шахзаде Мустафа
отрывок из статьи профессионального историка Ольги Козловой.
...В отношении присвоения шахзаде Мустафой титула «Султан Мустафа». Действительно, в родословных источниках все султанские наследники мужского пола именовались подобным образом: Султан (имя) Хан Хазретлери (…прочие титулы). Это не более чем официальный титул. К примеру, во Франции XVI века начало титула наследника престола звучало таким образом: Его Королевское Высочество дофин Франсуа, герцог Анжуйский и Алансонский (после шли долгие и утомительные перечисления прочих титулов и имений, которыми этот человек владел). Нечто подобное существовало и в Османской империи того времени, т.к. в Позднее Средневековье она являлась таким же феодальным государством, как и любая из держав Западной Европы, а, стало быть, существовала строгая феодально-сословная иерархия, проще именуемая в историографии «феодальной лестницей», такая «лестница» существовала и в Оттоманской Порте XVI века, и ей неукоснительно подчинялись. Шахзаде не имели права изготовления собственной тугры, т.к. тугра являлась исключительно знаком правителя Османского государства (всё одно, что имперские перстень и печать в Российском империи – право обладания ими имел только император), за подделку которых в ОИ полагалась смертная казнь, независимо от социального статуса того, кто подделал тугру. Шахзаде не имели права именовать себя на тугре титулом султана, даже несмотря на то, что в родословных списках их имена были написаны таким образом, т.к. это прерогатива принадлежала только их отцу-правителю, поскольку султан в империи мог быть только один.Чисто внешнее выражение неповиновения Мустафы отцу, уже упоминаемое мной раньше, выражалось в том, что он отпустил при жизни Сулеймана бороду, являвшуюся неотъемлемой частью образа султана, т.к. шахзаде запрещалось ношение бороды вплоть до воцарения. В качестве сравнения привожу Вам воспоминания иностранных послов, прибывших в 1520 году поздравить молодого Сулеймана с воцарением на престол – как выглядел он, только став султаном и ещё не успев выйти из образа шахзаде: «…Новому султану неполных двадцать шесть лет. Он истинный турок. Ростом высок и скорее худощав, чем склонен к полноте. Смуглый, черноволосый, черноглазый. Бороду брил до воцарения, но имеет длинные усы, которые ничуть не портят его, даже напротив. Лицо у султана приятное, даже красивое, черты лица благородные, прекрасная осанка. Глаза очень умные и живые, но, когда он хмурится. то кажется невероятно суровым и замкнутым, однако, замкнутость эта не отражается на лице его дурно. Султан Сулейман гибок и строен, у него изящные, но по виду очень сильные, руки, тонкие персты (пальцы), величественная походка. Приятный голос. Известно, что ум властителя Порты устроен так, что он непременно выяснит истину, коли она войдет ему в память и завладеет разумом его. Говорят, что он пользуется успехом у женщин, ибо он не только очень привлекателен, но и невероятно умен, пишет прекрасные стихи и умеет очаровать любую, даже самую капризную, красавицу» (цитата из монографии Frehley John. Secrets of the Ottoman court. The Private Lives of the Sultans. By Orhan to Abdul Majid II (history of everyday life: lifestyle, customs, mentality). 1998. New York, London, Р.118 - 119).
О фактах непослушания шахзаде Мустафы воле отца, его строптивом характере говорят свидетельства и личная переписка тех, кто видел и знал ту ситуацию лично. В частности, в дневниках личного врача султана Сулеймана, описывающего его последние годы жизни, неоднократно упоминается факт того, что шахзаде Мустафа неоднократно огорчал своего отца и вызывал «…его неодобрение своим поведением и поступками…», возможно, желая тем самым доказать Сулейману свою способность занять престол после него. Эти письма Вы можете прочесть более подробно в английском переводе монографии Дж. Фрили, уже упоминаемой выше, в статьях А.И.Власова, посвящённых повседневной жизни гарема Сулеймана.
6. Описание облика и характера Мустафы весьма недвусмысленно дают уже упоминавшиеся неоднократно европейцы, бывшие послами при османском дворе, отмечая, что внешне он был очень похож на молодого Сулеймана, только ниже ростом и коренастее, но характер его отличается от характера султана. Те же венецианцы в своих сочинениях говорили о том, что (кстати, все иностранцы того времени руководствуются в своих сочинениях исключительно слухами, ничего не утверждая фактически, т.к. значительная сторона повседневной жизни султанов была для них скрыта) «…по слухам, старший из сыновей Падишаха, принц (иностранцы часто интерпретировали титулы восточных правителей на свой, более понятный, лад) Мустафа умен и талантлив, очень любим янычарами, которые видят в нём продолжение его славного предка султана Селима, но отличается большой кровожадностью и жестокостью, потому, ежели выбор Падишаха падёт на него, и он унаследует трон Порты, необходимо быть осторожными…» (из статьи А.И.Власова «Частная жизнь султанского гарема и придворная жизнь Оттоманской Порты в правление Сулеймана Кануни (1520 - 1566)»).
7. В отношении того, что дети Хюррем Султан были не менее любимы народом, чем Мустафа. Сохранилось свидетельство европейских дипломатов (коли уж большее внимание мы уделяем именно западной трактовке османской истории) о шахзаде Мехмеде, старшем сыне Сулеймана и Хюррем: «…Этот принц умен и добр. В славный час родился он на свет, ибо длань Господня простерлась над сердцем его и над душой. Справедливый, милосердный, честный и искренний, он всегда держал слово, любил своих ближних и в опасности был храбр, как лев. Родители его, султан Сулейман-Хан и Хасеки Хюррем Султан не чаяли души в нём, что неудивительно, ибо трудно было бы встретить и при европейском дворе более красивого, славного, достойного и храброго принца. Несомненно, он стал бы прекрасным правителем и могущественным Повелителем Блистательной Порты…» (Frehley John. Secrets of the Ottoman court. The Private Lives of the Sultans. By Orhan to Abdul Majid II (history of everyday life: lifestyle, customs, mentality). 1998. New York, London, Р. 244). Единственная дочь Сулеймана и Хюррем Михримах Султан известна своей благотворительностью (именно ей принадлежат проекты по благоустройству Стамбула – строительство больниц, сиротских приютов, медресе, мечетей и хаммамов). Потому Ваша концепция о том, что дети Хюррем были никчемны и не принесли ни малейшей пользы государству, увы, не состоятельна.
8. Пока ни один из исследователей-тюркологов, независимо от своих убеждений и взглядов, не взял на себя смелость утверждать с полной уверенностью, что Мустафу погубили интриги Хюррем-Султан и именно она стала виновницей его гибели. Профессор Н.Гюльлерююз в своих интервью и статьях, рассказывающих об эпохе Сулеймана Кануни (причём, вклад этого человека особенно ценен в связи с тем, что всю свою творческую жизнь он работает с архивными источниками, т.к. в совершенстве владеет средневековым турецким, персидским, арабским и фарси и способен переводить многочисленные источники того времени на современный турецкий и английский языки), всерьез сомневается в том, что человека, подобного Сулейману Кануни, можно было бы убедить в чём-либо, заставив его бездоказательно казнить невиновного человека (в данном случае мы не берем во внимание оды, написанные его приближёнными и называющими его «Веромучеником», не будем впадать в такие крайности), что как раз-таки убеждает современных турецких исследователей, имеющих доступ к архивам Топкапы и тем историческим источникам, которые могут быть недоступны западным ученым, что шахзаде Мустафа имел некоторые дурные намерения в отношении своего отца Сулеймана Великолепного, и, даже если и имели место интриги Хюррем-Султан, заботившейся о жизни и воцарении своих детей в свете сохранения в османском праве братоубийственного закона Мехмеда II Фатиха, то и у самого Сулеймана имелись веские доказательства считать Мустафу изменником (очень краткий перечень доказательств я перечислила выше, но Вы можете прочесть указанные труды, помимо специалиста по истории гарема Л.Пирс, дабы иметь необходимые взгляды в отношении этой проблемы).
