«Дворянское гнездо» на сцене Малого театра,
Лаврецкий — А. И. Сумбатов-Южин, Лиза — Елена Лешковская (1895)

Лишние люди в изображении Тургенева

Несмотря на то что традиция изображения «лишних людей» возникла до Тургенева (Чацкий А. С. Грибоедова, Евгений Онегин А. С. Пушкина, Печорин М. Ю. Лермонтова, Бельтов А. И. Герцена, Адуев-младший в «Обыкновенной истории» И. А. Гончарова), Тургеневу принадлежит приоритет в определении данного типа литературных персонажей. Название «Лишний человек» закрепилось после выхода в 1850 году тургеневской повести «Дневник лишнего человека». «Лишние люди» отличались, как правило, общими чертами интеллектуального превосходства над окружающими и одновременно пассивностью, душевным разладом, скептицизмом по отношению к реалиям внешнего мира, расхождением между словом и делом. Тургенев создал целую галерею подобных образов: Чулкатурин («Дневник лишнего человека», 1850), Рудин («Рудин», 1856), Лаврецкий («Дворянское гнездо», 1859), Нежданов («Новь», 1877). Проблеме «лишнего человека» посвящены также повести и рассказы Тургенева «Ася», «Яков Пасынков», «Переписка» и другие.

Главный герой «Дневника лишнего человека» отмечен стремлением анализировать все свои эмоции, фиксировать малейшие оттенки состояния собственной души. Подобно шекспировскому Гамлету герой замечает неестественность и натянутость своих размышлений, отсутствие воли: «Я разбирал самого себя до последней ниточки, сравнивал себя с другими, припоминал малейшие взгляды, улыбки, слова людей… Целые дни проходили в этой мучительной, бесплодной работе». Разъедающий душу самоанализ доставляет герою неестественное наслаждение: «Только после изгнания моего из дома Ожогиных я мучительно узнал, сколько удовольствия человек может почерпнуть из созерцания своего собственного несчастья». Несостоятельность апатичных и рефлексирующих персонажей ещё более оттенялась образами цельных и сильных тургеневских героинь.

Итогом размышлений Тургенева о героях рудинского и чулкатуринского типа стала статья «Гамлет и Дон Кихот» (1859 г.) Наименее «гамлетичным» из всех тургеневских «лишних людей» является герой «Дворянского гнезда» Лаврецкий. «Российским Гамлетом» назван в романе «Новь» один из его главных персонажей Алексей Дмитриевич Нежданов.

Одновременно с Тургеневым феномен «лишнего человека» продолжал разрабатывать И. А. Гончаров в романе «Обломов» (1859), Н. А. Некрасов — Агарин («Саша», 1856), А. Ф. Писемский и многие другие. Но, в отличие от персонажа Гончарова, герои Тургенева подверглись большей типизации. По мнению советского литературоведа А. Лаврецкого (И. М. Френкеля), «Если бы у нас из всех источников для изучения 40-х гг. остался один „Рудин“ или одно „Дворянское гнездо“, то всё же можно было бы установить характер эпохи в её специфических чертах. По „Обломову“ мы этого сделать не в состоянии».

Позднее традицию изображения тургеневских «лишних людей» иронически обыграл А. П. Чехов. Персонаж его повести «Дуэль» Лаевский представляет собой сниженный и пародийный вариант тургеневского лишнего человека. Он говорит своему приятелю фон Корену: «Я неудачник, лишний человек». Фон Корен соглашается с тем, что Лаевский — это «сколок с Рудина». Вместе с тем он отзывается о претензии Лаевского быть «лишним человеком» в издевательском тоне: «Понимайте так, мол, что не он виноват в том, что казённые пакеты по неделям лежат не распечатанными и что сам он пьёт и других спаивает, а виноваты в этом Онегин, Печорин и Тургенев, выдумавший неудачника и лишнего человека». Позднее критики сближали характер Рудина с характером самого Тургенева

Эскиз декорации к «Месяцу в деревне»,
М. В. Добужинского, 1909

Тургенев на сцене

К середине 1850-х годов Тургенев разочаровался в своём призвании драматурга. Критика объявила его пьесы несценичными. Автор как будто согласился с мнением критики и прекратил писать для русской сцены, но в 1868—1869 годах он написал для Полины Виардо четыре французские опереточные либретто, предназначенные для постановки в баден-баденском театре. Л. П. Гроссман отмечал справедливость многих упрёков критиков по адресу пьес Тургенева за недостаток в них движения и преобладание разговорного элемента. Тем не менее, он указывал на парадоксальную живучесть тургеневских постановок на сцене. Пьесы Ивана Сергеевича свыше ста шестидесяти лет не сходят с репертуара европейского и российского театров. В них играли прославленные российские исполнители: П. А. Каратыгин, В. В. Самойлов, В. В. Самойлова (Самойлова 2-я), А. Е. Мартынов, В. И. Живокини, М. П. Садовский, С. В. Шумский, В. Н. Давыдов, К. А. Варламов, М. Г. Савина, Г. Н. Федотова, В. Ф. Комиссаржевская, К. С. Станиславский, В. И. Качалов, М. Н. Ермолова и другие.

Тургенев-драматург был широко признан в Европе. Его пьесы имели успех на сценах парижского Театра Антуана, венского Бургтеатра, мюнхенского Камерного театра, берлинского, кёнигсбергского и других немецких театров. Тургеневская драматургия была в избранном репертуаре выдающихся итальянских трагиков: Эрмете Новелли, Томмазо Сальвини, Эрнесто Росси, Эрмете Цаккони, австрийских, немецких и французских актёров Адольфа фон Зонненталя, Андре Антуана, Шарлотты Вольтер и Франциски Эльменрейх.

Из всех его пьес наибольший успех выпал на долю «Месяца в деревне». Дебют спектакля состоялся в 1872 году. В начале XX века во МХТе пьесу ставили К. С. Станиславский и И. М. Москвин. Художником-декоратором постановки и автором эскизов костюмов действующих лиц был художник-мироискуссник М. В. Добужинский. Эта пьеса не сходит со сцены российских театров до настоящего времени. Ещё при жизни автора театры начали с различным успехом инсценировать его романы и повести: «Дворянское гнездо», «Степной король Лир», «Вешние воды». Эту традицию продолжают и современные театры.

  Читаем Тургенева

Иван Тургенев
Ася

I
Мне было тогда лет двадцать пять, — начал Н. Н., — дела давно минувших дней, как видите. Я только что вырвался на волю и уехал за границу, не для того, чтобы «окончить мое воспитание», как говаривалось тогда, а просто мне захотелось посмотреть на мир божий. Я был здоров, молод, весел, деньги у меня не переводились, заботы еще не успели завестись — я жил без оглядки, делал что хотел, процветал, одним словом. Мне тогда и в голову не приходило, что человек не растение и процветать ему долго нельзя. Молодость ест пряники золоченые, да и думает, что это-то и есть хлеб насущный; а придет время — и хлебца напросишься. Но толковать об этом не для чего. Я путешествовал без всякой цели, без плана; останавливался везде, где мне нравилось, и отправлялся тотчас далее, как только чувствовал желание видеть новые лица — именно лица. Меня занимали исключительно одни люди; я ненавидел любопытные памятники, замечательные собрания, один вид лон-лакея возбуждал во мне ощущение тоски и злобы; я чуть с ума не сошел в дрезденском «Грюне Гевёлбе». Природа действовала на меня чрезвычайно, но я не любил так называемых ее красот, необыкновенных гор, утесов, водопадов; я не любил, чтобы она навязывалась мне, чтобы она мне мешала. Зато лица, живые, человеческие лица — речи людей, их движения, смех — вот без чего я обойтись не мог. В толпе мне было всегда особенно легко и отрадно; мне было весело идти, куда шли другие, кричать, когда другие кричали, и в то же время я любил смотреть, как эти другие кричат. Меня забавляло наблюдать людей... да я даже не наблюдал их — я их рассматривал с каким-то радостным и ненасытным любопытством. Но я опять сбиваюсь в сторону. Итак, лет двадцать тому назад я проживал в немецком небольшом городке З., на левом берегу Рейна. Я искал уединения: я только что был поражен в сердце одной молодой вдовой, с которой познакомился на водах. Она была очень хороша собой и умна, кокетничала со всеми — и со мною, грешным, — сперва даже поощряла меня, а потом жестоко меня уязвила, пожертвовав мною одному краснощекому баварскому лейтенанту. Признаться сказать, рана моего сердца не очень была глубока; но я почел долгом предаться на некоторое время печали и одиночеству — чем молодость не тешится! — и поселился в З. Городок этот мне понравился своим местоположением у подошвы двух высоких холмов, своими дряхлыми стенами и башнями, вековыми липами, крутым мостом над светлой речкой, впадавшей в Рейн, — а главное, своим хорошим вином. По его узким улицам гуляли вечером, тотчас после захождения солнца (дело было в июне), прехорошенькие белокурые немочки и, встретясь с иностранцем, произносили приятным голоском: «Guten Abend!» 1 — а некоторые из них не уходили даже и тогда, когда луна поднималась из-за острых крыш стареньких домов и мелкие каменья мостовой четко рисовались в ее неподвижных лучах. Я любил бродить тогда по городу; луна, казалось, пристально глядела на него с чистого неба; и город чувствовал этот взгляд и стоял чутко и мирно, весь облитый ее светом, этим безмятежным и в то же время тихо душу волнующим светом. Петух на высокой готической колокольне блестел бледным золотом; таким же золотом переливались струйки по черному глянцу речки; тоненькие свечки (немец бережлив!) скромно теплились в узких окнах под грифельными кровлями; виноградные лозы таинственно высовывали свои завитые усики из-за каменных оград; что-то пробегало в тени около старинного колодца на трехугольной площади, внезапно раздавался сонливый свисток ночного сторожа, добродушная собака ворчала вполголоса, а воздух так и ластился к лицу, и липы пахли так сладко, что грудь поневоле всё глубже и глубже дышала, и слово: «Гретхен» — не то восклицание, не то вопрос — так и просилось на уста. Городок З. лежит в двух верстах от Рейна. Я часто ходил смотреть на величавую реку и, не без некоторого напряжения мечтая о коварной вдове, просиживал долгие часы на каменной скамье под одиноким огромным ясенем. Маленькая статуя мадонны с почти детским лицом и красным сердцем на груди, пронзенным мечами, печально выглядывала из его ветвей. На противоположном берегу находился городок Л., немного побольше того, в котором я поселился. Однажды вечером сидел я на своей любимой скамье и глядел то на реку, то на небо, то на виноградники. Передо мною белоголовые мальчишки карабкались по бокам лодки, вытащенной на берег и опрокинутой насмоленным брюхом кверху. Кораблики тихо бежали на слабо надувшихся парусах; зеленоватые волны скользили мимо, чуть-чуть вспухая и урча. Вдруг донеслись до меня звуки музыки; я прислушался. В городе Л. играли вальс; контрбас гудел отрывисто, скрипка неясно заливалась, флейта свистала бойко. — Что это? — спросил я у подошедшего ко мне старика в плисовом жилете, синих чулках и башмаках с пряжками. — Это, — отвечал он мне, предварительно передвинув мундштук своей трубки из одного угла губ в другой, — студенты приехали из Б. на коммерш. «А посмотрю-ка я на этот коммерш, — подумал я, — кстати же я в Л. не бывал». Я отыскал перевозчика и отправился на другую сторону.
1
«Добрый вечер!» (нем.).

Любовь длиною в жизнь... Тургенев и Виардо

Иван Сергеевич Тургенев… Его перу принадлежат шедевры русской классической литературы: «Записки охотника», «Дворянское гнездо», «Рудин», «Отцы и дети», «Накануне» и другие, отразившие жизнь русского общества четырёх десятилетий (с 1840-х годов по 1870-е годы). Сам же писатель большую часть жизни провёл во Франции. И это феномен его судьбы, его личности, его великой и драматичной любви...
______________

1.

Петербург начала 40-х годов XIX столетия… Музыкальный сезон 1843-44 годов был удивительным: в северной столице возобновились представления парижской Итальянской оперы, для которой доступ в Россию на долгое время был закрыт. Среди знаменитых исполнителей особо выделялась юная примадонна Полина Виардо (сопрано), имевшая у публики огромный успех. Она не только пела, но и превосходно играла. Это отмечали многие её слушатели. Рубини – известный в то время оперный певец – говорил ей не раз после спектакля: «Не играй так страстно: умрёшь на сцене!»

Виардо – дочь знаменитого испанского певца Мануэля Гарсиа родом из Севильи, который блистал на оперных сценах многих стран мира. Полине 22 года. Европа уже покорена её голосом. И её пение, игра на сцене потрясли восторженного молодого Тургенева, которому едва тогда минуло 25 лет. Авдотья Панаева, русская писательница, современница Тургенева, вспоминала: «Такого влюблённого, как Тургенев, я думаю, трудно было найти другого. Он громогласно всюду и всех оповещал о своей любви к Виардо, а в кружке своих приятелей ни о чём другом не говорил, как о Виардо, с которой он познакомился».

1 ноября 1843 года стал незабываемым днём для Ивана Сергеевича, его представили знаменитой певице, рекомендовав как «великорусского помещика, хорошего стрелка, приятного собеседника и…плохого стихотворца». Теперь после спектаклей Тургенева стали допускать в уборную певицы, где тот забавлял её всякими историями, а рассказчик он был отменный. Тогда же, на охоте, Тургенев знакомится с мужем Полины – известным критиком и искусствоведом, директором парижской Итальянской оперы Луи Виардо.

Вскоре молодой писатель предложил Полине Виардо свои услуги в качестве учителя русского языка. Ей это было необходимо, так как по желанию здешней публики приходилось петь на сцене русские песни и романсы. И с того момента почти ежедневно они начали встречаться. Тургенев давал Полине уроки...

По общим отзывам, Виардо не была красива. Сутуловатая, с крупными чертами лица и выпуклыми глазами, она многим казалась даже уродливой, но то была пленительная дурнушка. Один бельгийский художник сказал её будущему мужу Луи Виардо в день их помолвки: «Она отчаянно некрасива, но если бы увидел её ещё раз, я бы влюбился».

Луи Виардо с Полиной познакомила Жорж Санд, которая в то время дружила с певицей. Виардо, голос и искренняя манера исполнения в своё время настолько поразили писательницу, что в дальнейшем, благодаря Полине, рождается образ героини самого знаменитого романа Жорж Санд «Консуэлло»...

Восторженные отзывы о Полине Виардо оставили многие её современники, среди них основатель Русского музыкального общества и первой консерватории в России А. Г. Рубинштейн: «Никогда, ни прежде, ни после не слыхал я ничего подобного…» Берлиоз назвал Виардо «одной из величайших артисток прошлой и современной истории музыки». По признанию Сен-Санса, великого французского композитора XIX века, «...её голос, не бархатистый и не кристально-чистый, но скорее горький, как померанец, был создан для трагедий, элегических поэм, ораторий».

В репертуаре певицы были романсы на музыку Глинки, Даргомыжского, Верстовского, Кюи, Бородина, Чайковского, исполняемые ею на русском языке. Будучи ученицей Листа и Шопена, она изумительно играла на рояле. Полина Виардо сама сочиняла музыку к романсам, среди которых многие были написаны на стихи русских поэтов. Русский стал одним из шести европейских языков, которыми владела Полина.

Для Тургенева Полина была красавица. И такого мнения он оставался до конца своей жизни. Панаева пишет: «Не припомню через сколько лет, Виардо опять приехала петь в итальянской опере. Но она уже потеряла свежесть своего голоса, а о наружности нечего и говорить: с летами её лицо сделалось ещё некрасивее. Публика принимала её холодно. Тургенев же находил, что Виардо гораздо лучше стала петь и играть, чем прежде, а петербургская публика настолько глупа и невежественна в музыке, что не умеет ценить такую замечательную артистку».

По завершению гастролей, Полина Виардо приглашает Тургенева во Францию. И тот, против воли своей матери, без денег, ещё никому не известный, уезжает со своей возлюбленной и её мужем в Париж. Там он познакомился и подружился с семьей Виардо, жившей в Куртавнеле (Courtavenel). В ноябре 1845 года он возвращается в Россию, чтобы в январе 1847 года, узнав о гастролях Виардо в Германии, вновь уехать: Берлин, затем Лондон, Париж, турне по Франции и опять Санкт-Петербург. Он мечется по Европе за тенью своей любимой: «Ах, мои чувства к вам слишком велики и могучи. Я не могу жить вдали от вас, – я должен чувствовать вашу близость, наслаждаться ею, – день, когда мне не светили ваши глаза, – день потерянный».

И мало кто мог подумать тогда, что этот русский, ставший вскоре признанным писателем, одним из популярнейших не только в России, но и в Европе, сохранит до конца дней горячую привязанность к замужней женщине, последует за ней за границу, где, в конце концов, проведёт большую часть своей жизни и лишь наездами будет бывать у себя на родине. Это знакомство продлится всю жизнь, превратившись в одну из величайших историй любви в мире...

2.

Жизнь в Куртавнеле текла интересно и весело: читали вслух, разыгрывали домашние спектакли, встречали гостей… Тургенев был счастлив, находясь рядом с любимой женщиной. И в тоже время это счастье вносило в его душу смятение: ведь он любил госпожу Виардо, и его мучило, что приходится жить на «краешке чужого гнезда». Русские друзья, навещавшие его во Франции, находили такое положение прискорбным. Одному из них он признался: «Она уже давно навеки затмила в моих глазах всех других женщин. Я заслужил то, что со мной происходит». Толстой, повидавши его в Париже, писал: «Никогда не думал, что он способен так сильно любить».

В 1864 году Полина Виардо оставила подмостки и вместе с мужем и детьми переселилась в Баден-Баден. Тургенев последовал за ними, построив себе дом по-соседству. Как-то он заметил, что любит семейство, семейную жизнь, но «судьба не послала мне собственного моего семейства, и я прикрепился, вошёл в состав чуждой семьи, и случайно выпало, что это семья французская. С давних пор моя жизнь переплелась с жизнью этой семьи. Там на меня смотрят не как на литератора, а как на человека, и среди её мне спокойно и тепло. Переменяет она место жительства – и я с нею; отправляется она в Лондон, Баден, Париж – и я переношу своё местопребывание с нею».

С хозяином дома, месье Луи Виардо, Ивана Сергеевича связывала общая страсть – охота. Кроме того, они вдвоем переводили на французский произведения русских писателей, а впоследствии – и самого Тургенева.

Брат Николай, приехавший повидаться с Тургеневым, писал своей жене: «Дети Виардо относятся к нему, как к отцу, хотя совсем на него не похожи. Я не желаю разносить сплетни. Думаю, что когда-то в прошлом между ним и Полиной существовала более тесная связь, но, по-моему, сейчас он просто живёт с ними вместе, став другом семьи». Особо тёплые и доверительные отношения у Тургенева сложились с средней дочерью Виардо – Клоди, или Диди, как её звали в семействе.

Существует легенда о том, что любовь Тургенева была платонической, однако отдельные его письма не оставляют сомнений в достаточно близких взаимоотношениях Виардо и Тургенева: «Здравствуй, моя любимая, самая лучшая, самая дорогая моя женщина... Родной мой ангел... Единственная и самая любимая…»

Некоторые исследователи творчества писателя, и в их числе директор музея И. С. Тургенева в Бужевиле А. Я. Звигильский, связывают рождение у Полины Виардо в 1856 году сына Поля именно с такими близкими взаимоотношениями. Никогда рождение детей в семействе Виардо не вызывало у Тургенева такой бури восторга как при рождении Поля. Но мадам Виардо не разделяла его ликования. Уже осенью 1856 году она явно «за что-то» прогневалась на своего друга. И эта опала длилась почти пять лет.

Вопрос об отцовстве Тургенева до сих пор остается не выясненным. В тот период у Полины был ещё один любовник – известный художник Ари Шеффер, писавший её портрет. Большинство западных исследователей творчества Тургенева полагают, что все-таки это был его сын, кстати, и потомки рода Виардо склоняются к тому же. Видимо, есть к тому основания.

Но несмотря ни на что, в то время и позже, с годами, чувство Тургенева к Полине не ослабевало. Тургенев – Виардо: «Уверяю Вас, что чувства, которые я к Вам испытываю, нечто совершенно небывалое, нечто такое, чего мир не знал, что никогда не существовало и что вовеки не повторится!» Или «О мой горячо любимый друг, я постоянно, день и ночь, думаю о Вас, и с такой бесконечной любовью! Каждый раз, когда Вы обо мне думаете, Вы спокойно можете сказать: «Мой образ стоит теперь перед его глазами, и он поклоняется мне». Это буквально так».

А вот ещё: «Господи! Как я был счастлив, когда читал Вам отрывки из своего романа (« Дым» – А. П.). Я буду теперь много писать, исключительно для того, чтобы доставить себе это счастие. Впечатление, производимое на Вас моим чтением, находило в моей душе стократный отклик, подобный горному эхо и это была не исключительно авторская радость».

Любовь Тургенева доставляла ему не только душевные радость и страдания. Она была источником его творческого вдохновения. Полина Виардо всегда проявляла живой, неподдельный интерес ко всем произведениям, выходившим из-под пера писателя. Сама Виардо заметила однажды: «Ни одна строка Тургенева не попадала в печать прежде, чем он не познакомил меня с нею. Вы, русские, не знаете, насколько вы обязаны мне, что Тургенев продолжает писать и работать».

А что же Полина Виардо, как сама относилась к такому положению в своей семье? Она держалась ровно, по-матерински как со своим мужем Луи, который был старше её почти на двадцать лет, так и с Тургеневым. К супругу она испытывала уважение и почтение, к Тургеневу – примерно те же чувства. Между тем у неё не раз возникали отношения страстной дружбы и с другими мужчинами.

Её первым увлечением был композитор Ференц Лист, который учил Виардо играть на фортепьяно. Нравился ей и ещё один композитор – Шарль Гуно, к которому Полину сильно ревновал Тургенев. Говорят, что у неё был роман и с сыном Жорж Санд. Интересно, что именно по рекомендации Гуно учителем музыки дочери Тургенева стал проживавший в Буживале мало кому тогда известный композитор Жорж Бизе. Именно в Буживале он и создал свою бессмертную оперу «Кармен». Дом, в котором жил Бизе, сохранился до нашего времени. Он расположен на улице, которая здесь названа в честь И. С. Тургенева.

А Полина… Она была просто счастлива, когда удавалось на какое-то время ускользнуть и от Виардо, и от Тургенева. Им двоим доставалась только её дружба: «Я способна на постоянную дружбу, свободную от эгоизма, прочную и неутомимую».

3.

В 60-е годы Тургенев постоянно в разъездах, маршрут почти всегда один: Россия – Франция – Россия. И всё же после выхода в свет романа «Отцы и дети» (1862) писатель почувствовал, что теряет связь с молодым поколением своей страны. По воспоминаниям современников «большая часть молодёжи приняла роман «Отцы и дети» с громким протестом. Многие видели в нём карикатуру на себя. Это недоразумение сильно огорчало Тургенева». Ко всему прочему, в тот период у Тургенева разладились отношения с Толстым, Достоевским и со своим старинным другом Герценом. В итоге, он всё больше привязывался к семейству Виардо.

Однако, и до знакомства с Виардо, и во время своих приездов в Россию, Тургенев ни раз проявлял интерес и к другим женщинам. В 1842 году у совсем ещё юного барина в Спасском от вольнонаёмной белошвейки родилась дочь Пелагея. В возрасте восьми лет её на воспитание в свою семью взяла Полина Виардо. Девочка приехала во Францию неграмотной, дикой. Но уже через несколько лет она превратилась в парижскую мадемуазель, научилась рисовать, играть на фортепьяно, постепенно забыла русский и писала отцу письма только на французском. Полинетта, так её называли в семье Виардо, носила фамилию Тургенева. Он заботился о ней даже тогда, когда та вышла замуж. Матери своей дочери – Авдотье Ермолаевне Ивановой, Иван Сергеевич выплачивал содержание и навещал её уже много лет спустя.

Первый серьёзный роман у писателя разгорелся ещё до встречи с Виардо, с сестрой своего друга Мишеля Бакунина – Татьяной… Затем были романтические взаимоотношения с сестрой Льва Николаевича Толстого – Марией Николаевной, которая из-за Тургенева даже ушла от своего мужа… В середине 70-х годов писатель был какое-то время увлечён баронессой Юлией Петровной Вревской. Когда они встретились ему уже было пятьдесят пять, ей – тридцать три. Она рано потеряла мужа-генерала, он был свободен, богат и знаменит. И, как всегда, бесконечно обаятелен. Баронесса очарована, влюблена и ждёт взаимного чувства. Но, увы, этого она так и не дождалась... В конце 1879 года Тургенев познакомился с молодой актрисой Марией Гавриловной Савиной. Забыв о своих 62 годах, он опять попадает в плен молодости, женственности и большого таланта. Их разделяет целое поколение, но они оба не замечают этого. Между ними установилась некоторая близость…

И всё же, Полина Виардо безраздельно властвовала над ним. Даже в те минуты, когда Тургенев, казалось, бывал особенно счастлив в России, он мог неожиданно заявить друзьям: «Если госпожа Виардо сейчас позовёт меня, я должен буду ехать». И уезжал…

В последнее десятилетие жизни главным интересом Ивана Сергеевича по-прежнему оставалась семья Виардо. Как пишет Андре Моруа в своей монографии «Тургенев», «если бы ему предложили выбор быть первым в мире писателем, но никогда больше не увидеть семью Виардо или служить у них сторожем, дворником и в этом качестве последовать за ними куда-нибудь на другой конец света, он предпочёл бы положение дворника».

Но всё чаще им овладевало меланхоличное настроение: «Мне стукнуло шестьдесят лет: это начало «хвоста» жизни». Всё больше тянуло на родину. Однако приезды его сюда были только для того, чтобы вновь и вновь возвращаться к Ней. По словам его близких друзей, ни раз «Тургенев начинал заговаривать о том, чтобы подольше остаться в России, пожить у себя в Спасском. Но достаточно было малейшего подозрения там, в Париже, довольно было одного письма оттуда – и все завязавшиеся связи мгновенно разрывались, Тургенев бросал всё и летел туда, где была Виардо…»

4.

Тургенев – один из тончайших певцов первой любви во всей мировой литературе и в первую очередь в прозе. Он создает очаровательные женские образы, вошедшие в золотой фонд русской литературы под романтическим названием «тургеневских девушек»: самоотверженных, искренних, решительных, не боящихся любить.

Однако, знакомясь с его произведениями, замечаешь, что многие тургеневские герои-мужчины – прекрасные, тонкие, чуткие, не могут найти себе дело по плечу, по натуре, по убеждению совести. Они безынициативны, пасуют перед действительностью, боятся ответственности в делах семейных. Сфера их деятельности, как правило, ограничивается кругом личной жизни. Прежде всего, любви. Такими мы видим Рудина и Шубина из «Накануне», Лаврецкого из «Дворянского гнезда», анонимного господина Н. Н. из «Аси», Санина из «Вешних вод», Нежданова из «Нови» … И в этом, без всякого сомнения, отражение писателем личного опыта, личной драмы, личных переживаний.

Прожив в тесном общении с семьею Виардо около 40 лет, он, всё-таки, чувствовал себя глубоко и безнадёжно одиноким. На этой почве выросло тургеневское изображение любви, столь характерное даже для его всегда меланхоличной творческой манеры. Тургенев – певец любви неудачной по преимуществу. Счастливой развязки у него почти ни одной нет, последний аккорд – всегда грустный. Герои Тургенева всегда робки и нерешительны в своих сердечных делах: таким был и сам Иван Сергеевич. Вместе с тем, никто из русских писателей не уделил столько внимания любви, никто в такой мере не идеализировал женщину как он. Это было выражением его стремления забыться в мечтах, грёзах, иллюзии...

………………

«Я воспользовался тем, что она не поднимала глаз, и принялся её рассматривать, сперва украдкой, потом всё смелее и смелее. Лицо её показалось мне ещё прелестнее, чем накануне: так всё в нём было тонко, умно и мило. Она сидела спиной к окну, завешанному белой шторой; солнечный луч, пробиваясь сквозь эту штору, обливал мягким светом её пушистые, золотистые волосы, её невинную шею, покатые плечи и нежную, спокойную грудь… На ней было тёмненькое, уже поношенное платье с передником; я, кажется, охотно поласкал бы каждую складку этого платья и этого передника… Я глядел на неё – и как дорога и близка становилась она мне». («Повесть о первой любви»)

«Санин приподнялся и увидал над собою такое чудное, испуганное, возбуждённое лицо, такие огромные, страшные, великолепные глаза – такую красавицу увидал он, что сердце в нём замерло, он приник губами к тонкой пряди волос, упавшей ему на грудь, – и только мог проговорить: «О, Джемма!» («Вешние воды»)

«Она побежала к дому. Я побежал вслед за нею – и несколько мгновений спустя мы кружились в тесной комнате, под сладкие звуки Ланнера. Ася вальсировала прекрасно, с увлечением. Что-то мягкое, женское проступило вдруг сквозь её девичий строгий облик. Долго потом рука моя чувствовала прикосновение её нежного стана, долго слышалось мне её ускоренное, близкое дыхание, долго мерещились мне тёмные, неподвижные, почти закрытые глаза на бледном, но оживлённом лице, резво обведённом кудрями». («Ася»)

«Я знавал других женщин, – но чувство, возбуждённое во мне Асей, то жгучее, нежное, глубокое чувство, уже не повторилось… Осуждённый на одиночество бессемейного бобыля, доживаю я скучные годы, но я храню, как святыню, её записочки и высохший цветок гераниума, тот самый цветок, который она некогда бросила мне из окна…» («Ася»)

«Наконец пришло письмо – с американской почтовой маркой – из Нью-Йорка на его имя… Джемма! Слёзы так и брызнули из его глаз… Он развернул тонкий лист синей почтовой бумаги – фотография выскользнула оттуда. Он поспешно поднял её – и так и обомлел: Джемма, живая Джемма, молодая, какою он её знал тридцать лет тому назад. Те же глаза, те же губы, тот же тип всего лица. На оборотной стороне фотографии стояло: «Дочь моя, Марианна». Всё письмо было очень ласково и просто… вот уже двадцать восьмой год она живёт со своим мужем счастливо, в довольстве и изобилии: дом их известен всему Нью-Йорку. Джемма извещала Санина, что у неё пять человек детей… В первых числах мая Санин вернулся в Петербург – но едва ли надолго. Слышно, что он продаёт все свои имения и собирается в Америку». («Вешние воды»)

5.

После смерти Полины Виардо в её столике нашли рукопись Ивана Сергеевича Тургенева, которая называлась «Тургенев. Жизнь для искусства». Рассказывают, что речь в ней шла о том, как эти два любящих друг-друга человека все свои чувства, мысли, страдания, скитания мятущихся душ переплавляли в искусство. Роман пропал. Весь XX век пытались найти его в странах Европы. И не только Европы. Но пока безуспешно…

Александр Попов
сентябрь, 2006

«О чём бы ни молился человек — он молится о чуде. Всякая молитва сводится на следующую: "Великий боже, сделай, чтобы дважды два не было четыре!"»
И. С. Тургенев

Сердце людское исполнено противоречий»
И.С. Тургенев.

Экранизации произведений Ивана Тургенева

По произведениям Ивана Тургенева снято много кино- и телефильмов. Его произведения легли в основу картин, созданных в разных странах мира. Первые экранизации появились ещё в начале XX века (эпоха немого кино). В Италии был дважды снят фильм «Нахлебник» (1913 и 1924 годы). В 1915 году в Российской империи были сняты фильмы «Дворянское гнездо», «После смерти» (по мотивам рассказа «Клара Милич») и «Песнь торжествующей любви» (с участием В. В. Холодной и В. А. Полонского). Повесть «Вешние воды» была экранизирована 8 раз в разных странах. По роману «Дворянское гнездо» было снято 4 фильма; по рассказам из «Записок охотника» — 4 фильма; по комедии «Месяц в деревне» — 10 телефильмов; по рассказу «Муму» — 2 художественных фильма и мультфильм; по пьесе «Нахлебник» — 5 картин. Роман «Отцы и дети» послужил основой для 4 фильмов и телесериала, повесть «Первая любовь» легла в основу девяти художественных и телефильмов.

Образ Тургенева в кинематографе использовал режиссёр Владимир Хотиненко.В телесериале «Достоевский» 2011 года роль писателя сыграл актёр Владимир Симонова.
В фильме «Белинский» Григория Козинцева (1951) роль Тургенева исполнил актёр Игорь Литовкин, а в фильме «Чайковский» режиссёра Игоря Таланкина (1969) писателя сыграл актёр Бруно Фрейндлих.

Записки охотника

Сборник рассказов Ивана Сергеевича Тургенева, печатавшихся в 1847-1851 годах в журнале «Современник» и выпущенных отдельным изданием в 1852 году. Три рассказа написаны и присоединены автором к сборнику значительно позже.

Книгу открывает очерк «Хорь и Калиныч», в котором автор рассказывает о двух мужиках, встретившихся ему в Жиздринском уезде Орловской губернии. Один из них — Хорь — после пожара поселился со своим семейством далеко в лесу, промышлял торговлей, исправно платил барину оброк и слыл «административной головой» и «рационалистом».

«Хорь и Калиныч».
Иллюстрация Елизаветы Бём.
1883

Идеалист Калиныч, напротив, витал в облаках, побаивался даже собственной жены, перед барином благоговел, нрав имел кроткий; в то же время он мог заговаривать кровь, избавлял от страхов, имел власть над пчёлами. Новые знакомые очень заинтересовали рассказчика; он с удовольствием слушал разговоры столь непохожих друг на друга людей.

Безалаберному охотнику («Ермолай и мельничиха») барин разрешил жить где угодно при условии, что тот будет ежемесячно приносить ему на кухню две пары тетеревов и куропаток. Рассказчику довелось заночевать вместе с Ермолаем в доме мельника. В его жене Арине Петровне можно было угадать дворовую женщину; выяснилось, что она долго жила в Петербурге, служила горничной в богатом доме и была у барыни на хорошем счету. Когда же Арина попросила у хозяев разрешения выйти замуж за лакея Петрушку, барыня приказала остричь девушку и отправить в деревню. Местный мельник, выкупив красавицу, взял её в жёны.

Встреча с доктором («Уездный лекарь») позволила автору записать историю безнадёжной любви. Приехав однажды по вызову в дом небогатой помещицы, медик увидел пребывающую в лихорадке девушку. Попытки спасти больную успехом не увенчались; проведя с Александрой Андреевной все её последние дни, доктор и спустя годы не смог забыть того отчаянного бессилия, которое возникает, когда не можешь удержать в руках чужую жизнь.

Помещик Радилов («Мой сосед Радилов») производил впечатление человека, вся душа которого «ушла на время внутрь». В течение трёх лет он был счастлив в браке. Когда жена умерла от родов, сердце его «словно окаменело». Теперь он жил с матушкой и Ольгой — сестрой покойной жены. Взгляд Ольги, когда помещик делился с охотником своими воспоминаниями, показался странным: на лице девушки были написаны и сострадание, и ревность. Через неделю рассказчик узнал, что Радилов вместе с золовкой уехал в неизвестном направлении.

Судьба орловского помещика по фамилии Лёжень («Однодворец Овсяников») сделала крутой вираж во время Отечественной войны. Вместе с наполеоновской армией он вошёл в Россию, но на обратном пути попал в руки смоленских мужиков, которые решили утопить «францюзя» в проруби. Лёженя спас проезжавший мимо помещик: он как раз искал для своих дочерей учителя музыки и французского языка. Передохнув и отогревшись, пленный переехал к другому господину; в его доме он влюбился в молоденькую воспитанницу, женился, поступил на службу и вышел в дворяне.

Ребятишки, отправившиеся ночью стеречь табун («Бежин луг»), до рассвета рассказывали истории про домового, который водится на фабрике; про слободского плотника Гаврилу, ставшего невесёлым после встречи с русалкой; про безумную Акулину, «испорченную водяным». Один из подростков, Павел, отправился за водой, а по возвращении сообщил, что слышал голос Васи — мальчика, утонувшего в речке. Ребята решили, что это плохая примета. Вскоре Павел погиб, упав с лошади.

Мелкопоместному дворянину («Пётр Петрович Каратаев») приглянулась крепостная девушка Матрёна, принадлежавшая богатой помещице Марье Ильиничне. Попытки выкупить симпатичную певунью ни к чему не привели: старая барыня, напротив, отправила «холопку» в степную деревню. Отыскав девушку, Каратаев устроил для неё побег. Несколько месяцев возлюбленные были счастливы. Идиллия закончилась после того, как помещица узнала, где прячется беглянка. Пошли жалобы исправнику, Пётр Петрович начал нервничать. В один из дней Матрёна, поняв, что спокойной жизни больше не будет, отправилась к барыне и «выдала себя».

Художественные особенности
Образы героев

По мнению исследователей, крестьяне Хорь и Калиныч являются носителями «наиболее типичных особенностей русского национального характера». Прототипом Хоря был крепостной крестьянин, отличавшийся мощью, проницательностью и «необыкновенным радушием». Он знал грамоту, и когда Тургенев прислал ему рассказ, «старик с гордостью его перечитывал». Об этом крестьянине упоминал и Афанасий Фет; в 1862 году во время тетеревиной охоты он остановился в домике Хоря и заночевал там:
« Заинтересованный мастерским очерком поэта, я с большим вниманием всматривался в личность и домашний быт моего хозяина. Хорю теперь за восемьдесят, но его колоссальной фигуре и геркулесовскому сложению лета нипочём. »

Если Хорь — «человек положительный, практический», то Калиныч относится к числу романтиков, «людей восторженных и мечтательных». Это проявляется в его бережном отношении к природе и задушевным песням; когда Калиныч запевал, даже «прагматик» Хорь не мог удержаться и после недолгой паузы подхватывал песню.

Пётр Петрович Соколов.
Иллюстрация 1890-х к рассказу «Пётр Петрович Каратаев».

Арина, героиня рассказа «Ермолай и мельничиха», не пытается вызвать жалость у гостей, засидевшихся вечером в её доме. Однако рассказчик понимает, что и помещица, не разрешившая девушке выйти замуж за Петрушу, и «постылый мельник», выкупивший её, стали для женщины причиной горьких переживаний.

Для Матрёны, крепостной девушки, любовь помещика становится серьёзным испытанием («Пётр Петрович Каратаев»). Любя и жалея Каратаева, она сначала решилась на побег от барыни, а затем к ней же и вернулась. В этом поступке Матрёны, стремящейся избавить Петра Петровича от затеянных её хозяйкой судебных преследований, исследователи видят «подвиг самоотвержения и бескорыстия».

В очерке «Бежин луг» зафиксировались народные поэтические вымыслы о домовых, русалках, леших; автор не скрывает удивления от одарённости крестьянских детей, в устных историях которых услышанные от взрослых легенды и сказки гармонично переплетаются с впечатлениями от природы. Столь же сильный душевный отклик вызвал в рассказчике голос Якова («Певцы»): в нём слышны были «и страсть, и молодость, и сила, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь»

Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883)

Стихотворения в прозе

Что я буду думать?

Что я буду думать тогда, когда мне придется умирать, – если я только буду в состоянии тогда думать?
Буду ли я думать о том, что плохо воспользовался жизнью, проспал ее, продремал, не сумел вкусить от ее даров?
«Как? это уже смерть? Так скоро? Невозможно! Ведь я еще ничего не успел сделать… Я только собирался делать!»
Буду ли я вспоминать о прошедшем, останавливаться мыслию на немногих светлых, прожитых мною мгновениях, на дорогих образах и лицах?
Предстанут ли моей памяти мои дурные дела – и найдет на мою душу жгучая тоска позднего раскаяния?
Буду ли я думать о том, что меня ожидает за гробом… да и ожидает ли меня там что-нибудь?
Нет… мне кажется, я буду стараться не думать – и насильно займусь каким-нибудь вздором, чтобы только отвлечь собственное мое внимание от грозного мрака, чернеющего впереди.
При мне один умирающий всё жаловался на то, что не хотят дать ему погрызть каленых орешков… и только там, в глубине его потускневших глаз, билось и трепетало что-то, как перешибленное крыло насмерть раненной птицы.

Август, 1879

Есть такие мгновения в жизни, такие чувства... На них можно только указать - и пройти мимо

Множество книг не дают вам спать ночью, потому что невозможно оторваться от них, пока не дочитаешь, пока не проглотишь их, не прожевывая; и лишь несколько книг за всю жизнь не дают вам спать уже после прочтения: лежишь, уставившись в темноту, не можешь с собой справиться, откуда-то ком в горле, глаза жжет, мысли покоя не дают. "Дворянское гнездо" - именно такая книга, после которой невозможно отойти, которая берёт читателя за самую душу, трясёт его, как ветер осиновые листья, добирается до того места, в котором все чувства зарождаются. И вот весь ободранный, оголенный, не можешь прийти в себя, как будто первую книгу в жизни довелось прочитать; и неясно, то ли сердце щемит, то ли душа болит.

Что тут скажешь, от "Дворянского гнезда" внутри меня какой-то переворот случился. И даже не пойму, как это получилось. Мне уже давно казалось, что для испытания подобных чувств мне нужно пару сотен страниц с издевательствами над детьми с котятами (дюжинами) на фоне ВОВ в окрестностях концлагеря... А оказалось, что хватило простой человеческой драмы в окружении почти сельской идиллии, драмы, вся суть которой сводится к давно известному и банальному "а счастье было так возможно, так близко..."

Тургенев очень сдержан в описании чувств и мыслей главных героев; скуп в выводах и итогах; очень точен в характеристиках: одного абзаца хватает, чтоб читатель понял, что из себя представляет персонаж. И вместе с тем автор далёк от осуждения и порицания (если такие чувства и возникают во время прочтения, то это всё наши, читательские, реакции), словно истинный православный прозорливец, Тургенев видит суть человеческой природы, не обвиняя её, но и не оправдывая, придерживаясь авторского нейтралитета. Глубина понимания жизни так велика, что она не укладывается в рамки простого жизненного опыта, не объясняется обычной наблюдательностью. Как, ну как, скажите мне, можно так понимать человека и так об этом писать? - Zelenova_EA