу является тем заданием, которое оправдывает все мои функции. Король желает стать королем всех и одновременно каждого в отдельности, независимо от культурных и исторических традиций. Корона рассматривает как свою принципиальную обязанность уважение социальных и экономических прав. Свободное и современное общество нуждается в участии всех в центральных органах власти, в средствах массовой информации, в системе воспитания и образования на различных уровнях и в создании национального благосостояния».
Эта речь привлекла всеобщее внимание, поскольку открывала перспективу — почти как «программа правительства» — более широких прав участия граждан в демократизации. Однако вначале ничего не изменилось. В декабре 1975 года Ариас Наварро сформировал еще одно правительство, в котором, правда, уже заседало несколько технократов-реформаторов. Вскоре стало ясно, что Ариас Наварро имел в виду главным образом улучшение существовавшей системы, а никак не радикальное ее преобразование. Весной 1976 года стало еще очевиднее, что последовательную реформаторскую политику с представителями старого режима осуществить невозможно.
Перед королем и ответственными политиками встала дилемма: разрыв с франкизмом (как того требовала оппозиция) или преемственность с незначительным косметическим ремонтом системы (к чему стремились правые). Под давлением советников Хуан Карлос отверг «демократическую ломку», резкий демонтаж франкистской системы; вместо этого он пошел по пути медленных перемен, выторговывания реформ, (с.438) «соглашательского перехода». Этот метод, — объединявший эксперимент, преемственность и перемены, — несомненно, таил в себе риск, но, в общем, оправдал себя. Оппозиции вскоре стало ясно, что при реальной расстановке политических сил в стране ей не осуществить своей программы-максимум. Реалистически оценив расстановку сил, а также учитывая начатое «сверху» политическое «распечатывание» режима, оппозиция постепенно отказалась от требования «оперативного вмешательства» и удовольствовалась «соглашательским» переходом.
Первая и важнейшая задача нового короля состояла в том, чтобы стабилизировать монархию. Ибо только парламентская монархия могла ликвидировать дефицит законности, с которым Хуан Карлос вступил в свою должность. С другой стороны, разрыв с франкистским прошлым не должен был быть слишком поспешным, поскольку иначе как монархия, так и процесс демократизации подвергался непосредственной опасности. Таким образом, роль короля следует исследовать по двухфазной модели: вначале речь шла об укреплении короны и лишь после этого о стабилизации демократии.
Трудности укрепления монархистского строя после 1975 года связаны прежде всего с политическим отождествлением реставрированной монархии с режимом Франко, а также с тесными личными отношениями между Франко и королем Хуаном Карлосом. Последние восходят к составленной Франко воспитательной и образовательной программе для принца. Также, поскольку в последние годы режима отпрыск Бурбонов все чаще брал на себя государственные представительские обязанности, со стороны выглядел орудием Франко и представителем диктатуры. Этот образ необходимо было исправить. Если взглянуть на последующую (с.439) стратегию короля, то ясно вырисовываются три основных направления: личностно-политическое, привлечение на свою сторону верхушки общества и завоевание народа.
С первого момента монарх стремился привлекать к управлению таких политиков-реформаторов, которым мог поручить политическое осуществление процесса демократизации. Иной раз в этом ему способствовал временный фактор. А именно, 26 ноября 1975 года истек срок пребывания в должности президента кортесов Алехандро Родригеса де Валькарсела. Несмотря на ожесточенное сопротивление, Хуану Карлосу удалось провести назначение своего бывшего учителя и доверенного лица, Торквато Фернандеса Миранды, президентом кортесов и председателем Совета королевства. Этому назначению суждено было иметь важное значение в дальнейшем развитии процесса демократизации. Тяжелее было решить «случай» Ариаса Наварро, снятие которого стало неизбежным, ибо иначе стопорилось проведение последовательной реформаторской политики.
Когда всем, настроенным на реформы наблюдателям стало ясно, что Ариас Наварро не намерен менять свои убеждения, весной 1976 года монарх взял инициативу в свои руки. Он вступил в контакт с объединившейся под лозунгом «демократической координации» оппозицией; его отец также беседовал с оппозиционными силами о дальнейшем развитии режима. В апреле ведущие социал-демократические и христианско-демократические политики собрались на переговоры в королевском дворце Сарсуэла.
Сенсацию произвела в том же месяце статья в американском журнале «Ньюсуик», содержание которой непосредственно отсылало к высказываниям короля, который как раз находился в Соединенных Штатах. (с.440)
В ней Ариаса Наварро называли «unmitigated disaster» (Абсолютное бедствие (англ.). – Ред.); глава правительства был, дескать, неспособен на реформы, выступал только как поборник крайне реакционного «бункера» и поляризовал испанское общество. Хуан Карлос был полон решимости — к этому также настоятельно призывал его отец — по возможности скорее избавиться от Ариаса Наварро. Впрочем, в речи перед американским Конгрессом король вновь объявил себя сторонником демократических принципов, правового государства и социального мира.
По возвращении из своей успешной поездки в США Хуан Карлос спровоцировал правительственный кризис и вынудил Ариаса Наварро подать в отставку. Из представленного Советом королевства списка с тремя возможными преемниками король назначил занимавшего до этого пост генерального секретаря «национального движения» сорокатрехлетнего Адольфо Суареса, на ту пору самого молодого премьера в испанской истории. О включении Суареса в число кандидатов позаботился сам король. Назначение нового министра натолкнулось на глубокий скептицизм демократической оппозиции, ведь Суарес был детищем франкистской системы. Однако Хуан Карлос был убежден в готовности к реформам молодого политика; решающие шаги по пути демократии монарх хотел сделать со своим сверстником, не слишком скомпрометировавшим себя при старом режиме.
В лице президента кортесов, Фернандеса Миранды, и главы правительства, Суареса, король имел двух одаренных политиков, готовых вместе с ним двигать процесс демократизации. Уже в августе 1976 года, в связи с правительственным кризисом, последовало еще одно важное политически персональное решение. (с.441)
В знак протеста против взятого на демократизацию курса подал в отставку министр обороны Фернандо Сантьяго-и-Диас де Мендивил. Возникшие в среде военных волнения удалось успокоить путем назначения либерального генерала Мануэля Гутиерреса Мельядо заместителем премьер-министра. Это решение, которое приветствовала вся демократическая оппозиция, оказалось крайне полезным для процесса демократизации последующих лет.
Для успеха процесса преобразований королю нужны были поддержка и подстраховка со стороны верхушки общества. 22 ноября 1975 года Хуан Карлос подал сигнал, одновременно направленный испанскому народу и военным. В этом своеобразном «приказе по части» король выражал надежду на поддержку вооруженных сил и напоминал им об их конституционно закрепленных обязанностях и заповедях дисциплины. В тот момент король мог быть уверен в лояльности вооруженных сил, поскольку Сахарский кризис предшествующей недели сблизил Хуана Карлоса и армию.
Необходимая Хуану Карлосу помощь и поддержка «сверху» должны были прийти прежде всего от военной элиты, институциональное значение которой при Франко и на переходной фазе едва ли можно было переоценить и полная интеграция которой в политическую систему была решающим фактором в стабилизации демократии. Хуан Карлос отдавал себе в этом полный отчет; соответственно интенсивными и регулярными были его контакты с вооруженными силами. Он сам был и чувствовал себя солдатом; его отношения с военными, которые видят в нем своего человека, были и остаются теснее, чем отношения Франко с его коллегами-генералами. Контакт с военными король установил прежде всего путем регулярно предоставляемых (с.442) аудиенций. Именно с генералами и высшим офицерством сухопутной армии Хуан Карлос чаше других садился за стол переговоров — фактор, которому суждено было иметь важное значение в попытке путча 23 февраля 1981 года.
Завоевание верхушки было одной стороной медали, другой стороной которой было завоевание народа. А доверие широких масс населения Хуан Карлос мог заслужить лишь быстрым прогрессом по пути демократизации. Первым доказательством его намерений стало предоставление в 1976-1977 годах амнистии, которой нетерпеливо требовала (еще нелегальная) оппозиция. Первый декрет об амнистии, весьма нерешительной, был встречен силами, заинтересованными в преобразованиях, с разочарованием. Затем, в июле 1976 года, была объявлена всеобщая амнистия. В определенном смысле этот акт милосердия был ценой, заплаченной правящей верхушкой за провозглашенную политическую цель: национальное примирение испанцев и установление внутреннего мира. Помилованию подлежали все члены оппозиции, отбывавшие срок не за уголовные преступления, связанные с угрозой для человеческой жизни. Из-за трудностей в классификации заключенных третий королевский указ об амнистии в марте 1977 года распространил уголовно-правовой акт помилования на все действия с «политическими намерениями» — своеобразное общее прощение за прошлое.
Рассматривая попытку легитимизации «снизу», следует указать на многочисленные «визиты для представления», предпринятые королем с февраля 1976 года в различные испанские регионы. Видимо, преследуемые этими путешествиями цели прежде всего состояли в желании побудить косное правительство Ариаса Наварро/Фрага Ирибарне к действенной политике (с.443) реформ. Королевская пара (по крайней мере, выступавшая вместе) желала достичь массовой мобилизации населения чтобы завоевать его на сторону короны, тогда как правительству хотелось бы ограничить контакты при подобных поездках общением с местными властями и небольшим кругом избранных лиц. Но Хуан Карлос нарушал предусмотренный протокол, смешивался с толпой, отступал от приготовленного текста речей и закончил свое первое публичное выступление в Каталонии (в феврале 1976 года) на каталонском языке, тем самым косвенно поддержав требования культурной и языковой автономии, выдвигаемые каталонской оппозицией. В Андалусии он откровенно говорил о социально-экономических проблемах этого пораженного тяжелым экономическим кризисом региона, а в Стране Басков с достоинством выдержал (в феврале 1981 года) напряженную ситуацию, когда члены экстремистской партии Herri Batasuna сорвали официальное мероприятие в Гернике.
Но, пожалуй, важнейшие шаги, посредством которых монарх мог добиться признания «снизу», предпринимались не в юридическом секторе (издание актов помилования) или в символической области (например, использование каталонского языка), а в области конкретных политических мер по демократизации. Очень скоро широкой общественности стало ясно, что король был подлинным «двигателем перемен» — как назвал его министр иностранных дел Хосе Мария де Арейлза — и что именно он стоял за многими широкомасштабными преобразованиями. Хуан Карлос терпимо относился к демократическим, т. е. оппозиционным организациям на первой фазе после 1975 года, пока те еще не были легализованы. Осенью 1976 года вместе с Адольфо Суаресом он энергично взялся (с.444) за принятие решающего «Закона о политических реформах», расчищавшего путь к устранению франкистских структур. Он оградил реформаторский процесс от политического вмешательства военных, например, после легализации в Страстную неделю 1977 года коммунистической партии. Тогда он успокоил военных и ослабил их резкую критику этого решения. Король осторожно, но решительно — где только мог — агитировал за курс реформ и сумел, даже за границей, создать новый образ Испании, так что на международном уровне возросло доверие к демократическим намерениям нового испанского руководства.

Политические действия монарха были направлены на установление законности. При этом ему приходилось действовать на двух уровнях: с одной стороны, он должен был ориентироваться на низы, чтобы создать вокруг монархии сторонников из среды народа, с другой стороны — на политическую и военную верхушку, сформировавшуюся в эпоху Франко и занимавшую ключевые посты в государстве. Свое первое «послание короны», произнесенное сразу же после приведения к присяге в качестве короля, Хуан Карлос начал словами: «Как король Испании — носить этот титул мне дает право историческая традиция, основные законы королевства и законное поручение испанцев — почту за честь направить Вам первое послание короны, идущее из глубины сердца». Из трех названных типов законности — по критериям Макса Вебера: традиционной, легальной и харизматической (основанной на личном обаянии) — на тот момент (вопреки собственному высказыванию) Хуан Карлос располагал исключительно легальной. Королем он стал (с.445) согласно «основным законам королевства», т, е. на основании регулирующего преемственность постановления Франко. При этом, пожалуй, он имел основу законности для нескольких секторов старого режима. В своей тронной речи 22 ноября 1975 года Хуан Карлос объявил принятие короны своей обязанностью. Определенные ожидания его отца в этой связи можно понимать как указание на проблематичное династическое узаконение: «Эту норму [исполнение долга] прививал мне мой отец с детства, и она была императивом в нашей семье, желавшей служить Испании всеми своими силами». Для убежденных монархистов принятие короны Хуаном Карлосом было лишено династической, т. е. традиционной законности, по которой корона по-прежнему принадлежала его отцу. Но в сугубо династическом отношении к тому моменту уже не существовало никаких сложностей в вопросе, касавшемся престолонаследия. Ибо уже вскоре после провозглашения Хуана Карлоса королем в конфиденциальном послании («операция Дедал») Дон Хуан обратился к своему сыну и передал ему исторические права династии; публичное извещение об этой передаче должно было последовать в согласованный момент. Таким поведением Дон Хуан устранял династический дуализм, которого опасались многие монархисты. Затем, за месяц до первых назначенных на июнь 1977 года демократических парламентских выборов, 14 мая 1977 года в присутствии королевской семьи и государственного нотариуса Дон Хуан отказался от притязаний на трон:
«После того как установилась и укрепилась монархия в лице моего сына и наследника, Дона Хуана Карлоса, к которому на первой фазе его правления народ отнесся с явным одобрением и который на международном уровне открыл для отчизны новый путь, я (с.446) считаю, что наступил момент передать ему исторический легат, который я унаследовал; соответственно я приношу своей отчизне свой отказ от исторических прав на испанскую монархию, от своего титула, привилегий и главенства в королевской семье и королевском доме Испании, полученных мною от отца моего, короля Альфонса XIII; за собой я хотел бы сохранить титул графа Барселонского и, как доныне, продолжать им пользоваться. На основании этого отказа все династические права моего отца, короля Испании Альфонса XIII, принимает мой сын и наследник, король Хуан Карлос I».
Полученная в результате отказа его отца от престола историко-династическая законность привязала короля к монархической традиции Испании и позволила изменить позорную франкистскую «реинставрацию» монархии на вполне пристойную реставрацию. В этой связи небезынтересно отметить, что в конституционной комиссии Сената по инициативе баскского сенатора Сатрустеги формулировка: «Корона Испании наследуется по линии потомков его величества Дона Хуана Карлоса I Бурбонского» была дополнена фразой: «законного наследника исторической династии» (окончательная редакция ст. 57, п. 1 Конституции.) Этим дополнением Хуан Карлос признавался законным наследником исторической династии (отречение его отца уже состоялось), и в известной степени уничтожалось франкистское понятие о генезисе, рождении монархии. Отказ от франкистской означал одновременно обращение к исторически-традиционной легитимности. В свою очередь, это обращение представляло собой ограничение Учредительного собрания в той мере, в какой монархия получала собственное право, из которого, как из данного, должны были исходить творцы Конституции. (с.447)
Но решающее значение в конечном счете имела не происходящая из франкизма, не династическая, но демократически-личностная легитимизация монархии — благодаря той роли, которую Хуан Карлос играл в процессе демократизации. Поэтому из различных возможностей узаконить свое положение Хуан Карлос избрал именно демократически-личностную, поскольку она обещала скорейший успех. После этого вопрос как о легально-рациональной, так и о традиционной законности по историческим причинам — из-за структурных слабостей испанской монархии в XIX и XX столетиях, династических споров в королевском доме, дефицита демократии в эпоху реставрации и во время диктатуры Примо де Ривера — перестал быть вопросом первостепенной важности. Во всяком случае, он более не был таковым в отношении некоторых секторов старого режима. Была взята на вооружение та стратегия легитимизации, которую Макс Вебер назвал «служебным обаянием»: обаяние короны должно было затем подействовать на должностных лиц.
Политическую стратегию Хуана Карлоса следует понимать совершенно в смысле этих «устремленных вперед» попыток легитимизации. Отдельные реформистские меры означали поэтапное приобретение демократической законности. В годы, предшествовавшие окончательной консолидации демократии (1982), король выступал как покровитель, — а зачастую и как движущая сила — стремительного процесса трансформации. В этом определенно есть личная заслуга монарха. Но независимо от этого следует указать на значение короны в институциональной структуре государства, поскольку ей по франкистским законам, в некоторой степени ex officio, отводилась выдающаяся роль в постфранкистский период. (с.448)
Несомненно, для большинства испанцев важнейшей формой законности была та, которая опиралась на достижения Хуана Карлоса как «штурмана перемен» и бесспорного главы новой демократии. Руководящей ролью при переходе к демократии монарх завоевал поддержку многих бывших оппозиционеров Франко, а также республиканцев и даже коммунистической партии. Одобрение подавляющим большинством депутатов Конституции 1978 года одновременно означало одобрение парламентской монархии, которая таким образом получала демократическую законность.
На основе проведенного в 1978 году опроса мнений Хуан Хосе Лине исследовал показатель популярности Хуана Карлоса. Только 9,3 процента решительных антифранкистов отрицали достижения короля, тогда как 40,3 процента оценивали его деятельность на «хорошо» или «очень хорошо». Из меньшинства, которое (еще в 1978 году) полностью одобряли Франко, отрицательно к монарху относились 6,8 процента, тогда как 70,3 процента одобряли его действия. По этим данным можно заключить, что Хуан Карлос сделал возможным (или, по меньшей мере, облегчил) принятие новой демократии теми, кто относился к нему крайне настороженно.
Значительное единодушие царит в том, что своим поведением во время попытки путча 23 февраля 1981 года король завоевал уважение демократов: 86 процентов опрошенных с похвалой отозвались о роли короля в той критической ситуации. В течение всего вечера — когда правительство и парламент удерживались путчистами в качестве заложников и большая часть военных ожидали боевого приказа к нанесению удара — Хуан Карлос не показался на публике. В те часы он работал для спасения парламентской демократии: разговаривал по телефону с генерал-капитаном, (с.449) главнокомандующим одиннадцати военных округов, чтобы предотвратить их присоединение к путчу. По совету своего генерального секретаря, генерала Сабино Фернандеса Кампо, монарх отклонил требование генерального штаба объединенных вооруженных сил о передаче правления. Вместо этого он сформировал из государственных секретарей под руководством специалиста по делам полиции Франсиско Лайна Чрезвычайное правительство. С помощью оставшегося верным главнокомандующего танковой дивизией «Брюнет», генерала Хосе Хусте, королю удалось предотвратить наступление боеспособной дивизии на Мадрид.
Расчет Хуана Карлоса на «двойную» стратегию оправдался: ему удалось, комбинируя регрессивную и прогрессивную законность, укрепить идею монархии как в сохранившейся от старого режима верхушке общества, так и в широких слоях населения. Это дало возможность осуществить и в конце концов стабилизировать демократию. Хотя в ходе этого процесса постоянно возрастала популярность короля в народе, его реальный суверенитет в конце концов был весьма урезан, что было зафиксировано в Конституции 1978 года (ныне действующей).

Разработка Конституции началась после решения о наделении учредительными функциями впервые созванных на основании свободных выборов кортесов в 1977 году. В процессе перехода от учредительной власти к конституционной король по личным причинам попал в сложнейшее положение, поскольку с момента вступления на трон — которое произошло в соответствии с законами Франко - Хуан Карлос был настоящим генератором импульсов для процесса политических (с.450) перемен, в конце концов, приведшего к Конституции 1978 года. Как глава государства он активно поддерживал стратегию «политических реформ», ставил новых премьер-министров и назначал по собственному усмотрению 20 процентов членов Верхней палаты. Предоставив королю лишь огласить новую Конституцию, правительство сознательно стремилось избежать подозрений в ее «соглашательском» характере; королю пришлось ограничиться лишь ее подготовкой.
В парламентских дебатах по проекту Конституции речь шла не о классических альтернативных государственных формах, монархии или республике, а о законности новой конституционной монархии. Правящая партия «Союз демократического центра» и право-консервативный «Народный альянс» усматривали оправдание монархии прежде всего в истории: монархия изображалась как традиционная форма Испанского государства. С другой стороны, они считали монархию, совершенно абстрактно, самой подходящей формой организации государства, при которой политическая роль монарха на предшествующей фазе (с 1975 года) выступала важным аргументом. Этот аспект побудил даже коммунистов, басков и каталонцев голосовать в парламенте за монархию.
Социально-политическая реальность предыдущего года — по их соображениям — сильно усложнила бы установление республики. В конце концов, к голосу благоразумия не осталась глуха и Социалистическая партия. Она пренебрегла идеологическими возражениями против монархии и настаивали лишь на том, что необходимо продолжать обсуждение формы государственности, а также всех других аспектов Конституции, и на том, что монархия не должна приниматься беспрекословно как единственно возможная форма государственности. В соответствии с этим требованием, (с.451) все касавшиеся короны вопросы подробно дискутировались в обеих палатах парламента.
Статья 1 Конституции 1978 года окончательно установила: «Политической формой Испанского государства является парламентская монархия». В испанской конституционной традиции подобная формулировка, которая к тому же представляет собой новшество в конституционно-правовом отношении, отсутствовала. Прежние монархистские конституции никогда не выходили из рамок «конституционной» монархии, в которой суверенитет и законодательные функции делились между короной и парламентом. В противоположность этому, с 1978 года суверенитет находится у народа, а законодательная функция — исключительно у кортесов. Раздел II Конституции (ст. 56) регулирует положение короны: «Король является главой государства, символом единства и постоянства. В качестве арбитра и руководителя он наблюдает за бесперебойным функционированием институтов, представляет в качестве высшего представителя Испанское государство в сфере международных отношений, прежде всего в отношении наций, с которыми Испания тесно связана исторически, и исполняет те функции, которыми прямо наделен Конституцией и законами».
Ввиду обязательного визирования всех актов короны почти не оставалось никаких, полномочий, исполнение которых не курировалось бы политически одним из членов кабинета. Статья 62 перечисляет важнейшие обязанности короля: монарх подтверждает и провозглашает законы, распускает парламент и назначает новые выборы, объявляет референдум, предлагает кандидатуру главы правительства и освобождает его от должности, назначает членов правительства, подтверждает правительственные постановления, является (с.452) верховным главнокомандующим всех вооруженных сил и обладает правом помилования.
С вступлением в силу Конституции власть короля расширилась за счет «конституционно закрепленных полномочий». Его вступление на трон и обретение соответствующих прав произошли в соответствии с конституционно предусмотренными постановлениями, которые, впрочем, не содержали никакого объяснения того, кому именно сначала должен принадлежать трон. Новая Конституция — в отличие от прежних — лишь косвенно идентифицировала короля с конкретной особой. Причина этого, видимо, состоит в том, что в 1978 году вступлению на престол больше не угрожали никакие династические проблемы.
Конституция 1978 года ставит монарха в положение, по полномочиям и функциям чем-то напоминающее положение британской короны. Она сильно ограничивает свободу действий монарха и регламентирует его компетенцию до мельчайших деталей. В большинстве случаев монарх может лишь исполнять обязанности «нотариуса» действий парламента. И все же еще полностью не прояснен вопрос о королевских прерогативах в особых случаях. Решающей в политической силовой игре может быть личность монарха. Конституция передает королю роль «арбитра» и «посредника» в действующей структуре институтов — функция, напоминающая тезис умеренных либералов XIX столетия, согласно которому короне отводилась функция мирного урегулирования, четвертой, умеряющей власти над исполнительной и законодательной властями. Сегодняшний монарх для исполнения своих политических функций имеет гораздо больше исполнительной власти, чем распорядительных прав; последние он уступил, подписав в конце 1978 году Конституцию. «Личностное» признание Хуана Карлоса в (с.453) результате принятия Конституции населением в известной степени было перенесено с короля на монархию, т. е. с личности на институт.