Феофан Грек. Биография
Лучшие достижения русской иконописи во время подъема духовных сил нации сфокусировались в творчестве великих художников Феофана Грека (ок.1340 - ок.1410) и Андрея Рублева (ок.1370 - 1430). Пути в искусстве Феофана Грека и Андрея Рублева оказались знаковыми для культуры Руси, прихотливо скрещиваясь с судьбами и жизнями многих великих современников: Сергия Радонежского, Дмитрия Донского, митрополита Алексея, Епифания Премудрого. Восприятие нами произведений этих мастеров не расцвечено биографическими подробностями, концентрируясь собственно в сфере творчества. Соединение в каждом таланта монументалиста и иконописца подтверждает полноту дарования художников, не знающих затруднений в работе при переходе от построения отдельно существующего сюжета на доске к интерьерно-пространственному многоголосию ансамбля росписей.
Приехавший на Русь около 1390 года из Византии Феофан Грек вдохновлялся мистическим учением исихазма (от греческого hesychia - «покой», «безмолвие», «отрешенность»), обновленческим движением в православии, почитавшим Божественный свет, который открывается практикой глубокого внутреннего сосредоточения - медитации. Проявления этого света как особой благодати художник находил в разных эмоциональных состояниях образов святых. «Царство Божие внутрь человека есть» - эта идея озарения верующего человека небесной благодатью наглядно воплощена Феофаном Греком в экспрессивно-спиритуалистической манере его живописи.
Из произведений Феофана Грека, работавшего не покладая рук (Епифаний Премудрый упоминает о росписи им более сорока церквей), сохранилась только одна документально подтвержденная работа - роспись церкви Спаса Преображения в Новгороде (1378 год). Остальные фрески и иконы приписываются ему современными исследователями, учитывая признаки стиля эпохи, манеры исполнения, эстетическое и духовно-этическое содержание. Последний признак очень важен: «Феофан иконник Грегин философ» пользовался у современников высоким авторитетом художника-мыслителя, способного, как отзывался о нем тот же Епифаний, инок Троице-Сергиева монастыря, друг Феофана, «умом дальная и разумная обгадываше».
О живописи Феофана Грека, столь почитаемого современниками, не было почти ничего не известно до начала XX века. Правда, летописи четыре раза упоминают его имя: впервые под 1377 годом, когда он "подписывает" церковь Спаса на Ильине улице в Новгороде, второй раз под 1395 годом, когда он, вместе с Семеном Черным и учениками своими, приступает к росписи церкви Рождества Богородицы с приделом Лазаря в Москве, в третий раз под 1399 годом, когда он расписывает с учениками московский Архангельский собор и, наконец, в четвертый раз под 1405 годом, когда мы видим его работающим в Благовещенском соборе в Москве вместе со старцем Прохором с Городца и Андреем Рублевым. Однако все эти сведения не давали нам самого главного - феофановских произведений, ибо первоначальная кремлевская церковь Рождества Богородицы не сохранилась, феофановские фрески в ее приделе Лазаря, как выяснило обследование, были сбиты до камня и вновь перештукатурены в первой половине XIX века, первоначальный Архангельский собор и первоначальная роспись Благовещенского собора до нас также не дошли, а фрески в новгородской церкви Спаса Преображения до сих пор оставались под слоем штукатурки. Художественный облик Феофана продолжал оставаться для нас по-прежнему загадкой, тем более мучительной, что сохранившийся современный документ - письмо о нем его почитателя и друга - рисует нам этого замечательного художника в контурах подлинного исполина духа, под стать гениям Ренессанса.
Письмо это написано около 1413 года даровитейшим русским писателем Епифанием своему другу, преподобному Кириллу Белозерскому. Затерянное в малоизвестных изданиях, оно было лишь вскользь затронуто исследователями русского искусства, почему мы пользуемся случаем, чтобы остановиться на нем подробнее. Уже само по себе оно является первоклассным памятником древнерусской письменности, ярким свидетельством действительно блестящего литературного дарования Епифания, недаром прозванного современниками Премудрым, заключающиеся же в нем данные о Феофане Греке прямо драгоценны. Мы не можем отказать себе в удовольствии привести здесь этот чудесный документ полностью, в надежде, что читатель на нас не посетует за эту пространную цитату, тем более что вся она, от начала до конца, относится к нашей теме. Письмо Епифания есть ответ на письмо к нему Кирилла Белозерского [Тверского], в котором преподобный просил напомнить ему, когда, где и при каких обстоятельствах Епифаний показывал ему рисунок, изображающий храм св. Софии Константинопольской. Епифаний отвечает целым панегириком по адресу Феофана, оказавшегося автором рисунка, виденного Кириллом.
"Выписано из послания иеромонаха Епифания, писавшего к некоему другу своему Кириллу". "Юже некогда видел еси церковь Софийскую цареградскую, написану в моей книзе во евангелии, еже гречески речется тетроевангелие, нашим русским языком зовется четвероблаговестие. Прилучижеся таковому граду списати в нашей книзе сицевым образом. Понеж егда живях на Москве, идеже бяше тамо муж он живый, преславный мудрок, зело философ хитр, Феофан, гречин, книги изограф нарочитый и живописец изящный во иконописцех, иже многи различные множае четверодесяточисленных церквей каменных своею подписал рукою, яж по градом, елико в Константине граде и в Халкидоне, и в Галате, и в Кафе, и в велицем Новгороде, и в Нижнем. Но на Москве три церкви подписаны: Благовещения святыя Богородицы, Михайло святый, одну ж на Москве. В Михаиле святом на стене написа град, во градце шаровидно подробну написавый; у князя Владимира Андреевича в камене стене саму Москву такоже написавый; терем у князя великого незнаемою подписью и страннолепно подписаны; и в каменной церкви во святом Благовещении корен Иессеев и Апоколипьсий также исписавый. Сия ж вся егда назнаменующу ему или пишущу, никогда ж нигде ж на образцы видяще его когда взирающа, яко ж нецыи наши творят иконописцы, иже недоумения наполнишася присно приницающе, очима мещуще семо и овамо, не толма образующее шарми, елико нудяхуся на образ часто взирающе; но мняшеся яко иному пишущу рукама убо изобразуя писаше, ногама ж бес покоя стояше, языком ж беседуя с приходящими глаголаше, а умом дальная и разумная обгадываше; чювственныма бо очима разумныма разумную видяше доброту си. Упредивленный муж и пресловущий великую к моей худости любовь имеяше; тако и аз уничиженный к нему и нерассудный дерзновение множае стяжах, учащах на беседу к нему, любях бо присно с ним беседовати.
Аще бо кто или вмале или на мнозе сотворит с ним беседу, то не мощно еже не почудитися разуму и причтам его и хитростному строению. Аз видя себе от него любима и неоскорбляема и примесих к дерзости бесстудство и понудих его рекий: "прошу у твоего мудролюбия, да ми шарми накартаеши изображение великия оноя церкви святыя Софии, иже во Царьграде, юж великий Иустиниан царь воздвиже, ротуяся и уподобився премудрому Соломону; еяж качество и величество нецыи поведаша яко Московский Кремль внутреградия и округ коло ея и основание и еж обходиши округея; в нюже аще кто странен внидет и ходити хотя без проводника, без заблуждения не мощи ему вон изелести, аще и зело мудр быть мнится, множества ради столпотворения и околостолпия, сходов и восходов, преводов и преходов, и различных полат, и церквей, и лествиц, и хранильниц, и гробниц, и многоименитых преград и предел, и окон, и путей, и дверей, влазов же и излазов и столпов каменных вкупе. Написа ми нарицаемаго Иустиниана на коне сидяща и в руце своей десницы медяно держаща яблоко, ему же рекоша величество и мера, полтретя ведра воды вливаются и сия вся предиреченная на листе книжнем напиши ми, да в главизне книжной положу и в начало поставлю и донелиже поминая твое рукописание и на таковый храм взирая, аки во Царьграде стояще мним". Он же мудр мудре и отвеща ми: "не мощно есть, рече, того ни тебе улучити, ни мне написати; но обаче докуки твоея ради мало нечто аки от части вписую ти, и тож не яко от части, но яко от сотыя части, аки от многа мало, да от сего маловиднаго изображеннаго пишемаго нами и прочая большая имаши навыца-ти и разумети". То рек, дерзостне взем кисть и лист, и написа наскоре храмовидное изображение по образу сущия церкви в Царьграде, и вдаде ми. От того листа нужда бысть и прочиим иконописцем московским, яко мнози бяху и когождо преписующе себе, друг пред другом ретующе и от друга приемлюще. Последи ж всех изволися и мне, аки изографу, написати четверо-образне; поставихом таковый храм в моей книзе в четырех местех: а) в начале книги в Матфееве евангелии, идеже столп Иустиниана идеж Матфея евангелиста образ бе; в) же храм в начале Марка евангелиста; г) же пред началом Луки евангелиста; д) же внегда начатися Иоаннову благовестию, - [четыре] храмы - [четыре] евангелиста написашася, иже некогда видел есть, внегда бежах от лица Едегеева на Тверь, устрашихся, паче ж всех, у тебе преупокоих претружение мое, и тебе возвестих печаль мою, и тебе явствовах все книжие мое, елицы от рассеяния и от расточения осташася у меня. Ты ж тогда таковый храм написанный видел, и за 6 лет, воспомянул ми в минувшую зиму сию своим благоутробием. О сих дозде. Аминь".
