"КИНОДИВА" Кино, сериалы и мультфильмы. Всё обо всём!

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Лермонтов Михаил Юрьевич

Сообщений 21 страница 40 из 163

1

http://sa.uploads.ru/t/AuhM8.jpg
Лермонтов.  Автопортрет. 1837

" …Нет, я не Байрон, я другой,

еще неведомый избранник.

Как он, гонимый миром странник,

но только с русскою душой..."

http://sd.uploads.ru/t/Y9Fea.jpg

Лев Толстой: «Если бы этот мальчик остался жить, не нужны были бы ни я, ни Достоевский».
(Лев Николаевич Толстой о Лермонтове. Из письма Афанасию Фету.. 1869 г.)

Михаи́л Ю́рьевич Ле́рмонтов
(3 октября [15 октября] 1814, Москва — 15 июля [27 июля] 1841, Пятигорск) — великий русский поэт, прозаик, драматург, художник. Творчество Лермонтова, в котором сочетаются гражданские, философские и личные мотивы, отвечавшее насущным потребностям духовной жизни русского общества, ознаменовало собой новый расцвет русской литературы. Оно оказало большое влияние на виднейших русских писателей и поэтов XIX и XX веков.

  А.А.Ахматова "Ему было подвластно все"

Это было странное, загадочное существо – царскосельский лейб-гусар, живший на Колпинской улице и ездивший в Петербург верхом, потому что бабушке казалась опасной железная дорога, хотя не казались опасными передовые позиции, где, кстати говоря, поручик Лермонтов был представлен к награде за храбрость. Он не увидел царские парки с их растреллиями, камеронами, лжеготикой, зато заметил, как "сквозь туман кремнистый путь блестит". Он оставил без внимания знаменитые петергофские фонтаны, чтобы, глядя на Маркизову Лужу, задумчиво произнести: "Белеет парус одинокий..."

      Он, может быть, много и недослушал, но твердо запомнил, что "пела русалка над синей рекой, полна непонятной тоской..."

      Он подражал в стихах Пушкину и Байрону и вдруг начал писать нечто такое, где он никому не подражал, зато всем уже целый век хочется подражать ему. Но совершенно очевидно, что это невозможно, ибо он владеет тем, что у актера называют "сотой интонацией". Слово слушается его, как змея заклинателя: от почти площадной эпиграммы до молитвы. Слова, сказанные им о влюбленности, не имеют себе равных ни в какой из поэзий мира.

      Это так неожиданно, так просто и так бездонно:

   Есть речи – значенье
   Темно иль ничтожно,
   Но им без волненья
   Внимать невозможно.

      Если бы он написал только это стихотворение, он был бы уже великим поэтом.
      Я уже не говорю о его прозе. Здесь он обогнал самого себя на сто лет и в каждой вещи разрушает миф о том, что проза – достояние лишь зрелого возраста. И даже то, что принято считать недоступным для больших лириков – театр,– ему было подвластно.
      ...До сих пор не только могила, но и место его гибели полны памяти о нем. Кажется, что над Кавказом витает его дух, перекликаясь с духом другого великого поэта:

   Здесь Пушкина изгнанье началось
   И Лермонтова кончилось изгнанье...
1964

Безумец я! Вы правы, правы!
Смешно бессмертье на земли.
Как смел желать я громкой славы,
Когда вы счастливы в пыли?

Нет, не похож я на поэта!
Я обманулся, вижу сам.
Пускай, как он, я чужд для света,
Но чужд зато и небесам!

Как демон мой, я зла избранник,
Как демон, с гордою душой.
Я меж людьми беспечный странник,
Для мира и небес чужой.

Тогда он казался себе, да и многим, чужим этому миру. Но чем больше проходит времени, тем ближе он к нам, независимо оттого, какое нынче тысячелетье на дворе. Как свет звезды, который доходит через века.

+1

21

ПОХОРОНЫ ПОЭТА

Друзьям Лермонтова пришлось преодолеть немало трудностей, прежде чем было получено разрешение на православное погребение.

Как же похоронили поэта? Было ли совершено отпевание по погибшему или, как свидетельствует выставленная в экспозиции Государственного Лермонтовского музея-заповедника в Пятигорске выписка из метрической книги пятигорской церкви, сделанная в начале XX века, где в графе о погребении указано: "Погребение пето не было"? Сохранились воспоминания декабриста Лорера, в которых он описывает похороны Лермонтова: "На другой день были похороны при стечении всего Пятигорска. Представители всех полков, в которых Лермонтов, волею и неволею, служил в продолжение короткой жизни, явились почтить последней почестью поэта и товарища. Полковник Безобразов был представителем от Нижегородского драгунского полка, я от Тенгинского пехотного; Тиран от Лейб-гусарского и А.И.Арнольди -- от Гродненского гусарского. На плечах наших вынесли мы гроб из дому и донесли до уединенной могилы кладбища, на покатости Машука. По закону, священник отказывался было сопровождать останки поэта, но сдался, и похороны совершены были со всеми обрядами христианскими и воинскими. Печально опустили мы гроб в могилу, бросили со слезою на глазах горсть земли, и все было кончено".
Лорер многого не знал. Дело в том, что друзья поэта обратились с просьбой отпеть Лермонтова к отцу Павлу, настоятелю Скорбященской(1) церкви. Присутствовавший при разговоре второй священник Василий Эрастов воспротивился этому. Между двумя священниками возник спор о законности совершения чина отпевания. Отец Павел Александровский, хотя и получил разъяснение от следственной комиссии, что смерть Лермонтова не должна быть причислена к самоубийству, лишающему умершего христианского погребения, все же не смог отпеть поэта в церкви. К тому же Эрастов активно этому противился: забрав тайком ключи от храма, он скрылся; найти его не смогли.
Однако отец Василий этим не ограничился и через несколько месяцев затеял тяжбу против отца Павла, совершившего отпевание. В результате этого 15 декабря 1841 года было начато "Дело по рапорту Пятигорской Скорбященской церкви Василия Эрастова о погребении в той же церкви протоиереем Павлом Александровским тела наповал убитого на дуэли поручика Лермонтова". Закончено же это дело было только через 13 лет. В. Эрастов обвинял П. Александровского в том, что он "погребши честно в июле месяце того года тело убитого на дуэли Лермонтова, в статью метрических за 1841 год книг его не вписал, и данные... 200 рублей ассигнациями в доходную книжку причта не внес". В деле есть показания коллежского регистратора Дмитрия Рощановского, который свидетельствует, что самого обряда отпевания в храме в действительности не было, гроб с телом Лермонтова внести в церковь не удалось, поскольку, как мы уже отметили, Эрастов закрыл храм и унес ключи.
Декабрист Лорер ничего не знал об отпевании, как, впрочем, не знали не только собравшиеся посетители, но даже и друзья поэта. Чтобы не вскрывать силой двери храма, Столыпин и самые близкие люди устроили отпевание Лермонтова на дому, что вполне разрешено по церковным канонам. Духовенство разошлось, а через несколько часов отец Павел с причтом опять вернулся, они и сопровождали траурную процессию до кладбища.
(1) Так в Пятигорске называли церковь во имя иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радости.
Подтверждение этому находим в постановлении Кавказской духовной Консистории от 31 декабря 1843 г., найденном автором в Ставропольском государственном архиве. В нем предписывалось "взыскать штраф не только с Александровского, но и со всех духовных лиц, участвовавших в похоронах Лермонтова (выделено мною. -- В.З.). Иными словами, следователи из духовного управления установили, что в похоронах поэта принимали участие различные лица духовного звания не просто в качестве зрителей, а в качестве непосредственных исполнителей требы по церковным канонам, каковой является совершение погребения.
Считаем необходимым привести еще одно свидетельство очевидца, которое после его публикации в 1885 году никогда не цитировалось даже частично. Оно принадлежит коллежскому секретарю Д. Рощановскому, который не мог видеть того, что происходило в доме Чилаева и вокруг него с утра. Он прибыл туда уже к выносу тела поэта.

Вот что рассказал Д. Рощановский:
"В прошлом 1841 году, в июле месяце, кажется, 18 числа в 4 или в 5 часов пополудни, я, слышавши, что имеет быть погребение тела поручика Лермонтова, пошел, по примеру других, к квартире покойника, у ворот коей встретил большое стечение жителей г. Пятигорска и посетителей Минеральных вод, разговаривавших между собой: о жизни за гробом, о смерти, рано постигшей молодого поэта, обещавшего многое для русской литературы. Не входя во двор квартиры сей, я со знакомыми мне вступил в общий разговор, в коем, между прочим, мог заметить, что многие как будто с ропотом говорили, что более двух часов для выноса тела покойника они дожидаются священника, которого до сих пор нет. Заметя общее постоянное движение многочисленного собравшегося народа, я из любопытства приблизился к воротам квартиры покойника и тогда увидел на дворе том не в дальнем расстоянии от крыльца дома стоящего отца протоиерея, возлагавшего на себя епитрахиль. В это же самое время с поспешностью прошел мимо меня во двор местной приходской церкви диакон, который тотчас, подойдя к церковнослужителю, стоящему близ о. протоиерея Александровского, взял от него священную одежду, в которую немедленно облачился, и взял от него кадило. После сего духовенство это погребальным гласом общее начало пение: "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас", и с этим вместе медленно выходило из двора этого; за этим вслед было несено из комнат тело усопшего поручика Лермонтова. Духовенство, поя вышеозначенную песнь, тихо шествовало к кладбищу: за ним в богато убранном гробе было попеременно несено тело умершего штаб- и обер-офицерами, одетыми в мундиры, в сопровождении многочисленного народа, питавшего уважение к памяти даровитого поэта или к страдальческой смерти его, принятой на дуэли. Таким образом, эта печальная процессия достигла вновь приготовленной могилы, в которую был спущен вскорости несомый гроб без отправления по закону христианского обряда: в этом я удостоверяю как самовидец, но было ли погребение сему покойнику, отпеваемое отцом протоиереем в квартире, я того не знаю, ибо не видел, не слышал оного и даже тогда не был во дворе том.
Дмитрий Рощановский. 12 октября 1842 г."

Отца Василия Эрастова, вероятно, волновало прежде всего то, что ни копейки из переданных Александровскому 200 рублей ему не перепало. К делу приложено частное письмо все того же Д. Рощановского к отцу Василию.
"Вы желаете знать, -- писал коллежский регистратор, -- дано ли что-нибудь причту за погребение Лермонтова дуэлиста. На предмет этот сим честь имею уведомить вас. Нижегородского драгунского полка капитан Столыпин, распоряжавшийся погребением Лермонтова, бывши в доме у коменданта говорил всем бывшим тогда там, в том числе и мне, что достаточно он в пользу причта пожертвовал за то, что до погребения 150 р. и после онаго 50 рублей, всего двести рублей. Имею честь быть Ваш покорный слуга".
Следственная комиссия Кавказской духовной консистории посчитала Александровского виновным в том, что он провожал гроб с телом Лермонтова, "яко добровольного самоубийцу, в церковном облачении с подобающею честию" и наложила на него штраф "в пользу бедных духовного звания в размере 25 руб. ассигнациями". В декабре 1843 года деньги были взысканы с Александровского.
За час до выноса тела писарь при пятигорском комендантском управлении К.И. Карпов был вызван к коменданту Ильяшенкову. Перед этим Мартынов передал ему наскоро написанное письмо, содержание которого было изложено в воспоминаниях Карпова, опубликованных в 1891 году в "Русских ведомостях".
Мартынов писал: "Для облегчения моей преступной скорбящей души, позвольте мне проститься с телом моего лучшего друга и товарища". Комендант несколько раз перечитал записку и вместо ответа поставил сбоку на поле бумаги вопросительный знак и подписал свою фамилию, -- продолжает Карпов. -- Вместе с этим он приказал мне немедленно отправиться к Начальнику штаба и доложить ему просьбу Мартынова, передав и самое письмо. Полковник Траскин, прочитав записку и ни слова не говоря, надписал ниже подписи коменданта: "!!! нельзя. Траскин".
Один из очевидцев похорон Лермонтова П.Т. Полеводин писал: "17-го числа в час поединка его хоронили. Все, что было в Пятигорске, участвовало в его похоронах. Дамы все были в трауре, гроб до самого кладбища несли штаб- и обер-офицеры и все без исключения шли пешком до кладбища. Сожаления и ропот публики не умолкали ни на минуту. Тут я невольно вспомнил о похоронах Пушкина. Теперь 6-й день после печального события, но ропот не умолкает, явно требуют предать виновного всей строгости закона, как подлого убийцу".
Висковатый подчеркивал: "Плац-майору Унтилову приходилось еще накануне несколько раз выходить из квартиры Лермонтова к собравшимся на дворе и на улице, успокаивать и говорить, что это не убийство, а честный поединок. Были горячие головы, которые выражали желание мстить за убийство и вызвать Мартынова".
Видимо, этим настроением пятигорского общества объясняется нежелание властей допустить Мартынова к гробу Лермонтова.
Эмилия Александровна Шан-Гирей вспоминала:
"На другой день, когда собрались к панихиде, долго ждали священника, который с большим трудом согласился хоронить Лермонтова, уступив убедительным и неотступным просьбам кн. Васильчикова и других, но с условием, чтобы не было музыки и никакого параду. Наконец приехал отец Павел, но, увидев на дворе оркестр, тотчас повернул назад; музыку мгновенно отправили, но зато много усилий употреблено было, чтобы вернуть отца Павла. Наконец все уладилось, отслужили панихиду и проводили на кладбище; гроб несли товарищи; народу было много, и все шли за гробом в каком-то благоговейном молчании. Это меня поражало: ведь не все же его знали и не все его любили! Так было тихо, что только слышен был шорох сухой травы под ногами.
Похоронили и положили небольшой камень с надписью Михаил, как временный знак его могилы... Во время панихиды мы стояли в другой комнате, где лежал его окровавленный сюртук, и никому тогда не пришло в голову сохранить его".
А в своей статье, опубликованной в 1881 году в газете "Новое время" (5/17 сентября, № 1983), являвшуюся ответом на ряд публикаций о пребывании поэта в 1841 году в Пятигорске, Эмилия Александровна, уточняя чью-то ошибку, написала более определенно: "Похоронен Лермонтов был в Пятигорске протоиереем, отцом Павлом, на общем кладбище, по обряду православной церкви..."
Кроме жителей Пятигорска, отдыхающих, друзей и близких Лермонтова в похоронах принимали участие: Траскин, Ильяшенков, князь Владимир Голицын, камер-юнкер Отрешков и "больше чем 50 человек одних штаб- и обер-офицеров при шарфах".
После погребения квартальный надзиратель Марушевский в присутствии отца Павла (Александровского), городского головы Рышкова, словесного судьи Туликова и других официальных лиц составили опись "имения, оставшегося после убитого на дуэли Тенгинского пехотного полка поручика Лермонтова". 28 июля Столыпин написал расписку:
"Нижеподписавшийся, даю сей реверс Пятигорскому Коменданту Господину Полковнику и кавалеру Ильяшенкову в том, что оставшиеся после убитого отставным майором Мартыновым на дуэли двоюродного брата моего Тенгинского Пехотного полка Поручика Лермонтова поясненные в описи деньги две тысячи шесть сот десять рублей ассигнациями, разные вещи, две лошади и два крепостных человека Ивана Вертюкова и Ивана Соколова, я обязуюсь доставить в целости родственникам его Лермонтова. В противном же случае, предоставляю поступить со мною по закону... ".
В конце июля 1841 года, не дожидаясь суда, Алексей Аркадьевич Столыпин покинул Пятигорск. Среди вещей, которые Столыпин обязался доставить родственникам поэта, были иконы: образ Святого Архистратига Михаила в серебряной вызолоченной ризе; образ Святого Иоанна Воина и образ Николая Чудотворца, еще одна небольшая икона, не названная в описи, маленький серебряный крест с частицами мощей святых. Посуда и одежда, постельное белье, оружие, складная походная кровать, сундуки и чемоданы, подсвечники, много других вещей. Из бумаг до наших дней дошла лишь записная книжка, подаренная Лермонтову князем Одоевским, но вот судьба "собственных сочинений покойного на разных ласкуточках бумаги кусков 7 и писем разных лиц и от родных -- 17" нам неизвестна.

В.А. Захаров

На второй день после гибели поэта

http://sd.uploads.ru/t/SvRBY.jpg
Лермонтов на смертном одре. Портрет работы Р.К. Шведе

На второй день после гибели поэта Р.К. Шведе создал портрет Лермонтов на смертном одре. Живопись нехороша, но память дорога, так как это единственный снимок, писал в 80-х годах Д.А. Столыпин об этой работе. Здесь поэт лежит в белой рубашке, прикрытый до пояса простыней; волосы коротко острижены, рот и глаза полуоткрыты. По свидетельствам современников, Шведе точно запечатлел облик погибшего. Портрет, написанный по заказу А.А. Столыпина, много лет находился у него, а в 1882 году А. Столыпиным был передан в Лермонтовский музей. Портрет Шведе условно был отнесен к прижизненным, так как писался с натуры. Портрет оставляет тяжелое впечатление.

0

22

О СКОРБЯЩИХ

Что же стало с Елизаветой Алексеевной Арсеньевой, бабушкой поэта, когда до нее дошло это страшное известие?

Более двадцати лет назад в замке Вартхаузен (ФРГ) И. Андроников обнаружил переписку между Е.А. Верещагиной, родственницей Елизаветы Алексеевны, и ее дочерью, которая, выйдя замуж за барона Хюгеля, уехала из России. Верещагина писала дочери почти каждую неделю. Вот что она сообщила 26 августа 1841 года: "Наталья Алексеевна (Столыпина. -- В.З.) намерена была, как я тебе писала, прибыть на свадьбу, но несчастный случай, об котором видно уже до вас слухи дошли, ей помешал приехать, Мишеля Лермонтова дуэль, в которой он убит Мартыновым, сыном Саввы (ошибка: сыном Соломона Михайловича, Савва его брат. -- В.З.)... Сие несчастье так нас всех, можно сказать, поразило, я не могла несколько ночей спать, все думала, что будет с Елизаветой Алексеевной. Нам приехал о сем объявить Алексей Александрович (Лопухин -- В.З.), потом уже Наталья Алексеевна ко мне написала, что она сама не может приехать -- нельзя оставить сестру -- и просит, чтобы свадьбу не откладывать, а в другом письме описывает, как они объявили Елизавете Алексеевне, она сама догадалась и приготовилась, и кровь ей прежде пустили. Никто не ожидал, чтобы она с такой покорностью сие известие приняла, теперь все Богу молится и собирается ехать в свою деревню, на днях из Петербурга выезжает Мария Якимовна (Шан-Гирей. -- В.З.), которая теперь в Петербурге, с ней едет".

Скорбили все друзья и родственники поэта. 18 сентября 1841 года М.А. Лопухина пишет все той же А.М. Верещагиной (Хюгель): "Последние известия о моей сестре Бахметевой (Вареньке Лопухиной. -- В.З.) поистине печальны. Она вновь больна, ее нервы так расстроены, что она вынуждена была провести около двух недель в постели, настолько была слаба. Муж предлагал ей ехать в Москву -- она отказалась и заявила, что решительно не желает больше лечиться. Быть может, я ошибаюсь, но я отношу это расстройство к смерти Мишеля, поскольку эти обстоятельства так близко сходятся, что это не может не возбудить известных подозрений. Какое несчастье эта смерть; бедная бабушка самая несчастная женщина, какую я знаю. Она была в Москве, но до моего приезда; я очень огорчена, что не видала ее. Говорят, у нее отнялись ноги, и она не может двигаться. Никогда не произносит она имени Мишеля, и никто не решается произнести в ее присутствии имя какого бы то ни было поэта. Впрочем, я полагаю, что мне нет надобности описывать все подробности, поскольку ваша тетка, которая ее видала, вам, конечно, об этом расскажет. В течение нескольких недель я не могу освободиться от мысли об этой смерти, и искренно ее оплакиваю. Я его действительно очень, очень любила".
(Впоследствии Елизавета Алексеевна Арсеньева добилась разрешения на перезахоронение тела Лермонтова, которое состоялось 23 апреля 1842 года в Тарханах. Умерла она в 1845 году и захоронена рядом с могилой внука).

Со слов М.П. Погодина, когда "проконсул Кавказа", прославленный генерал А.П. Ермолов узнал о гибели Лермонтова, он сказал: "Уже я бы не спустил этому Мартынову. Если бы я был на Кавказе, я бы спровадил его; там есть такие дела, что можно послать, да вынувши часы считать, через сколько времени посланного не будет в живых. И было бы законным порядком. Уж у меня бы он не отделался. Можно позволить убить всякого другого человека, будь он вельможа и знатный: таких завтра будет много, а этих людей не скоро дождешься".
Известие о гибели поэта прокатилось по России. Первое сообщение было опубликовано в провинции. 2 августа газета "Одесский вестник" сообщила: "Здесь получено из Пятигорска прискорбное известие о кончине М.Ю. Лермонтова, одного из любимейших русских поэтов и прозаиков, последовавшей 15-го минувшего июля. В бумагах его найдено несколько небольших, неконченых пьес".
В следующем номере этой же газеты в статье А. Андреевского, содержащей самую разнообразную информацию, сообщалось также: "Погода в Пятигорске стоит довольно хорошая. Сильные жары прохлаждаются порывами ветра. Маленькие дожди перепадали изредка. Но 15-го июля, около 5-ти часов вечера, разразилась ужасная буря с молниею и громом: в это самое время, между горами Машукою и Бештау, скончался лечившийся в г. Пятигорске М.Ю. Лермонтов. С сокрушением смотрел я на привезенное сюда, бездыханное тело поэта... Кто не читал его сочинений, проникнутых тем глубоким чувством, которое находит отпечаток в душе каждого?".

Последующие отклики на это печальное событие были менее выразительны. Исключение составило сообщение в петербургской "Литературной газете", в номере от 9 августа, издаваемой другом Лермонтова А.А. Краевским: "Первая новость наша печальная. Русская литература лишилась одного из талантливейших своих поэтов. По известиям с Кавказа, в последних числах прошедшего месяца скончался там М.Ю. Лермонтов. Молодой поэт, столь счастливо начавший свое литературное поприще и со временем обещавший нам замену Пушкину, преждевременно нашел смерть. Нельзя не пожалеть, что столь свежий, своеобразный талант не достиг полного своего развития; от пера Лермонтова можно было ожидать многого".

0

23

ПИСЬМО КУЗИНЫ

В окружении любого великого человека можно встретить немало женщин. У них разные судьбы, они по-разному воспринимались современниками и потомками. О некоторых их них мы знаем совсем немного.
Из всех писем Екатерины Григорьевны Быховец, правнучатой сестры Лермонтова, до нас дошло только одно. Это письмо было одним из первых по времени свидетельств о трагической кончине Лермонтова и именно поэтому чрезвычайно интересно. Впервые оно было напечатано более ста лет назад, однако скептицизм по отношению к этому эпистолярному памятнику не пропадал никогда, несмотря на то, что Быховец была, вероятно, единственной женщиной, с которой виделся и разговаривал поэт за несколько часов до своей гибели.
Письмо Е. Быховец, датированное 5 августа 1841 года и отправленное из Пятигорска, было опубликовано в 1892 году в третьей книжке "Русской старины". Как сообщалось в публикации, оно было случайно найдено в 1891 г. среди листов книги, купленной у букиниста в Самаре учеником 7 класса Самарского Реального училища Акербломом. На бумаге, в которую оно было завернуто, кто-то написал: "Письмо Катеньки Быховец, ныне госпожи Ивановской, с описанием последних дней жизни Лермонтова".
Это письмо ни разу не перепечатывалось в том виде, в котором оно было впервые опубликовано М. Семевским. Приведем его полностью (в соответствии с копией, хранящейся в рукописном отделе Пушкинского Дома).

"Пятигорск, 1841 августа 5-го, Понедельник1.
Бесценный мой дружочек, Лизочка! Как я тебе позавидовала, моя душечка2, что ты была в Успенском. О! как бы я дорого дала, чтобы провести это время с вами; как бы мы приятно его провели; воображаю, как мамаша тебе обрадовалась, моему милому3 дружочку; она с такою радостью мне описывает, что Манюшка к ней очень ласкова. Ваш бал был очень хорош; тебя удивляет, что все так переменились. Я не знаю, что сделалось с Тарусовым уездом, откуда Танюшка учится этим гримасам, и так уж она на гримасу похожа, некому без меня ее останавливать.
Как же весело провела время этот день. Молодые люди делали нам пикник в гроте, который был весь убран шалями; колонны обиты4 цветами, и люстры все из цветов: танцевали мы на площадке около грота; лавочки были обиты прелестными коврами; освещено было чудесно; вечер очаровательный небо было так чисто; деревья от освещения необыкновенно хороши были, аллея также освещена и в конце аллеи была уборная прехорошенькая; два хора музыки. Конфект, фрукт, мороженного беспрестанно подавали; танцевали до упада; молодежь была так любезна, занимала своих гостей; ужинали; после ужина опять танцевали; даже Лермонтов, который не любил танцевать, и тот был так весел; оттуда мы шли пешком. Все молодые люди нас провожали с фонарями, один из них начал немного шалить. Лермонтов, как cousin5 предложил сейчас мне руку; мы пошли скорей, и он до дому меня проводил.
Мы с ним так дружны были -- он мне правнучатый брат -- и всегда называл cousinе6, а я его cousin и любила как родного брата. Так меня здесь и знали под именем "charmante cousine"7 Лермонтова. Кто из молодежи приезжал сюда, то сейчас его просили, чтобы он их познакомил со мной.
Этот пикник последний был: ровно через неделю мой добрый друг убит, а давно ли он мне этого изверга, его убийцу, рекомендовал как товарища, друга!
Этот Мартынов глуп ужасно, все над ним смеялись; он ужасно самолюбив, карикатуры (на него) беспрестанно8 прибавлялись; Лермонтов имел дурную привычку острить. Мартынов всегда ходил в черкеске и с кинжалом; он его назвал при дамах M-r le Poignard и Sauvage-ом9. Он (т.е. Мартынов) тут ему сказал, что при дамах этого не смеет говорить, тем и кончилось. Лермонтов совсем не хотел его обидеть, а так посмеяться хотел, бывши так хорош с ним.
Это было в одном частном доме. Выходя оттуда, Мартынка глупой вызвал Лерм<онтова> Но никто не знал. На другой день Лермонтов был у нас ничего весел; он мне всегда говорил, что ему жизнь ужасно надоела, судьба его так гнала, Государь его не любил, Великий князь (Михаил Павлович?) ненавидел, (они?) не могли его видеть -- и тут еще любовь: он (Лермонтов) был страстно влюблен в В.А. Бахметеву, она ему была кузина; я думаю, он меня оттого любил, что находил в нас сходство, и об ней его любимый разговор был.
Через четыре дня он10 (Лермонтов) поехал на Железные; был этот день несколько раз у нас и все меня упрашивал приехать на Железные; это 14 верст отсюда. Я ему обещала и 15-го (июля) мы отправились в шесть часов утра, я с Обыденной (sic) в коляске, а Дмитревский, и Бенкендорф, и Пушкин -- брат сочинителя -- верхами.

На половине дороги, в колонке11 мы пили кофе и завтракали. Как приехали на Железные, Лерм<онтов> сейчас прибежал; мы пошли в рощу и все там гуляли. Я все с ним ходила под руку. На мне было бандо. Уж не знаю, какими судьбами коса моя распустилась, и бандо свалилось, которое он взял и спрятал в карман. Он при всех был весел, шутил, а когда мы были вдвоем, он ужасно грустил, говорил мне так, что сейчас можно догадаться, но мне в голову не приходила дуэль. Я знала причину его грусти и думала, что все та же12; уговаривала его, утешала, как могла, и с полными глазами слез (он меня) благодарил, что я приехала, умаливал, чтобы я пошла к нему на квартиру закусить, но я не согласилась; поехали назад, он поехал тоже с нами.
В колонке обедали. Уезжавши, он целует несколько раз мою руку и говорит:
- "Cousine, душенька, счастливее этого часа не будет больше в моей жизни". Я еще над ним смеялась; так мы и отправились. Это было в пять часов, а (в) 8 пришли сказать, что он убит.
Никто не знал, что у них дуэль, кроме двух молодых мальчиков, которых они заставили поклясться, что никому не скажут; они так и сделали.
Лерм<онтову> так жизнь надоела, что ему надо было первому стрелять, он не хотел, и тот изверг <Мартынов> имел духа долго целиться, и пуля навылет! Ты не поверишь, как его смерть меня огорчила, я и теперь не могу вспомнить.
Прощай, мой милый друг, грустно и пора на почту. Сестра и брат вам кланяются. Я тебя и детишек целую бессчетно раз. Не забывай верного твоего друга и обожающего тебя сестру
Катю Быховец.
Сейчас смотрела на часы, на почту еще рано и я еще с тобой поговорю. Дмитревский меня раздосадовал ужасно: бандо мое, которое было в крови Лерм<онтова> взял, чтоб отдать мне, и потерял его; так грустно, это бы мне была память. Мне отдали шнурок, на котором он всегда носил крест.
Я была на похоронах: с музыкой его хоронить не позволили, и священника насилу уговорили его отпеть.
Он мертвый был так хорош, как живой. Портрет его сняли. Я теперь принялась пользоваться; у меня такая жестокая боль в боку, что я две недели кроме блузы, не могу ничего надеть; только, душка, не пиши к мамаше, это пройдет, все прежняя моя болезнь, воды мне помогают.
Прощай".
_____________________
1. 5-го августа был вторник. --В.З.
2. В подлиннике "душка". -- В.З.
3. Это слово вставлено М.Семевским. - В.З.
4. В подлиннике "обвиты". -- В.З.
5. Кузен (франц.)
6. Кузина (франц.)
7. Очаровательная кузина (франц.)
8. Это слово в подлиннике не вполне разборчиво. Прим. М. Семевского.
9. Господин Кинжал и Дикарь (франц.)
10. Зачеркнуто: "был". -- Прим. М. Семевского.
11. Колония Каррас или Шотландка. -- Прим. П. Висковатого.
12. Т.е. любовь к В.А. Бахметевой. -- Прим. М. Семевского.

о судьбе Екатерины Быховец. Что же все-таки нам известно о ней?

Екатерина Григорьевна, или Катенька, как ее многие называли, родилась в 1820 году. Она была старшей дочерью Григория Андреевича Быховца, Калужского Тарусского уезда помещика капитана артиллерии, и его жены Натальи Федоровны, урожденной Вороновой. Семья Григория Андреевича была большой -- два сына и семь дочерей. В 1847 году отец разорился, и его имение село Истомино было продано за долги. Но и до этого семья Быховец в течение длительного времени получала поддержку от тетки -- Мавры Егоровны Быховец, в девичестве Крюковой, вдовы бывшего Нижегородского губернатора С.А. Быховец. Через эту Мавру Егоровну и был связан родственными узами с Катенькой Лермонтов, он приходился ей правнучатым кузеном. Мавра Егоровна проживала в Москве, в Пречистенской части, в доме генерала Павленкова, в котором Лермонтов и познакомился с Екатериной Быховец. Они встречались в доме Мавры Егоровны в 1837 и 1840 годах.
А вот как писал в 1989 г. правнук Е.Г. Быховец А.Б. Ивановский о родстве своей прабабушки с Лермонтовым: "Если Екатерина Быховец называла жену двоюродного деда (урожденную Крюкову. -- В.З.) "бабушкой", а ее приятельницу, родственницу деда Лермонтова (Крюкову по мужу. -- В.З.) тоже "бабушкой", то все становится понятным. И сейчас многие именуют жену дяди "тетей", а мужа тети - "дядей". Отец Екатерины Григорьевны тоже считал Лермонтова родственником. В феврале 1842 года он писал А.А. Краевскому: "Дочь моя... кузина и друг покойного милого нашего поэта...". В России роднились до десятого колена; такое родство называлось "свойством". И сама Катенька, называя в своем письме Лермонтова "кузеном", была уверена в том, что она имеет на это право.
Столь подробное освещение родственных связей Лермонтова с Е.Г. Быховец стало необходимым в связи с появлением начиная с 1989 г. статей Д. Алексеева и Е. Рябова, в которых ставилось под сомнение не только существование этих родственных связей, но и само письмо объявляется мистификацией. Сочинено оно, по мнению авторов П. Вяземским. Однако наличие ряда свидетельств современников, а главное, анализ содержания самого письма полностью опровергают утверждение о том, что это письмо -- фальшивка.
Мы не можем утверждать, как это сделали Д. Алексеев и Е. Рябов, что Катенька Быховец "никогда не принадлежала к кругу Лермонтова". Вполне возможно, что в Петербурге Лермонтов не обратил бы на Катеньку внимания, но на Водах нравы были совершенно иными, более свободными. И здесь присутствие молоденькой и весьма привлекательной девушки, с которой можно было общаться на правах "родственника" более свободно и раскованно, нежели с жеманными барышнями Пятигорска, было в общем-то определенной привилегией.
Больше того, мы знаем, что все "водяное общество" было уже не первый год знакомо друг с другом, а тут появление нового человека -- интересной барышни, которой как мы знаем, многие молодые люди уделяли немалое внимание, предпочитая "перезревших" обитательниц Кавказских Минеральных Вод. Естественно, у постоянных жительниц курортного городка это вызывало постоянное раздражение. Отсюда и те сплетни о Быховец, которые появились в Пятигорске сразу же после гибели поэта, когда у него в кармане нашли окровавленный головной убор (бандо) Катеньки.
Василий Чилаев и Николай Раевский, рассказывая Мартьянову о пятигорском окружении Лермонтова, упомянули о доме "близкой соседки Верзилиных тарумовской помещицы М.А. Прянишниковой, где гостила тогда ее родственница девица Быховец, прозванная Лермонтовым за бронзовый цвет лица и черные очи "la belle noire"1. Она имела много поклонников из лермонтовского кружка и сделалась известной благодаря случайной встрече с поэтом в колонии Каррас, перед самой дуэлью".
1. "Прекрасная смуглянка" (франц.).

Вполне возможно, что при встречах с Катенькой Лермонтов был довольно откровенен в тот период своей жизни, изливая ей свою душу и находясь в особенно встревоженном состоянии. А Катенька Быховец, как это видно из ее письма, была сердечной и отзывчивой девушкой, чего было вполне достаточно, чтобы поэт общался с ней.
Скорее всего, на написание статьи Д. Алексеева и Е. Рябова подвигло мнение П. Мартьянова, который считал это письмо подделкой. Попробуем разобраться, так ли это.
По мнению П. Мартьянова, фраза "Государь его не любил" свидетельствует о том, что письмо было сфабриковано. Дело в том, что ко времени опубликования письма (1892 г.) Лермонтов уже стал признанным классиком русской поэзии, произведения которого были включены во все учебные программы. Именно поэтому П. Мартьянов не мог понять, как такая фраза могла появиться в письме.
Однако публикация фразы: "Государь его не любил, Великий князь (Михаил Павлович?) ненавидел... ", в таком виде свидетельствует о том, что Семевский сам сомневался, что в письме упоминался Великий князь Михаил Павлович. Похоже, что ни Семевский, ни консультировавший его Висковатый не знали, почему и за что Михаил Павлович мог ненавидеть Лермонтова (более того, было известно, что он совсем неплохо относился к Лермонтову). Поэтому-то его имя, как имя предположительного ненавистника поэта, было взято в скобки. Местоимение "они ?" также взято в скобки и тоже со знаком вопроса.
Вся фраза кажется странной: вначале подчеркивается различие между отношением к поэту Государя и Великого Князя, а потом они уравниваются: "не могли его видеть".
А не было ли в подлиннике написано: "В.К. ненавидела" -- то есть "Великая Княгиня ненавидела"? Тогда все становится на свои места, но Семевский мог не понять этого и внести изменения по своему пониманию. В то время еще не было известно, что по заказу Великой Княгини Марии Николаевны В.А. Соллогуб написал повесть-пасквиль на Лермонтова "Большой свет".
Если все было именно так, то становится ясным, почему сохранилась только первая половина наборного экземпляра акербломовской копии. Ответы на эти вопросы необходимо искать в документах цензурного комитета, переписке -- частной и официальной. Необходимо выяснить, не было ли у Семевского неприятностей из-за публикации этого письма. Пока этого сделать не удалось.
Многих исследователей удивляло упоминание в письме имени Варвары Александровны Лопухиной, в замужестве Бахметевой. Мог ли Лермонтов назвать Катеньке имя женщины, к которой был неравнодушен?
Ответить на этот вопрос трудно. С одной стороны, Лермонтов мог это сделать -- Катенька не была предметом его увлечения и поэт не боялся вызвать ее ревность, тем более, что отношения между Лермонтовым и Быховец были действительно доверительными. С другой стороны, вполне возможно, имя Бахметевой при публикации этого письма вставил Семевский, выделив его курсивом и даже указав инициалы "В.А." -- вряд ли Катенька сделала это сама.
Почему я так думаю? При публикации в редакционном предисловии Семевский отметил: "10 февраля 1892 года мы прочитали письмо Е. Быховец посетившему нас профессору П.А. Висковатому, и уважаемый биограф Лермонтова нашел документ весьма интересным дополнением тех, к сожалению, все еще недостаточных сведений, каковые имеет история отечественной литературы о последних днях славного поэта М.Ю. Лермонтова". Итак, Висковатый познакомился с подлинником письма еще до его публикации, и, возможно, подсказал Семевскому, что в данном месте речь идет, по его мнению, скорее всего, о Лопухиной-Бахметевой, и Семевский вставил в корректуру ее имя. То, что имя "Бахметевой" напечатано в отличие от других имен курсивом, говорит в пользу этого предположения.
В письме Екатерины Григорьевны имеются подробности, которые мог знать только очевидец тех событий, но которые уже не были известны в 80-е годы XIX века. Одна из них -- фраза о похоронах поэта: "Я была на похоронах: с музыкой его хоронить не позволили, и священника насилу уговорили его отпеть". Дело в том, что с конца прошлого века считалось, что Лермонтова не отпевали. В советское время исследование этой темы было, по сути, запрещено: когда мною были обнаружены документы, свидетельствующие об обратном, то мой доклад на Лермонтовской конференции "Дело о погребении поручика Лермонтова" был снят. О дальнейшей судьбе Екатерины Григорьевны Быховец известно немного. В начале 40-х годов она вышла замуж за Константина Иосифовича Ивановского, в 1845 г. у них родился сын Лев, ставший впоследствии ученым-археологом. Умерла Е. Быховец 22 октября 1880 года, похоронена в Петербурге.

0

24


Место первоначального погребения М. Ю. Лермонтова (старое кладбище)

В центре старого городского кладбища стоит скромный надгробный обелиск, который указывает на предполагаемое место первоначального погребения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова.

17 июля 1841 года в присутствии большого количества людей, на этом кладбище был похоронен убитый на поединке М.Ю. Лермонтов. Поэт предчувствовал свою скорую смерть, когда писал: «Кровавая могила ждет меня, могила без молитв и без креста...».  Так как погибшего на дуэли поэта, церковь приравняла к самоубийцам  то «Для поручика Лермонтова погребение по чиноположению церковному пето не было». И действительно, на его могилу легла простая каменная плита с надписью «Михаил». Тело поэта находилось в пятигорской земле 250 дней.

Получив Высочайшее позволение, 27 марта 1842 г. слуги бабушки поэта, Е. А. Арсеньевой, увезли отсюда прах Лермонтова в свинцовом и засмоленном гробу в семейный склеп села Тарханы.   Ненужный надгробный камень при этом был сброшен в могильную яму и засыпан.

Накануне шестидесятилетия гобели великого поэта, в июне 1901 года, председатель местной Комиссии по чествованию памяти М. Ю. Лермонтова, лесничий Федор Васильевич Гневышев предложил «увековечить место первого погребения поэта на Пятигорском кладбище».  Комиссией было решено «точно установить место погребения поэта, посадить там дерево и оградить его деревянной решеткой с медной таблицей». но определить точное место оказалось сложно, так как живые свидетели захоронения давали противоречивые сведения. И после долгих споров члены  Комиссии решили поставить надгробный памятник в условном месте у родственников поэта, у склепа Шан-Гиреев.

Узнав о том, что собранных денег оказалось слишком мало, местный подрядчик, бетонный мастер А. К. Шульц, предложил сделать надгробный памятник за свой счет. На насыпном кургане была устроена широкая площадка, выложенная  плитами и окруженная деревянной оградой. В центре площадки стоял скромный бетонный обелиск, высотой в человеческий рост, украшенный крестом и венком, и имевший на пояске дату гибели Лермонтова. На мраморной доске, было указано «Первоначальное место погребения М. Ю. Лермонтова. Производство А. К. Шульц». Но позже последняя строка была убрана.

15 июля 1903 года памятник был построен, но об эго открытии ничего не говорилось в газете, так как директор Вод В. В. Хвощинский считал, что раз не найдена могила поэта, то и памятник не имеет никакого смысла.

Но уже при новом директоре Кавказских Минеральных Вод, Д. Л. Иванове, спустя два года открытие памятника всё же состоялось. Утром 15 июля 1905 г. состоялось освящение надгробного памятника, на котором присутствовала депутация от Кавказского горного общества и много публики.

В 1939 г., в канун 125-летия со дня рождения поэта, памятник был огражден узорной металлической решеткой.  К этой святейшей для России могиле ежедневно приходят и оставляют живые цветы почитатели таланта великого поэта.

0

25

Ираклий Андроников: М. Ю. Лермонтов - "На смерть Поэта"

=Spoiler написал(а):

0

26


А.А.Ахматова "Ему было подвластно все"

      Это было странное, загадочное существо – царскосельский лейб-гусар, живший на Колпинской улице и ездивший в Петербург верхом, потому что бабушке казалась опасной железная дорога, хотя не казались опасными передовые позиции, где, кстати говоря, поручик Лермонтов был представлен к награде за храбрость. Он не увидел царские парки с их растреллиями, камеронами, лжеготикой, зато заметил, как "сквозь туман кремнистый путь блестит". Он оставил без внимания знаменитые петергофские фонтаны, чтобы, глядя на Маркизову Лужу, задумчиво произнести: "Белеет парус одинокий..."

      Он, может быть, много и недослушал, но твердо запомнил, что "пела русалка над синей рекой, полна непонятной тоской..."

      Он подражал в стихах Пушкину и Байрону и вдруг начал писать нечто такое, где он никому не подражал, зато всем уже целый век хочется подражать ему. Но совершенно очевидно, что это невозможно, ибо он владеет тем, что у актера называют "сотой интонацией". Слово слушается его, как змея заклинателя: от почти площадной эпиграммы до молитвы. Слова, сказанные им о влюбленности, не имеют себе равных ни в какой из поэзий мира.

      Это так неожиданно, так просто и так бездонно:

   Есть речи – значенье
   Темно иль ничтожно,
   Но им без волненья
   Внимать невозможно.

      Если бы он написал только это стихотворение, он был бы уже великим поэтом.
      Я уже не говорю о его прозе. Здесь он обогнал самого себя на сто лет и в каждой вещи разрушает миф о том, что проза – достояние лишь зрелого возраста. И даже то, что принято считать недоступным для больших лириков – театр,– ему было подвластно.
      ...До сих пор не только могила, но и место его гибели полны памяти о нем. Кажется, что над Кавказом витает его дух, перекликаясь с духом другого великого поэта:

   Здесь Пушкина изгнанье началось
   И Лермонтова кончилось изгнанье...
1964

0

27

«Валерик» Михаил Лермонтов

Я к вам пишу случайно; право
Не знаю как и для чего.
Я потерял уж это право.
И что скажу вам?— ничего!
Что помню вас?— но, Боже правый,
Вы это знаете давно;
И вам, конечно, все равно.
И знать вам также нету нужды,
Где я? что я? в какой глуши?
Душою мы друг другу чужды,
Да вряд ли есть родство души.
Страницы прошлого читая,
Их по порядку разбирая
Теперь остынувшим умом,
Разуверяюсь я во всем.
Смешно же сердцем лицемерить
Перед собою столько лет;
Добро б еще морочить свет!
Да и при том что пользы верить
Тому, чего уж больше нет?..
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок;
Но я вас помню — да и точно,
Я вас никак забыть не мог!
Во-первых потому, что много,
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаяньи бесплодном
Влачил я цепь тяжелых лет;
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию,— но вас
Забыть мне было невозможно.
И к мысли этой я привык,
Мой крест несу я без роптанья:
То иль другое наказанье?
Не все ль одно. Я жизнь постиг;
Судьбе как турок иль татарин
За все я ровно благодарен;
У Бога счастья не прошу
И молча зло переношу.
Быть может, небеса востока
Меня с ученьем их Пророка
Невольно сблизили. Притом
И жизнь всечасно кочевая,
Труды, заботы ночь и днем,
Все, размышлению мешая,
Приводит в первобытный вид
Больную душу: сердце спит,
Простора нет воображенью…
И нет работы голове…
Зато лежишь в густой траве,
И дремлешь под широкой тенью
Чинар иль виноградных лоз,
Кругом белеются палатки;
Казачьи тощие лошадки
Стоят рядком, повеся нос;
У медных пушек спит прислуга,
Едва дымятся фитили;
Попарно цепь стоит вдали;
Штыки горят под солнцем юга.
Вот разговор о старине
В палатке ближней слышен мне;
Как при Ермолове ходили
В Чечню, в Аварию, к горам;
Как там дрались, как мы их били,
Как доставалося и нам;
И вижу я неподалеку
У речки, следуя Пророку,
Мирной татарин свой намаз
Творит, не подымая глаз;
А вот кружком сидят другие.
Люблю я цвет их желтых лиц,
Подобный цвету наговиц,
Их шапки, рукава худые,
Их темный и лукавый взор
И их гортанный разговор.
Чу — дальний выстрел! прожужжала
Шальная пуля… славный звук…
Вот крик — и снова все вокруг
Затихло… но жара уж спала,
Ведут коней на водопой,
Зашевелилася пехота;
Вот проскакал один, другой!
Шум, говор. Где вторая рота?
Что, вьючить?— что же капитан?
Повозки выдвигайте живо!
Савельич! Ой ли — Дай огниво!—
Подъем ударил барабан —
Гудит музыка полковая;
Между колоннами въезжая,
Звенят орудья. Генерал
Вперед со свитой поскакал…
Рассыпались в широком поле,
Как пчелы, с гиком казаки;
Уж показалися значки
Там на опушке — два, и боле.
А вот в чалме один мюрид
В черкеске красной ездит важно,
Конь светло-серый весь кипит,
Он машет, кличет — где отважный?
Кто выйдет с ним на смертный бой!..
Сейчас, смотрите: в шапке черной
Казак пустился гребенской;
Винтовку выхватил проворно,
Уж близко… выстрел… легкий дым…
Эй вы, станичники, за ним…
Что? ранен!..— Ничего, безделка…
И завязалась перестрелка…
Но в этих сшибках удалых
Забавы много, толку мало;
Прохладным вечером, бывало,
Мы любовалися на них,
Без кровожадного волненья,
Как на трагический балет;
Зато видал я представленья,
Каких у вас на сцене нет…
Раз — это было под Гихами,
Мы проходили темный лес;
Огнем дыша, пылал над нами
Лазурно-яркий свод небес.
Нам был обещан бой жестокий.
Из гор Ичкерии далекой
Уже в Чечню на братний зов
Толпы стекались удальцов.
Над допотопными лесами
Мелькали маяки кругом;
И дым их то вился столпом,
То расстилался облаками;
И оживилися леса;
Скликались дико голоса
Под их зелеными шатрами.
Едва лишь выбрался обоз
В поляну, дело началось;
Чу! в арьергард орудья просят;
Вот ружья из кустов [вы]носят,
Вот тащат за ноги людей
И кличут громко лекарей;
А вот и слева, из опушки,
Вдруг с гиком кинулись на пушки;
И градом пуль с вершин дерев
Отряд осыпан. Впереди же
Все тихо — там между кустов
Бежал поток. Подходим ближе.
Пустили несколько гранат;
Еще продвинулись; молчат;
Но вот над бревнами завала
Ружье как будто заблистало;
Потом мелькнуло шапки две;
И вновь всё спряталось в траве.
То было грозное молчанье,
Не долго длилося оно,
Но [в] этом странном ожиданье
Забилось сердце не одно.
Вдруг залп… глядим: лежат рядами,
Что нужды? здешние полки
Народ испытанный… В штыки,
Дружнее! раздалось за нами.
Кровь загорелася в груди!
Все офицеры впереди…
Верхом помчался на завалы
Кто не успел спрыгнуть с коня…
Ура — и смолкло.— Вон кинжалы,
В приклады!— и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть…
(И зной и битва утомили
Меня), но мутная волна
Была тепла, была красна.
На берегу, под тенью дуба,
Пройдя завалов первый ряд,
Стоял кружок. Один солдат
Был на коленах; мрачно, грубо
Казалось выраженье лиц,
Но слезы капали с ресниц,
Покрытых пылью… на шинели,
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал;
В груди его едва чернели
Две ранки; кровь его чуть-чуть
Сочилась. Но высоко грудь
И трудно подымалась, взоры
Бродили страшно, он шептал…
Спасите, братцы.— Тащат в торы.
Постойте — ранен генерал…
Не слышат… Долго он стонал,
Но все слабей и понемногу
Затих и душу отдал Богу;
На ружья опершись, кругом
Стояли усачи седые…
И тихо плакали… потом
Его остатки боевые
Накрыли бережно плащом
И понесли. Тоской томимый
Им вслед смотрел [я] недвижимый.
Меж тем товарищей, друзей
Со вздохом возле называли;
Но не нашел в душе моей
Я сожаленья, ни печали.
Уже затихло все; тела
Стащили в кучу; кровь текла
Струею дымной по каменьям,
Ее тяжелым испареньем
Был полон воздух. Генерал
Сидел в тени на барабане
И донесенья принимал.
Окрестный лес, как бы в тумане,
Синел в дыму пороховом.
А там вдали грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
Тянулись горы — и Казбек
Сверкал главой остроконечной.
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: жалкий человек.
Чего он хочет!.. небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он — зачем?
Галуб прервал мое мечтанье,
Ударив по плечу; он был
Кунак мой: я его спросил,
Как месту этому названье?
Он отвечал мне: Валерик,
А перевесть на ваш язык,
Так будет речка смерти: верно,
Дано старинными людьми.
— А сколько их дралось примерно
Сегодня?— Тысяч до семи.
— А много горцы потеряли?
— Как знать?— зачем вы не считали!
Да! будет, кто-то тут сказал,
Им в память этот день кровавый!
Чеченец посмотрел лукаво
И головою покачал.
Но я боюся вам наскучить,
В забавах света вам смешны
Тревоги дикие войны;
Свой ум вы не привыкли мучить
Тяжелой думой о конце;
На вашем молодом лице
Следов заботы и печали
Не отыскать, и вы едва ли
Вблизи когда-нибудь видали,
Как умирают. Дай вам Бог
И не видать: иных тревог
Довольно есть. В самозабвеньи
Не лучше ль кончить жизни путь?
И беспробудным сном заснуть
С мечтой о близком пробужденьи?
Теперь прощайте: если вас
Мой безыскусственный рассказ
Развеселит, займет хоть малость,
Я буду счастлив. А не так?—
Простите мне его как шалость
И тихо молвите: чудак!..

о стихотворении Лермонтова «Валерик»

Судьба распорядилась так, что Михаил Лермонтов вынужден был оставить университет и принял решение связать свою жизнь с армией. Мечта совершить подвиг с детства будоражила воображение юного поэта, который считал, что родился слишком поздно и не смог принять участие в Отечественной войне 1812 года.
Именно по этой причине, когда начались военные действия на Кавказе, Лермонтов поступил в школу кавалерийских юнкеров, и уже в 1832 году в чине корнета поступил на службу в гвардейский полк. По воспоминаниям современником, Лермонтов отличался весьма своенравным и неуравновешенным характером, хотя люди, которые были знакомы с ним достаточно близко, утверждали обратное. Поэтому исследователи творчества этого поэта склонны предполагать, что он умышленно бросал вызов обществу, добиваясь ссылки на Кавказ. Так или иначе, но своей цели Лермонтов достиг, и в 1837 году попал в действующую армию, которая дислоцировалась в районе Тифлиса. Однако принять участие в настоящих боевых действиях поэту пришлось во время своей второй кавказской ссылки, и сражение у реки Валерик легло в основу одноименного стихотворения, написанного в 1840 году.
Начинается оно как любовное послание, адресованное вполне конкретной женщине – Варваре Лопухиной, к которой поэт питал весьма нежные чувства до самой смерти. Однако тон письма совсем лишен романтизма, так как Лермонтов осознанно развенчивает миф о влюбленности. Он отмечает, что с той, кому адресовано послание, у него нет духовной близости, и это – результат тех трагических событий, очевидцем которых довелось стать поэту. На фоне кровавой бойни, которая разгорелась на берегах далекой реки, свое увлечение этой юной особой Михаил Лермонтов воспринимает, как ребячество. И после памятного боя он настолько далек от светских условностей, что больше не хочет играть в игру под названием «любовь», демонстрируя попеременно то ревность и холодность, то восторг и умиление.
Все эти забавы для поэта остались в прошлом, он словно бы провел черту между прежней жизнью, в которой остались блистательные балы, и настоящим, где царят хаос, смута и смерть. Однако Лермонтов все же не может просто так отказаться от той, которая долгие годы пленяла его воображение, поэтому предпринимает выверенный шаг, пытаясь выставить самого себя в невыгодном свете. Автор надеется, что после откровений о настоящей войне, лишенных приукрашиваний, он прослывет чудаков, и его избранница сама сделает первый шаг для того, чтобы разорвать отношения. Именно поэтому поэт обращается к ней с определенной долей иронии, стараясь побольнее уколоть и обидеть.
Вторая часть стихотворения посвящена непосредственно военным действиям, и здесь автор дает волю своим чувствам, рассказывая, как «звенят орудья» и «пошла резня». Конечно же, подобные строчки совершенно не предназначены для светских львиц, грезящих балами и театром. Однако такой прием Лермонтов использует умышленно, чтобы показать контраст между двумя мирами, такими близкими и столь недосягаемыми. В одном из них самой большой печалью является отсутствие внимания со стороны кавалеров, а в другом люди умирают за высокие идеалы на глазах у своих верных товарищей, и их жизнь не стоит ровным счетом ничего.
В третьей части стихотворения Лермонтов вновь переходит от повествования к общению с возлюбленной, хотя очень тщательно пытается замаскировать свои чувства. «В забавах света вам смешны тревоги дикие войны», — отмечает поэт, намекая на то, что подобные чувства испытывает все светское общество, для которых поездка на Кавказ воспринимается, как увлекательное приключение. Однако Лермонтов знает цену таким путешествиям, поэтому искренне завидует тем, кто не знает, каково это — видеть смерть солдат и понимать, что этой жертвы все равно никто не оценит.

0

28

Портреты М.Ю.Лермонтова

Портреты – один из жанров живописи, скульптуры и графики. По портретам мы представляем себе внешность людей, десятилетия или столетия назад запечатленных художниками. Но вместе с внешним сходством портретист неизбежно ставит перед собой задачу отобразить наиболее характерное во внутреннем мире человека, он стремится перенести на полотно "души изменчивой приметы". В портретах писателей изобразительное искусство встречается с литературой, потому что художник не только "следует за мыслями великого человека" с кистью в руке, но и невольно заражается тем, что писатель стремится сказать в своих произведениях.

До нашего времени дошло 15 прижизненных изображений Лермонтова. Это немало, если принять во внимание трагическую судьбу поэта – две ссылки на Кавказ, участие в боевых походах и его раннюю гибель. Ни один портрет Лермонтова, взятый отдельно, не даёт исчерпывающего представления о внешнем облике, о глубине и многогранности внутреннего мира поэта. Если не считать двух детских портретов, то все они созданы за очень короткий промежуток времени – с конца 1834 по начало 1841 (до отъезда Лермонтова из Петербурга в апреле 1841 года), т.е. за 6 с небольшим лет.

0

29

К Н. И. (Я не достоин, может быть...)

Я не достоин, может быть,
Твоей любви: не мне судить;
Но ты обманом наградила
Мои надежды и мечты,
И я всегда скажу, что ты
Несправедливо поступила.
Ты не коварна, как змея,
Лишь часто новым впечатленьям
Душа вверяется твоя.
Она увлечена мгновеньем;
Ей милы многие, вполне
Еще никто; но это мне
Служить не может утешеньем.
В те дни, когда, любим тобой,
Я мог доволен быть судьбой,
Прощальный поцелуй однажды
Я сорвал с нежных уст твоих;
Но в зной, среди степей сухих,
Не утоляет капля жажды.
Дай бог, чтоб ты нашла опять,
Что не боялась потерять;
Но... женщина забыть не может
Того, кто так любил, как я;
И в час блаженнейший тебя
Воспоминание встревожит!
Тебя раскаянье кольнет,
Когда с насмешкой проклянет
Ничтожный мир мое названье!
И побоишься защитить,
Чтобы в преступном состраданье
Вновь обвиняемой не быть!

М.Ю.Лермонтов.

1831

0

30

http://sd.uploads.ru/t/vPuDU.jpg
Портрет работы неизвестного художника.
Масло. 1820-1822.

Второй портрет также выполнен неизвестным художником, возможно, тоже крепостным (холст, масло; ИРЛИ*). На портрете 6–8-летний мальчик с каштановыми, гладко причёсанными волосами, умным и сосредоточенным взглядом, одетый в красную курточку и синий костюм с золотым шитьём. Парадность портрету придаёт пышный белый воротник. В ИРЛИ портрет поступил из Тархан в 1927 году.

Бабушка очень хотела сделать из внука военного.

Это уже второй детский портрет Лермонтова, выполненный в 1820-22году, тоже, наверное, крепостным. На портрете мы видим шести восьмилетнего мальчика с каштановыми, гладко причесанными волосами, умным сосредоточенным взглядом, одетого в красную курточку и синий костюм с золотым шитьём.
Портрет не документирован и у некоторых специалистов вызывает сомнения (И. Зильберштейн, Е. Ковалевская), однако сходство с первым, достоверным портретом, позволяет отнести его к бесспорным.
Если не считать этих двух детских портретов, то все остальные созданы за очень короткий промежуток времени с конца 1834 до начала 1741 (до отъезда Лермонтова из Петербурга в апреле 1841), то есть за шесть с небольшим лет.
Он одет в специально пошитую крепостными военную форму! В неё одевались он и его друзья, когда играли в траншеях на территории поместья. Бабушка очень хотела сделать из внука военного.

0

31

http://sd.uploads.ru/t/BWnef.jpg
М.Ю.Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка.
Портрет работы П.Е.Заболотского. Масло. 1837.

Следующий портрет относится к январю-февралю 1837 года. Выполнен он П.Е.Заболотским(1803-1866) по заказу Арсеньевой (картон, масло; ГТГ*). Художник познакомился с Лермонтовым в Петербурге, когда тот был произведён в офицеры, и давал ему уроки живописи.Поэт изображён в расстёгнутом ментике с золотыми шнурами. До смерти Арсеньевой портрет находился в Тарханах, затем через потомков А.А.Столыпина в 1925 году был передан в ГТГ. Заболотский не был крупным мастером, однако портрет, выполненный в реалистической манере, имеет преимущества перед другими и свидетельствует о прекрасном знании художником натуры и дружественном расположении к поэту. Художнику удалось передать настроение грустной задумчивости поэта и схватить характерное лермонтовское выражение глаз. От портрета веет поэтическим обаянием, светлой печалью, одухотворённостью. Среди прижизненных считается одним из лучших.

портрет

Этот портрет Лермонтова относится к январю – февралю 1837. Выполнен он П.Е. Заболотским, учителем живописи Лермонтова, по заказу Е.А. Арсеньевой. Как мы видим, поэт изображен в расстёгнутом ментике с золотыми шнурками. Правду сказать, Заболотский не был крупным мастером, однако портрет, выполненный в реалистической манере, имеет преимущества перед другими и свидетельствует о прекрасном знании художником натуры и дружественном расположении к портретируемому. «Приземистый, маленького ростом, с большой головой и бледным лицом, – пишет Меликов, – он обладал большими карими глазами, сила обаяния которых до сих пор остаётся для меня загадкой. Глаза эти, умные, с чёрными ресницами, делавшими их ещё глубже, производили чарующее впечатление на того, кто бывал симпатичен Лермонтову. Во время вспышек гнева они были ужасны. Я никогда не в состоянии был бы написать портрет Лермонтова при виде неправильностей в очертании его лица, и по-моему, один только К. П. Брюллов совладал бы с такой задачей, так как он писал не портреты, а взгляды (по его выражению, вставить огонь в глаз). Хотя на этот счёт Карл Брюллов держался иного мнения: «Я как художник,– сказал он однажды, вспомнив лермонтовские стихи,– всегда прилежно следил за проявлением способностей в чертах лица человека; но в Лермонтове я ничего не нашел ».
Впрочем, и сам Лермонтов смеялся над собой, говоря, что судьба, будто на смех, послала ему общую армейскую наружность.
Возвратимся снова к портрету: до смерти Арсеньевой он находился в Тарханах, затем через потомков А. А. Столыпина в 1925 был передан в ГТГ.

Ме́нтик (от венг. mente — плащ, накидка) — короткая одежда вроде куртки, обложенная мехом, с пуговицами в несколько рядов, со шнурками и петлями, надеваемая гусарами в зимнее время поверх доломана, а в летнее время ментики носили наброшенными на левое плечо. От сваливания ментик удерживался шнурком, проходившим под мышкой правой руки.

Долома́н — часть гусарского мундира: короткая (до талии) однобортная куртка со стоячим воротником и шнурами), поверх которого надевался ментик. Название происходит от турецкого «доламан» — длинной одежды с узкими рукавами. В XVII веке венгерские гусары распространили этот род одежды в войсках Западной Европы. Отсюда другое название доломана - венгерка.

гусарский мундир времен Лермонтова

Парадная форма офицеров Лейб-гвардии гусарского полка была особенно богатой и красивой: красный доломан, расшитый золотыми шнурами и пуговицами, красный ментик, синие чакчиры, украшенные золотыми галунами, шнурами, кистями. Для сбережения этого мундира "во вседневном употреблении" и вне строя гусарские офицеры могли носить темно-зеленые вицмундиры одного покроя с пехотными, с воротниками и обшлагами, с красной выпушкой по краю борта и фалд. Носили их с темно-зелеными панталонами. Кроме того, полагалось иметь и темно-зеленые сюртуки - двубортные, с белым подбоем, с красным воротником и круглыми обшлагами. На сюртуке были эполеты. Сюртук положено было надевать с фуражной шапкой синего цвета и красным околышем и с серыми рейтузами с красными лампасами. С сюртуком носили шпагу. http://sd.uploads.ru/t/2DjST.jpg
Обер-офицер лейб-гвардии гусарского полка
в сюртуке, 1816-1825 гг.

После вступления на престол Николая I цвет обшагов и манжетов был установлен таким же, как и цвет доломана. Кивер обтягивался цветний тканью такого же цвета, как ташка. Султаны были заменены репейками. Нижним чинам в гвардейских полках, к которым с 1824 года относился и Гродненский полк, вместо плащей устанавливаются широкие шинели с воротничками и погонами из красного сукна. В 1835 году ментики было приказано носить не на левом плече, а на спине. Они крепились пуговицами, специально нашитыми на доломан, а также двумя "ментишкетными шнурами", которыe крепились с противоположных сторон воротника ментика, перекрещивались на груди доломана и уходили обратно к воротнику. Ментики теперь шили так, чтобы надетые в рукава поверх доломана они не стесняли движений. Гусарским генералам было запрещено носить вицмундиры и сюртуки.

0

32

http://sd.uploads.ru/t/gKX92.jpg
М.Ю.Лермонтов.
Автопортрет.
Акварель. 1837-1838.

В том же 1837 году, но уже на Кавказе, в ссылке, Лермонтов создаёт автопортрет на фоне кавказского пейзажа (бумага, акварель; в ГЛМ поступил из ФРГ). На поэте мундир Нижегородского драгунского полка (красный воротник, эполеты, газыри, бурка на плече и шашка). На обороте картонной подложки наклейка с надписью по-немецки: "Michel Lermontoff Russischer Officier u/nd/ Dichter von ihm Selbst gemalt" ( "Михаил Лермонтов, русский офицер и поэт, им самим рисованный"). Автопортрет предназначался любимой женщине – В.А.Лопухиной (Бахметевой), которой Лермонтов и вручил его в июне 1838 года при их последней встрече, перед её отъездом в Германию. Акварельный автопортрет, в котором поэт запечатлел собственное представление о себе, выразил свою затаённую думу, печаль и скрытый трагизм, передал душевную мягкость и доброту, – одно из самых значительных явлений лермонтовской иконографии.

автопортрет

Это автопортрет, сделанный самим писателем в том же 1837, но уже на Кавказе, в ссылке, на фоне кавказского пейзажа. На нём мундир Нижегородского драгунского полка: красный воротник, эполеты, газыри, бурка на плече. Акварельный автопортрет, в котором поэт запечатлел собственное представление о себе, выразил свою затаённую думу, печаль и скрытый трагизм, передал душевную мягкость и доброту,– одно из самых значительных явлений лермонтовской иконографии. На обороте картонной подложки наклейка с надписью по-немецки: «Michael Lermontoff Russischer Officier und Dichter von ihm Selbst gemalt» («Михаил Лермонтов, русский офицер и поэт, им самим нарисованный »). Сам портрет не столь интересный, сколько его история: он предназначался любимой женщине – В. А. Лопухиной (Бахметевой), которой Лермонтов и вручил его в июне 1838 при их последней встрече, перед её отъездом в Германию. Там она отдала акварель на хранение А.М. Верещагиной. Около 80 лет портрет считался утерянным, но в 1934 на аукционе в Хохберге его купил профессор М. Винклер, в 1955 передавший два слайда (автопортрет Лермонтова и изображение Лопухиной) искусствоведу В. Н. Лазареву, который, в свою очередь, передал их Пахомову, опубликовавшему портреты в журнале «Огонёк », 1961, №31, с. 9. В 1962г Андроников вместе с другими материалами привёз из ФРГ оригинал портрета.

0

33

http://sd.uploads.ru/t/xFJ9Z.jpg
М.Ю.Лермонтов в сюртуке лейб-гвардии Гусарского полка.
Акварель А.И.Клюндера. 1838.

После возвращения из ссылки (с апреля 1838 по апрель 1840), в пору расцвета поэтической деятельности Лермонтова художник А.И.Клюндер(1802-1875) создаёт 4 его портрета. Самый ранний – 1838 года (бумага, акварель; ИРЛИ). Лермонтов в чёрном расстёгнутом сюртуке лейб-гвардии Гусарского полка, с красным воротником на синей подкладке, с эполетами корнета. Нейтральный фон портрета заставляет вглядеться в черты лица Лермонтова, и особенно в его глаза. Портрет подписной, датированный: "38/ХI". Известно, что Клюндер в это время выполнял серии портретов лейб-гусар по их заказу. Портрет Лермонтова – из собрания бывшего командира этого полка М.Г.Хомутова. Долгое время портрет находился в Царскосельском дворце, затем попал в Артиллерийский музей и оттуда – в ИРЛИ.

наиболее популярный портрет работы А.И. Клюндера

Это наиболее популярный портрет работы А.И. Клюндера – из коллекции князя В. А. Меншикова (Гравюра на стали; ИРЛИ, Музей Лермонтова в Тарханах). Портрет значительно отличается от предыдущих: иная прическа, иной поворот головы, более живое выражение лица. На портрете нет ни подписи, ни даты. Долгое время считалось, что оригинал не сохранился (но с него успели сделать снимок, по которому и была изготовлена гравюра). В 1936 в ГЛМ поступил портрет, очень близкий этой гравюре, – скорее всего, именно считавшийся утраченным оригинал работы Клюндера.

Второй портрет работы А.И. Клюндера авторское повторение 1839 года

http://sd.uploads.ru/t/3LNSI.jpg

Второй портрет работы А.И. Клюндера авторское повторение 1839 года (из коллекции однополчанина поэта В.Д. Бакаева) почти не отличается от предыдущего портрета Фотография №6 этого альбома), нарисованного тем же художником разница лишь в том что Лермонтов повернут в другую сторону и в небольших изменениях (бумага, акварель; с 1917 находится в Институте русской литературы).

0

34

http://sd.uploads.ru/t/3OKN1.jpg
М.Ю.Лермонтов в фуражке.
Рисунок Д.П.Палена.
Карандаш. 1840.

Чрезвычайно ценен портрет, выполненный в июле с натуры однополчанином Лермонтова бароном Д.П.Паленом после валерикского боя, в палатке барона Л.В.Россильона. Это – оплечное, профильное изображение (бумага, карандаш; ИРЛИ). У поэта усталый вид, он небрит, в глазах грусть; фуражка помята, ворот сюртука расстёгнут, без эполет. Это – единственный профильный портрет Лермонтова и, возможно, наиболее схожий с оригиналом из всех прижизненных изображений.

0

35

http://sd.uploads.ru/t/my1WL.jpg
М.Ю.Лермонтов в штатском сюртуке.
Портрет работы П.Е.Заболотского.
Масло. 1840.

В 1840 году П.Е.Заболотский создал второй портрет Лермонтова, запечатлев его на этот раз в штатском сюртуке (картон, масло; ИРЛИ). Лермонтов одет в тёмный двубортный сюртук с красными обшлагами. Этот портрет, как и портрет 1837 года, выполнен опытным художником-реалистом с теплотой и любовью: умный сосредоточенный взгляд, твёрдость выразительных губ обнаруживают волю и, видимо, соответствуют состоянию поэта в начале 1840 года.

в штатском сюртуке

В тот же период жизни Лермонтова создаются еще два его портрета, один из них – Заболотского: поэт одет в темный двубортный сюртук с красными обшлагами. Внизу подпись художника и дата «1840» (славянскими литерами). Этот портрет, как и портрет 1837, выполнен опытным художником-реалистом с теплотой и любовью: умный сосредоточенный взгляд, твердость выразительных губ обнаруживают волю и, видимо, соответствуют состоянию поэта в начале 1840 года.

0

36

http://sd.uploads.ru/t/0RAId.jpg
М.Ю.Лермонтов в сюртуке Тенгинского пехотного полка.
Акварель К.А.Горбунова. 1841.

Последний прижизненный портрет Лермонтова – 1841 года (до мая) – выполнен во время короткого отпуска поэта, вернувшегося в Петербург из кавказской ссылки. А.А.Краевский, издатель "Отечественных записок", заказал его тогда ещё молодому художнику К.А.Горбунову (1822-1893). Изображение поясное, Лермонтов одет в сюртук Тенгинского пехотного полка (бумага, акварель; ИРЛИ). Работа Горбунова оказалась первым изображением Лермонтова, с которым познакомились читатели, и единственным в течение почти 22 лет, по которому делалось множество гравюр и литографий.

Портрет Лермонтова работы К.А. Горбунова (1841)

Последний прижизненный портрет Лермонтова — 1841 год (до мая) — выполнен во время короткого отпуска поэта, вернувшегося в Петербург из кавказской ссылки. А.А. Краевский заказал его К.А. Горбунову (бумага, акварель). Изображение поясное, Лермонтов одет в сюртук Тенгинского полка. В 1875 году П.А. Ефремов, со слов Горбунова, сообщил, что художник не успел закончить работы «за отъездом Лермонтова на Кавказ и доделал уже после его смерти». В том же году Ефремов обнаружил портрет у Горбунова (он взял его у Краевского для копирования), но уже испорченным от сырости (в Лермонтовский музей портрет поступил от художника в 1882 году). В Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина и в Институте русской литературы хранятся акварельные копии, на которых повреждения не переданы. В 1842 году по акварельному портрету Горбунова К. Поль изготовил литографию, которая была разослана подписчикам «ОЗ» одновременно с январским номером журнала. Портрет Горбунова был приложен также к первой части «Стихотворений» Лермонтова (1842—44). Таким образом, работа Горбунова оказалась первым изображением Лермонтова, с которым познакомились читатели, и единственным в течение почти 22 лет, по которому делалось множество гравюр и литографий. Портрет хранится в Институте русской литературы.
1018379-9681bdae7539ff2e.jpg

0

37

http://sd.uploads.ru/t/hfxEU.jpg
Как часто пестрою толпою окружен..
Художник Ю.В.Иванов

0

38

http://sd.uploads.ru/t/4JPw1.jpg
Это портрет кисти Зарянко Сергея Константиновича (1818-1870).
Портрет написан не ранее 1842 г

0

39

http://sd.uploads.ru/t/E5FAK.jpg

Этот портрет, как свидетельствует А.М. Меринский, товарищ Лермонтова по Школе юнкеров, Арсеньева заказала в 1834 году, сразу по производству внука в корнеты. Здесь Поэт изображен в натуральную величину, погрудно, в вицмундире лейб-гвардейского гусарского полка, в шинели, наброшенной на правое плечо, с треуголкой в левой руке. Несмотря на некоторую нарядность изображения и явное, по-видимому, стремление художника приукрасить натуру удлиненное лицо, прямой нос, пышная шевелюра портрет внушает доверие не только верно переданными, безусловно красивыми линиями лба, очертанием губ, но и очень мягким, приятным выражением лица и глаз, глубиной взгляда. А.М. Меринский писал: Лермонтов был брюнет, с бледно-желтоватым лицом, с черными, как уголь глазами. До 1865 года о существовании портрета не было известно. Впервые он был опубликован в виде гравюры Брокгауза в 1865г., при первом отдельном издании Песни про купца Калашникова, однако в 1923 году через потомков Столыпиных портрет из саратовского имения поступил в Мурановский музей, где его и обнаружил Н.П. Пахомов.

0

40

Кавказский мундир Лермонтова

Многие факты биографии Лермонтова еще до конца не ясны. Это касается, прежде всего, военной карьеры поэта[1], что и неудивительно – бесспорно, исследователи, занимавшиеся изучением и уточнением лермонтовских жизненных перипетий, были выдающимися искусствоведами, литературоведами, филологами, краеведами, но не военными историками.

Почти вся сознательная жизнь Лермонтова была связана с военным мундиром[5], и без учета этой особенности его карьеры нельзя не обойтись биографам.

Возможно, временами (с зимы 1841 г.) мундир и был Лермонтову в тягость и он мечтал об отставке, но именно военная служба была его настоящей и подлинной жизнью. И особенно это было заметно во время пребывания поэта на Кавказе, когда поручик Лермонтов оказался составляющей и неотъемлемой частью военно-административной структуры России. Не оправдывая войну, поэт в то же время осознавал себя солдатом, военным человеком, подчеркивал, что, несмотря на неприятие войны, существовала адаптация человека к ней[6].

Не идеализируя роль военной организации, военно-административных органов управления, стоит напомнить, что армия России всегда выступала здесь, на Кавказе, важнейшим инструментом и субъектом политики государства в обеспечении благоприятных внешних условий для развития кавказских народов, поддержании внутреннего порядка, реализации миротворческих задач, принимала самое деятельное участие в обустройстве края[7]. Но когда требовалось – русская армия жестко[8] подавляла всякие проявления недовольства и отражала набеги «хищных и воинственных» народов Кавказа[9]. И поручик Лермонтов со своей «охотничьей» (волонтерской) командой успешно вел партизанскую войну против горцев, активно участвовал в карательных экспедициях русских войск на территорию мятежной Чечни, честно и умело исполняя свой воинский долг во имя российских имперских интересов. С его гибелью армия лишилась «храброго своего офицера»[10]...
Военная служба Лермонтова была связана с четырьмя полками, но нас интересуют из них только два, в которых протекала кавказская карьера поэта. Это были Нижегородский драгунский (№ 9) и Тенгинский пехотный (№ 39)[11] полки. Первый числился при ОКК, второй входил в состав 20-й пехотной дивизии того же корпуса.

Как любой военный человек, Лермонтов должен был носить форменную одежду. Этот факт, несомненно, оставил глубокий след и в его жизни, и в его творчестве.

С военными мундирами неразрывно связана жизнь русского общества первой половины XIX века. Время Николая I – апофеоз развития военного костюма, эпоха жесточайшей стандартизации, «мундиромании» и неукоснительного соблюдения мельчайших требований регламента – вплоть до ношения усов и длины баков на лице.

Не стоит, однако, называть эти мелочи гнетом, оскорбляющим личность: дисциплинарные условности у каждого века свои. Хотя в советской историографии николаевское время принято было считать царством мракобесия и стагнации общественной мысли, но в реальности тогда страна постепенно готовилась к последующим преобразованиям, а пресловутый «апогей самодержавия» представлял собой самый блистательный период истории российской культуры. В эти годы мундир становится как бы составной частью жизни русского общества. Феномен русского мундира нельзя рассматривать только как явление материальной культуры, предмет материально-вещевого снабжения. Именно по внешнему виду войск в первую очередь судили о силе и мощи государства Российского. Мундир являлся не просто изделием портного, это был «вещественный знак невещественных отношений», многозначный символ, напоминавший о боевой доблести, чести и высоком чувстве воинского товарищества.

Безусловно, любая одежда, кроме чисто утилитарных функций, несла на себе функцию знакового механизма социальной среды или культуры. Вещь определяла место человека в обществе, диктовала его поведение, его поступки(ср.: образ «солдатской шинели» разжалованного). «Когда я служил в гвардии, я … видел в себе и других только эполеты и мундир, – признавался бывший подпоручик С. И. Кривцов. – …Внезапно из человека, все достоинство которого заключалось в его блестящем мундире, я обратился в человека, ценного только как личность. …Мне казалось, что, отняв у меня мундир, у меня отняли все".

Мундир военного напоминал об исключительной, ни с чем не сравнимой почетности статуса его носителя. Более того, он и давал человеку право на подобный почет, тем самым во многом формируя характер человека, носящего мундир. Воспитательный для военнослужащих эффект, когда мундир представал уже не вещью, но символом высокой идеи, был очевиден. Форменный костюм играл большую роль для развития духа корпоративности, особого чувства единства тех, кто носил мундир той или иной воинской части. Это был символ ее индивидуальности, который «считал каждый за счастье и особую честь носить». «Особенные обстоятельства войны, – отмечал историк и участник Кавказской войны Р. А. Фадеев, – развивали в кавказских полках, в самой сильной степени, дух военной семьи, гордость своего полкового мундира». Между частями ОКК шло непрекращающееся соревнование в доблести, принимавшее порой крайние формы. «Все кавказские полки, – вспоминал поручик Генштаба И. Бларамберг, – соревновались в смелости друг с другом, и каждый полк имел в облике нечто характерное, свой шик. Тогдашние офицеры, которые долго служили в Кавказской армии, сразу распознавали солдата Кабардинского, Куринского, Апшеронского, Ширванского, Ереванского (Эриванского – М. Н.) и др. полков, и не только по униформе, а скорее по походке, манерам и особому щегольству».

«Настоящие» кавказские полки, «воспитанные на практической почве постоянной войны», были проникнуты корпоративным духом, солдаты и офицеры быстрее овладевали навыками ведения военных действий в горах. Мундир же мог помочь сохранению и развитию данного «своеобразного характера» воинской части. А он, утверждал, основываясь на опыте войны, Р. А. Фадеев, доказывал «развитие нравственной силы, связывающей людей в одной целое». Без единого же «духа, проникающего какое ни есть отдельное общество, нельзя ожидать ничего особенного ни в войне, ни в мире».

«М. Ю. Лермонтов, – признавал видный специалист в истории военного костюма, полковник И. П. Шинкаренко, – с честью носил скромный мундир Тенгинского полка, в нем запечатлен он в 1841 году и таким сохранится навсегда в нашей памяти». Однако, как и военная служба Лермонтова в целом, тема «Лермонтовский военный мундир» не нашла своих исследователей. Специальных работ, разрабатывающих эту проблематику, в том числе и на региональном уровне, нет. В качестве исключения можно назвать статью Г. Э. Введенского. Однако автор построил свое повествование всего лишь на одной работе по истории русского военного мундира, дополнив ее своими отстраненными размышлениями. Для изучения нашей темы данная статья не имеет никакого значения.

Униформология, как вспомогательная историческая дисциплина, никогда не находила практического применения при исследованиях портретов Лермонтова. Хотя и признавалось официально, что историко-предметный метод (соответствие мундира и знаков отличия у изображенного и предполагаемого лица) «довольно убедителен», идентифицировался в действительности «не мундир, а лицо». Так, до нас дошли две картины, где представлены мундиры кавказских полков поэта – его автопортрет (куртка Нижегородского полка) и акварель К. А. Горбунова (сюртук Тенгинского полка). Но поверхностный, проводимый с недостаточным уровнем компетентности и профессионализма искусствоведческий анализ этих изображений, игнорирование хорошо различимых униформологических признаков послужили причиной того, что и в наше время костюм Лермонтова на известном автопортрете характеризуется как черкеска.

(отрывки из статьи: Нечитайлов М.В. "Кавказский мундир Лермонтова")

0