Андерсен (Andersen) Ханс Кристиан
Датский писатель.Гениальный сказочник

Очень коротко об огромном творчестве

С детства писал пьесы.
В 1819 в Копенгагене его литературные опыты привлекли внимание дирекции театра. В 1826—27 опубликовано несколько стихотворений. Став студентом, он пишет книгу "Путешествие пешком от Хольмен-канала до восточного мыса острова Амагер" (1829). В произведениях "Теневые картины" (1831) и "Агнета и Водяной" (1834) намечаются зёрна будущих сказок Андерсена.

В романах "Импровизатор" (1835, рус. пер. 1844) и "Только скрипач" (1837) нашёл выражение типичный для романтиков конфликт поэта-мечтателя с пошлостью и бессердечием "света".
В 1835—1837 Андерсен издаёт 3 сборника "Сказок, рассказанных для детей", куда вошли "Принцесса на горошине", "Русалочка", "Новое платье короля" и др.

К лучшим сказкам Андерсена относятся "Стойкий оловянный солдатик" (1838), "Соловей" (1843), "Гадкий утёнок" (1843), "Снежная королева" (1844), "Девочка со спичками" (1845), "Тень" (1847), "Мать" (1848).

В "Книге картин без картин" (1840) Андерсен показал себя мастером миниатюрной новеллы. Его пьеса "Мулат" (1840) направлена против расового неравенства.

Книга путевых очерков "Базар поэта" (1842) — первый вариант автобиографии "Сказка моей жизни" (1846, рус. пер. 1851, 1889).
В романе "Две баронессы" (т. 1—3, 1849)Андерсен. критически изображает феодальное прошлое страны.

Но в историю мировой литературы Андерсен вошёл и утвердился как гениальный сказочник, удивительно сочетающий романтику и реализм, фантазию и юмор, иногда иронию и сатиру, блестящим образцом которой является, например, сказка "Новое платье короля", высоко оцененная Л. Н. Толстым.

Оружием смеха Андерсен разил мир эгоизма и корысти, лести, спеси.

Андерсен (Andersen) Ханс Кристиан
Датский писатель. Гениальный сказочник

Сказки Андерсена Г. Х.

Аисты

На крыше самого крайнего домика в одном маленьком городке приютилось гнездо аиста.
В нем сидела мамаша с четырьмя птенцами, которые высовывали из гнезда свои маленькие черные клювы, — они у них еще не успели покраснеть. Неподалеку от гнезда, на самом коньке крыши, стоял, вытянувшись в струнку и поджав под себя одну ногу, сам папаша; ногу он поджимал, чтобы не стоять на часах без дела. Можно было подумать, что он вырезан из дерева, до того он был неподвижен.

— Вот важно, так важно! — думал он. — У гнезда моей жены стоит часовой! Кто же знает, что я ее муж? Могут подумать, что я наряжен сюда в караул. То-то важно!" И он продолжал стоять на одной ноге.

На улице играли ребятишки; увидав аиста, самый озорной из мальчуганов затянул, как умел и помнил, старинную песенку об аистах; за ним подхватили все остальные:

Аист, аист белый,
Что стоишь день целый,
Словно часовой,
На ноге одной?
Или деток хочешь
Уберечь своих?
Попусту хлопочешь, —
Мы изловим их!
Одного повесим
В пруд швырнем другого,
Третьего заколем,
Младшего ж живого
На костер мы бросим
И тебя не спросим!

— Послушай-ка что поют мальчики! — сказали птенцы. — Они говорят, что нас повесят и утопят!

— Не нужно обращать на них внимания! — сказала им мать. — Только не слушайте, ничего и не будет!

Но мальчуганы не унимались, пели и дразнили аистов; только один из мальчиков, по имени Петер, не захотел пристать к товарищам, говоря, что грешно дразнить животных. А мать утешала птенцов.

— Не обращайте внимания! — говорила она. — Смотрите, как спокойно стоит ваш отец, и это на одной-то ноге!

— А нам страшно! — сказали птенцы и глубоко-глубоко запрятали головки в гнездо.

На другой день ребятишки опять высыпали на улицу, увидали аистов и опять запели:

Одного повесим,

В пруд швырнем другого...

— Так нас повесят и утопят? — опять спросили птенцы.

— Да нет же, нет! — отвечала мать. — А вот скоро мы начнем ученье! Вам нужно выучиться летать! Когда же выучитесь, мы отправимся с вами на луг в гости к лягушкам. Они будут приседать перед нами в воде и петь: "ква-ква-ква!" А мы съедим их — вот будет веселье!

— А потом? — спросили птенцы.

— Потом все мы, аисты, соберемся на осенние маневры. Вот уж тогда надо уметь летать как следует! Это очень важно! Того, кто будет летать плохо, генерал проколет своим острым клювом! Так вот, старайтесь изо всех сил, когда ученье начнется!

— Так нас все-таки заколют, как сказали мальчики! Слушай-ка, они опять поют!

— Слушайте меня, а не их! — сказала мать. — После маневров мы улетим отсюда далеко-далеко, за высокие горы, за темные леса, в теплые края, в Египет! Там есть треугольные каменные дома; верхушки их упираются в самые облака, а зовут их пирамидами. Они построены давным-давно, так давно, что ни один аист и представить себе не может! Там есть тоже река, которая разливается, и тогда весь берег покрывается илом! Ходишь себе по илу и кушаешь лягушек!

— О! — сказали птенцы.

— Да! Вот прелесть! Там день-деньской только и делаешь, что ешь. А вот в то время как нам там будет так хорошо, здесь на деревьях не останется ни единого листика, наступит такой холод, что облака застынут кусками и будут падать на землю белыми крошками!

Она хотела рассказать им про снег, да не умела объяснить хорошенько.

— А эти нехорошие мальчики тоже застынут кусками? — спросили птенцы.

— Нет, кусками они не застынут, но померзнуть им придется. Будут сидеть и скучать в темной комнате и носу не посмеют высунуть на улицу! А вы-то будете летать в чужих краях, где цветут цветы и ярко светит теплое солнышко.

Прошло немного времени, птенцы подросли, могли уже вставать в гнезде и озираться кругом. Папаша-аист каждый день приносил им славных лягушек, маленьких ужей и всякие другие лакомства, какие только мог достать. А как потешал он птенцов разными забавными штуками! Доставал головою свой хвост, щелкал клювом, точно у него в горле сидела трещотка, и рассказывал им разные болотные истории.

— Ну, пора теперь и за ученье приняться! — сказала им в один прекрасный день мать, и всем четверым птенцам пришлось вылезть из гнезда на крышу. Батюшки мои, как они шатались, балансировали крыльями и все-таки чуть-чуть не свалились!

— Смотрите на меня! — сказала мать. — Голову вот так, ноги так! Раз-два! Раз-два! Вот что поможет вам пробить себе дорогу в жизни! — и она сделала несколько взмахов крыльями. Птенцы неуклюже подпрыгнули и — бац! — все так и растянулись! Они были еще тяжелы на подъем.

— Я не хочу учиться! — сказал один птенец и вскарабкался назад в гнездо. — Я вовсе не хочу лететь в теплые края!

— Так ты хочешь замерзнуть тут зимой? Хочешь, чтобы мальчишки пришли и повесили, утопили или сожгли тебя? Постой, я сейчас позову их!

— Ай, нет, нет! — сказал птенец и опять выпрыгнул на крышу.

На третий день они уже кое-как летали и вообразили, что могут также держаться в воздухе на распластанных крыльях. "Незачем все время ими махать, — говорили они. — Можно и отдохнуть". Так и сделали, но... сейчас же шлепнулись на крышу. Пришлось опять работать крыльями.

В это время на улице собрались мальчики и запели:

Аист, аист белый!

— А что, слетим да выклюем им глаза? — спросили птенцы.

— Нет, не надо! — сказала мать. — Слушайте лучше меня, это куда важнее! Раз-два-три! Теперь полетим направо; раз-два-три! Теперь налево, вокруг трубы! Отлично! Последний взмах крыльями удался так чудесно, что я позволю вам завтра отправиться со мной на болото. Там соберется много других милых семейств с детьми, — вот и покажите себя! Я хочу, чтобы вы были самыми миленькими из всех. Держите головы повыше, так гораздо красивее и внушительнее!

— Но неужели мы так и не отомстим этим нехорошим мальчикам? — спросили птенцы.

— Пусть они себе кричат что хотят! Вы-то полетите к облакам, увидите страну пирамид, а они будут мерзнуть здесь зимой, не увидят ни единого зеленого листика, ни сладкого яблочка!

— А мы все-таки отомстим! — шепнули птенцы друг другу и продолжали ученье.

Задорнее всех из ребятишек был самый маленький, тот, что первый затянул песенку об аистах. Ему было не больше шести лет, хотя птенцы-то и думали, что ему лет сто, — он был ведь куда больше их отца с матерью, а что же знали птенцы о годах детей и взрослых людей! И вот вся месть птенцов должна была обрушиться на этого мальчика, который был зачинщиком и самым неугомонным из насмешников. Птенцы были на него ужасно сердиты и чем больше подрастали, тем меньше хотели сносить от него обиды. В конце концов матери пришлось обещать им как-нибудь отомстить мальчугану, но не раньше, как перед самым отлетом их в теплые края.

— Посмотрим сначала, как вы будете вести себя на больших маневрах! Если дело пойдет плохо и генерал проколет вам грудь своим клювом, мальчики ведь будут правы. Вот увидим!

— Увидишь! — сказали птенцы и усердно принялись за упражнения. С каждым днем дело шло все лучше, и наконец они стали летать так легко и красиво, что просто любо!

Настала осень; аисты начали приготовляться к отлету на зиму в теплые края. Вот так маневры пошли! Аисты летали взад и вперед над лесами и озерами: им надо было испытать себя — предстояло ведь огромное путешествие! Наши птенцы отличились и получили на испытании не по нулю с хвостом, а по двенадцати с Лягушкой и ужом! Лучше этого балла для них и быть не могло: лягушек и ужей можно ведь было съесть, что они и сделали.

— Теперь будем мстить! — сказали они.

— Хорошо! — сказала мать. — Вот что я придумала — это будет лучше всего. Я знаю, где тот пруд, в котором сидят маленькие дети до тех пор, пока аист не возьмет их и не отнесет к папе с мамой. Прелестные крошечные детки спят и видят чудные сны, каких никогда уже не будут видеть после. Всем родителям очень хочется иметь такого малютку, а всем детям — крошечного братца или сестрицу. Полетим к пруду, возьмем оттуда малюток и отнесем к тем детям, которые не дразнили аистов; нехорошие же насмешники не получат ничего!

— А тому злому, который первый начал дразнить нас, ему что будет? — спросили молодые аисты.

— В пруде лежит один мертвый ребенок, он заспался до смерти; его-то мы и отнесем злому мальчику. Пусть поплачет, увидав, что мы принесли ему мертвого братца. А вот тому доброму мальчику, — надеюсь, вы не забыли его, — который сказал, что грешно дразнить животных, мы принесем зараз и братца и сестричку. Его зовут Петер, будем же и мы в честь его зваться Петерами!

Как сказано, так и было сделано, и вот всех аистов зовут с тех пор Петерами.

Андерсен (Andersen) Ханс Кристиан
Датский писатель. Гениальный сказочник

Сказки Андерсена Г. Х.

Бузинная матушка

Один маленький мальчик раз простудился.
Где он промочил ноги, никто не мог взять в толк - погода стояла совсем сухая. Мать раздела его, уложила в постель и велела принести чайник, чтобы заварить бузинного чаю - отличное потогонное! В эту минуту в комнату вошел славный, веселый старичок, живший в верхнем этаже того же дома. Был он совсем одинок, не было у него ни жены, ни детей, а он так любил ребятишек, умел рассказывать им такие чудесные сказки и истории, что просто чудо.

- Ну вот, попьешь чайку, а там, поди, и сказку услышишь! - сказала мать.

- Эх, кабы знать какую-нибудь новенькую! - отвечал старичок, ласково кивая головой. - Только где же это наш мальчуган промочил себе ноги? где? сказала мать. - Никто в толк не

- То-то и оно возьмет.

- А сказка будет? - спросил мальчик.

- Сначала мне нужно знать, глубока ли водосточная канава в переулке, где ваше училище. Можешь ты мне это сказать?

- Как раз до середины голенища! - отвечал мальчик. - Да и то в самом глубоком месте.

- Так вот где мы промочили ноги! - сказал старичок. - Теперь и надо бы рассказать тебе сказку, да ни одной новой не знаю!

- Да вы можете сочинить ее прямо сейчас! - сказал мальчик. - Мама говорит, вы на что ни взглянете, до чего ни дотронетесь, из всего у вас выходит сказка или история.

- Верно, только такие сказки и истории никуда не годятся. Настоящие, те приходят сами. Придут и постучатся мне в лоб: "А вот и я!"

- А скоро какая-нибудь постучится? - спросил мальчик.

Мать засмеялась, засыпала в чайник бузинного чая и заварила.

- Ну расскажите! Расскажите!

- Да вот кабы пришла сама! Но они важные, приходят только, когда им самим вздумается!.. Стой! - сказал вдруг старичок. - Вот она! Посмотри, в чайнике!

Мальчик посмотрел. Крышка чайника начала приподыматься все выше, все выше, вот из-под нее выглянули свежие беленькие цветочки бузины, а потом выросли и длинные зеленые ветви. Они раскидывались на все стороны даже из носика чайника, и скоро перед мальчиком был целый куст; ветви тянулись к самой постели, раздвигали занавески. Как чудесно цвела и благоухала бузина! А из зелени ее выглядывало ласковое лицо старушки, одетой в какое-то удивительное платье, зеленое, словно листья бузины, и все усеянное белыми цветочками. Сразу даже не разобрать было, платье это или просто зелень и живые цветки бузины.

- Что это за старушка? - спросил мальчик.

- Древние римляне и греки звали ее Дриадой! - сказал старичок. - Ну, а для нас это слишком мудреное имя, и в Новой слободке ей дали прозвище получше: Бузинная матушка. Смотри же на нее хорошенько да слушай, что я буду рассказывать...

...Точно такой же большой, обсыпанный цветами куст рос в углу дворика в Новой слободке. Под кустом сидели в послеобеденный час и грелись на солнышке двое старичков - старый-старый бывший матрос и его старая-старая жена. У них были и внуки, и правнуки, и они скоро должны были отпраздновать свою золотую свадьбу, да только не помнили хорошенько дня и числа. Из зелени глядела на них Бузинная матушка, такая же славная и приветливая, как вот эта, и говорила: "Уж я-то знаю день вашей золотой свадьбы!" Но старички были заняты разговором - вспоминали о былом - и не слышали ее.

- А помнишь, - сказал бывший матрос, - как мы бегали и играли с тобой детьми! Вот тут, на этом самом дворе, мы сажали садик. Помнишь, втыкали в землю прутики и веточки?

- Как же! - подхватила старушка. - Помню, помню! Мы не ленились поливать эти веточки, одна из них была бузинная, пустила корни, ростки и вот как разрослась! Мы, старички, теперь можем сидеть в ее тени!

- Верно - продолжал муж. - А вон в том углу стоял чан с водой. Там мы спускали в воду мой кораблик, который я сам вырезал из дерева. Как он плавал! А скоро мне пришлось пуститься и в настоящее плавание!

- Да, только до того мы еще ходили в школу и кое-чему научились! - перебила старушка. - А потом выросли, и, помнишь, однажды пошли осматривать Круглую башню, забрались на самый верх и любовались оттуда городом и морем? А потом отправились во Фредериксберг и смотрели, как катаются по каналам в великолепной лодке король с королевой.

- Только мне-то пришлось плавать по-другому, долгие годы вдали от родины!

- Сколько слез я пролила по тебе! Мне уж думалось, ты погиб и лежишь на дне морском! Сколько раз вставала я по ночам посмотреть, вертится ли флюгер. Флюгер-то вертелся, а ты все не являлся! Как сейчас помню, однажды, в самый ливень, к нам во двор приехал мусорщик. Я жила там в прислугах и вышла с мусорным ящиком да и остановилась в дверях. Погода-то была ужасная! И тут приходит почтальон и подает мне письмо от тебя. Пришлось же этому письму погулять по белу свету! Как я схватила его и сразу же читать! Я и смеялась, и плакала зараз... Я была так рада! В письме говорилось, что ты теперь в теплых краях, где растет кофе! То-то, должно быть, благословенная страна! Ты много еще о чем рассказывал в письме, и я видела все это как наяву. Дождь так и поливал, а я все стояла в дверях с мусорным ящиком. Вдруг кто-то обнял меня за талию...

- Верно, и ты закатила такую оплеуху, что только звон пошел!

- Откуда мне было знать, что это ты! Ты догнал свое письмо. А красивый ты был... Ты и теперь такой. Из кармана у тебя выглядывал желтый шелковый платок, на голове клеенчатая шляпа. Такой щеголь!.. Но что за погода стояла, на что была похожа наша улица!

- И вот мы поженились, - продолжал бывший матрос. - Помнишь? А там пошли у нас детки: первый мальчуган, потом Мари, потом Нильс, потом Петер, потом Ганс Христиан!

- Да, и все они выросли и стали славными людьми, все их любят.

- А теперь уж и у их детей есть дети! - сказал старичок. - Это наши правнуки, и какие же они крепыши! Сдается мне, наша свадьба была как раз в эту пору...

- Как раз сегодня! - сказала Бузинная матушка и просунула голову между старичками, но те подумали, что это кивает им головой соседка.

Они сидели рука в руке и любовно смотрели друг на друга. Немного погодя пришли к ним дети и внучата. Они-то отлично знали, что сегодня день золотой свадьбы стариков, и уже поздравляли их утром, да только старички успели позабыть об этом, хотя хорошо помнили все, что случилось много, много лет назад. Бузина так и благоухала, солнышко, садясь, светило на прощанье старичкам прямо в лицо, разрумянивая их щеки. Младший из внуков плясал вокруг дедушки с бабушкой и радостно кричал, что сегодня вечером у них будет настоящий пир: за ужином подадут горячий картофель! Бузинная матушка кивала головой и кричала "ура" вместе со всеми.

- Да ведь это вовсе не сказка! - возразил мальчуган, внимательно слушавший старичка.

- Это ты так говоришь, - отвечал старичок, - а вот спроси-ка Бузинную матушку!

- Это не сказка! - отвечала Бузинная матушка. - Но сейчас начнется и сказка. Из действительности-то и вырастают самые чудесные сказки. Иначе мой прекрасный куст не вырос бы из чайника.

С этими словами она взяла мальчика на руки, ветви бузины, осыпанные цветами, вдруг сдвинулись вокруг них, и мальчик со старушкой оказались словно в укрытой листвою беседке, которая поплыла с ними по воздуху. Это было чудо как хорошо! Бузинная матушка превратилась в маленькую прелестную девочку, но платьице на ней осталось все то же - зеленое, усеянное беленькими цветочками. На груди у девочки красовался живой бузинный цветок, на светло-русых кудрях - целый венок из таких же цветов. Глаза у нее были большие, голубые. Ах, какая была она хорошенькая, просто загляденье! Мальчик и девочка поцеловались, и оба стали одного возраста, одних мыслей и чувств.

Рука об руку вышли они из беседки и очутились в цветочном саду перед домом. На зеленой лужайке стояла привязанная к колышку трость отца. Для детей и трость была живая. Стоило сесть на нее верхом, и блестящий набалдашник стал великолепной лошадиной головой с длинной развевающейся гривой. Затем выросли четыре стройных крепких ноги, и горячий конь помчал детей кругом по лужайке.

- Теперь мы поскачем далеко-далеко! - сказал мальчик. - В барскую усадьбу, где мы были в прошлом году!

Дети скакали кругом по лужайке, и девочка - мы ведь знаем, что это была Бузинная матушка, - приговаривала:

- Ну, вот мы и за городом! Видишь крестьянский дом? Огромная хлебная печь, словно гигантское яйцо, выпячивается из стены прямо на дорогу. Над домом раскинул свои ветви бузинный куст. Вон бродит по двору петух, роется в земле, выискивает корм для кур. Гляди, как важно он выступает! А вот мы и на высоком холме у церкви, она стоит среди высоких дубов, один из них наполовину засох... А вот мы у кузницы! Гляди, как ярко пылает огонь, как работают молотами полуобнаженные люди! Искры так и разлетаются во все стороны! Но нам надо дальше, дальше, в барскую усадьбу!

И все, что ни называла девочка, сидевшая верхом на "трости позади мальчика, проносилось мимо. Мальчик видел все это, а между тем они только кружились по лужайке. Потом они играли на боковой тропинке, разбивали себе маленький садик. Девочка вынула из своего венка бузинный цветок и посадила в землю. Он пустил корни и ростки и скоро вырос в большой куст бузины, точь-в-точь как у старичков в Новой слободке, когда они были еще детьми. Мальчик с девочкой взялись за руки и тоже пошли гулять, но отправились не к Круглой башне и не во Фредериксбергский сад. Нет, девочка крепко обняла мальчика, поднялась с ним на воздух, и они полетели над Данией. Весна сменялась летом, лето - осенью, осень - зимою. Тысячи картин отражались в глазах мальчика и запечатлевались в его сердце, а девочка все приговаривала:

- Этого ты не забудешь никогда!

А бузина благоухала так сладко, так чудно! Мальчик вдыхал и аромат роз, и запах свежих буков, но бузина пахла всего сильнее: ведь ее цветки красовались у девочки на груди, а к ней он так часто склонял голову.

- Как чудесно здесь весною! - сказала девочка, и они очутились в молодом буковом лесу. У ног их цвел душистый ясменник, из травы выглядывали чудесные бледно-розовые анемоны. - О, если б вечно царила весна в благоуханном датском буковом лесу!

- Как хорошо здесь летом! - сказала она, когда они проносились мимо старой барской усадьбы с древним рыцарским замком. Красные стены и зубчатые фронтоны отражались во рвах с водой, где плавали лебеди, заглядывая в старинные прохладные аллеи. Волновались, точно море, нивы, канавы пестрели красными и желтыми полевыми цветами, по изгородям вился дикий хмель и цветущий вьюнок. А вечером взошла большая и круглая луна, с лугов пахнуло сладким ароматом свежего сена. - Это не забудется никогда!

- Как чудно здесь осенью! - сказала девочка, и свод небесный вдруг стал вдвое выше и синее. Лес окрасился в чудеснейшие цвета - красный, желтый, зеленый. Вырвались на волю охотничьи собаки. Целые стаи дичи с криком летали над курганами, где лежат старые камни, обросшие кустами ежевики. На темно-синем море забелели паруса. Старухи, девушки и дети обирали хмель и бросали его в большие чаны. Молодежь распевала старинные песни, а старухи рассказывали сказки про троллей и домовых. - Лучше не может быть нигде!

- А как хорошо здесь зимою! - сказала девочка, и все деревья оделись инеем, ветки их превратились в белые кораллы. Захрустел под ногами снег, словно все надели новые сапоги, а с неба одна за другой посыпались падучие звезды. В домах зажглись елки, увешанные подарками; люди радовались и веселились. В деревне, в крестьянских домах, не умолкали скрипки, летели в воздух яблочные пышки. Даже самые бедные дети говорили: "Как все-таки чудесно зимою!"

Да, это было чудесно! Девочка показывала все мальчику, и повсюду благоухала бузина, повсюду развевался красный флаг с белым крестом, флаг, под которым плавал бывший матрос из Новой слободки. И вот мальчик стал юношей, и ему тоже пришлось отправиться в дальнее плавание в теплые края, где растет кофе. На прощанье девочка дала ему цветок со своей груди, и он спрятал его в книгу. Часто вспоминал он на чужбине свою родину и раскрывал книгу - всегда на том месте, где лежал цветок! И чем больше юноша смотрел на цветок, тем свежее тот становился, тем сильнее благоухал, а юноше казалось, что он слышит аромат датских лесов. В лепестках же цветка ему виделось личико голубоглазой девочки, он словно слышал ее шепот: "Как хорошо тут и весной, и летом, и осенью, и зимой!" И сотни картин проносились в его памяти.

Так прошло много лет. Он состарился и сидел со своею старушкой женой под цветущим деревом. Они держались за руки и говорили о былом, о своей золотой свадьбе, точь-в-точь как их прадед и прабабушка из Новой слободки. Голубоглазая девочка с бузинными цветками в волосах и на груди сидела в ветвях дерева, кивала им головой и говорила: "Сегодня ваша золотая свадьба!" Потом она вынула из своего венка два цветка, поцеловала их, и они заблестели, сначала как серебро, а потом как золото. А когда девочка возложила их на головы старичков, цветы превратились в золотые короны, и муж с женой сидели точно король с королевой, под благоухающим деревом, так похожим на куст бузины. И старик рассказал жене историю о Бузинной матушке, как сам слышал ее в детстве, и обоим казалось, что в той истории очень много похожего на историю их жизни. И как раз то, что было похожего, им и нравилось больше всего.

- Вот так! - сказала девочка, сидевшая в листве. - Кто зовет меня Бузинной матушкой, кто Дриадой, а настоящее-то мое имя Воспоминание. Я сижу на дереве, которое все растет и растет. Я все помню, обо всем могу рассказать! Покажи-ка, цел ли еще у тебя мой цветок?

И старик раскрыл книгу: бузинный цветок лежал такой свежий, точно его сейчас только вложили между листами. Воспоминание ласково кивало старичкам, а те сидели в золотых коронах, озаренные пурпурным закатным солнцем. Глаза их закрылись, и... и... Да тут и сказке конец!

Мальчик лежал в постели и сам не знал, видел ли он все это во сне или только слышал. Чайник стоял на столе, но бузина из него не росла, а старичок собрался уходить и ушел.

- Как чудесно! - сказал мальчик. - Мама, я побывал в теплых краях!

- Верно! Верно! - сказала мать. - После двух таких чашек бузинного чая не мудрено побывать в теплых краях. - И она хорошенько укутала его, чтобы он не простыл. - Ты таки славно поспал, пока мы спорили, сказка это или быль!

- А где же Бузинная матушка? - спросил мальчик.

- В чайнике! - ответила мать. - Там ей и быть.

2 апреля 1805 года Оденсе, Датско-норвежская уния. Его отец — Ханс Андерсен (1782—1816) был бедным сапожником (башмачником). Мама — Анна Мари Андерсдаттер (1775—1833), была прачкой из бедной семьи, и ей приходилось в детстве просить подаяние. После кончины была похоронена на кладбище для бедных.

В самой Дании существует легенда о королевском происхождении Андерсена, так как в ранней биографии Ханс Кристиан писал, что в детстве играл с принцем Фритсом, который впоследствии стал королём Фредериком VII. Среди друзей у уличных мальчишек у него не было, и дружба была только с принцем. Дружба Андерсена с принцем Фритсом якобы продолжалась и во взрослом возрасте, до самой смерти последнего. После смерти Фритса, за исключением родственников, к гробу покойного был допущен один только Андерсен.

С детства Андерсен писал пьесы, часто устраивал импровизированные домашние спектакли, вызывавшие смех и издёвки детей.
Он рос утончённо нервным, эмоциональным и восприимчивым ребёнком.
В те времена обычными делами в школах было физические наказания детей, поэтому мальчик очень боялся ходить в школу, и тогда его мама отдала его в еврейскую школу, где физические наказания в отношении детей были запрещены.
С того времени и пошла навсегда сохранившаяся связь Андерсена с еврейским народом и знание его традиций и культуры.
Он даже написал несколько сказок и рассказов на еврейские темы (роман «Only a fiddler» (Всего лишь скрипач).

В 1819 году в Копенгагене его литературные опыты привлекли внимание дирекции театра. В 1826 — 1827 годах было опубликовано несколько его стихотворений. Став студентом, он написал книгу «Путешествие пешком от Хольмен-канала до восточного мыса острова Амагер» (1829).

В произведениях «Теневые картины» (1831) и «Агнета и Водяной» (1834) были намечены зёрна будущих сказок писателя. В романах «Импровизатор» (1835, русский перевод 1844) и «Только скрипач» (1837) нашёл выражение типичный для романтиков конфликт поэта-мечтателя с пошлостью и бессердечием «света».

В 1835 — 1837 годах Ханс Кристиан Андерсен издал 3 сборника «Сказок, рассказанных для детей», куда вошли «Принцесса на горошине», «Русалочка», «Новое платье короля» и другие произведения.

В «Книге картин без картин» (1840) Андерсен показал себя мастером миниатюрной новеллы. Его пьеса «Мулат» (1840) была направлена против расового неравенства. Книга путевых очерков «Базар поэта» (1842) — первый вариант автобиографии «Сказка моей жизни» (1846, русский перевод 1851, 1889). В романе «Две баронессы» (т. 1 — 3, 1849) писатель критически изобразил феодальное прошлое страны. Но в историю мировой литературы Андерсен вошёл и утвердился как гениальный сказочник, удивительно сочетающий романтику и реализм, фантазию и юмор, иногда иронию и сатиру, блестящим образцом которой является, например, сказка «Новое платье короля», высоко оцененная русским писателем Львом Николаевичем Толстым.

Оружием смеха Ханс Кристиан разил мир эгоизма и корысти, лести, спеси и самодовольства.

Андерсен (Andersen) Ханс Кристиан
Датский писатель.
Гениальный сказочник

В 1829 году опубликованный Андерсеном фантастический рассказ «Пешее путешествие от канала Холмен к восточной оконечности Амагера» принёс писателю известность. Андерсен пишет большое количество литературных произведений, в том числе в 1835 году — прославившие его «Сказки». В 1840-х годах Андерсен попытался вернуться на подмостки, но без особого успеха. В то же время он подтвердил свой талант, издав сборник «Книга с картинками без картинок».

Во второй половине 1840-х и в следующие годы Андерсен продолжал публиковать романы и пьесы, тщетно пытаясь прославиться как драматург и романист.

В 1871 году состоялась премьера первого балета по его сказкам — «Сказки в картинах». Несмотря на то, что премьера была неудачной, Андерсен содействовал вручению Анкеровской премии балетмейстеру, своему другу и единомышленнику Августу Бурнонвилю.

В 1872 году Андерсен упал с кровати, сильно расшибся и больше уже не оправился от травм, хотя прожил ещё три года. Он скончался 4 августа 1875 года и похоронен на кладбище Ассистэнс (датск.)русск. в Копенгагене.

Андерсен (Andersen) Ханс Кристиан
Датский писатель. Гениальный сказочник

Гадкий утенок

Стояла прекрасная летняя погода, и всё живое наслаждалось солнцем и покоем. Одной только утке было не до радостей: сидя в лопухах, она была занята чрезвычайно важным делом - высиживанием птенцов.

Наконец яичные скорлупки треснули, и утята выкарабкались из скорлупок. Утка обрадовалась прелестным деткам. Однако радость её была преждевременной: самое большое яйцо было целёхоньким и никак не хотело лопаться. Наконец и большое яйцо треснуло. Но какой же некрасивый, гадкий птенец вывалился наружу! Утка-мама даже крыльями всплеснула от негодования:

- Уж не индюшонок ли это? - подумала она вслух. - Сейчас мы узнаем это!

И утка заковыляла к канаве с водой. Весь её выводок шёл сзади, а замыкал шествие самый большой и самый некрасивый утёнок.

- Кря-кря, за мной! - скомандовала утка, бросившись в воду.

Утята один за другим последовали её примеру. Не отставал от них и гадкий утёнок: он быстрее других освоил навыки плаванья.

- Нет, это не индюшонок, это мой собственный сын! - довольно сказала утка и, собрав всех детей, повела их знакомиться с обитателями птичьего двора. Особенно ей хотелось заслужить похвалу знатной утки с красным лоскутком на лапке.

- Хорошие у тебя детишки, - сказала знатная утка, - кроме одного. Этот бедняга не удался. Ну ладно, будьте как дома!

И новорождённые утята стали вести себя как дома: бегали, дрались, искали еду. Только бедному гадкому утёнку никто не давал проходу: его били, дразнили все кому не лень. Над ним смеялись, его толкали, щипали и гнали... Даже собственная мать сердито сказала:

- Глаза б мои на тебя не глядели!

И утёнок не выдержал: однажды он бросился бежать с птичьего двора, сам не зная куда. И бежал до тех пор, пока не упал от усталости в болото, где жили дикие утки.

Утки хорошенько рассмотрели нового товарища, и, не упустив случая покритиковать его за редкостную некрасивость, милостиво разрешили жить рядом с собой.

Утёнок пил болотную воду, ел червяков и был счастлив, что никто не обижает его.

Но вскоре случилась беда. Болото окружили охотники и устроили такую пальбу, что облака дыма поднялись до верхушек деревьев. Никому из диких уток не удалось спастись от метких пуль. Повезло лишь одному утёнку: он был невелик, и камыши надёжно скрыли его от охотников.

К вечеру пальба стихла, но до самого утра утёнок был ни жив ни мёртв от страха. Наконец он осмелел, встал и бросился бежать.

Погода испортилась, подул сильный ветер, и бедняжка совсем выбился из сил...

К счастью, он увидел маленькую убогую избушку. Дверь избушки соскочила с одной петли и не закрывалась до конца. Вот через эту щель утёнок и протиснулся внутрь.

В избушке жила старуха со своим котом, который умел мурлыкать, выгибать спину и пускать искры. Ещё в доме жила курица, которая прилежно несла яйца, за что хозяйка очень любила её.

Увидев утёнка, кот замурлыкал, курица закудахтала, а старуха приняла утёнка за жирную утку, отбившуюся от дома.

- Вот хорошо! - сказала она. - Теперь у меня будут и утиные яйца, если только это не селезень!

Но прошло время, а яиц не было. Кот и курица чувствовали себя хозяевами в доме и частенько обижали утёнка.

- Я думаю, мне лучше уйти! - не выдержал однажды утёнок.

- Иди-иди, - ответили ему кот и курица. - Кому ты нужен здесь?

И утёнок пошёл, куда глаза глядят, пока не добрался до озера, где и решил обосноваться. За лето он подрос, научился отлично плавать. Но все по-прежнему смеялись над ним, называли гадким и некрасивым.

Наступила осень. Тяжёлые свинцовые тучи поползли по небу, роняя холодные капли дождя. Птицы потянулись в тёплые края.

Как-то под вечер из-за леса поднялась стая больших дивных птиц. Никогда ещё утёнок не видел такой красоты: все птицы были белые, как снег, с длинными гибкими шеями и могучими крыльями. Утёнок не знал, как зовут этих птиц, но непонятная тревога охватила его, и он понял, что полюбил их.

А между тем пришла настоящая зима.

Не стоит рассказывать, каких бед натерпелся утёнок в эту зиму, сколько страданий выпало на его долю! Но всему приходит конец: закончилась холодная зима, и пришла долгожданная весна.

Утёнок выбрался из камышей, в которых жил последние дни, взмахнул крыльями и полетел. Он с удивлением отметил, что крылья его стали куда как крепче и сильней.

И вот он очутился в яблоневом саду у прекрасного озера. Всё цвело и благоухало.

Вдруг из-за тростниковых зарослей показались три прекрасные белые птицы, точно такие, каких видел наш утёнок на осеннем небосклоне.

- Поплыву я к этим дивным птицам, - подумал утёнок. - Пусть лучше они заклюют меня за то, что я посмел приблизиться к ним, чем терпеть обиды и голод!

И он поплыл к ним навстречу.

- Убейте меня! - сказал утёнок и склонил голову.

Но, о чудо! В зеркальной воде он увидел собственное отражение. Это был не серый гадкий утёнок, а прекрасный белый лебедь.

В это время в сад прибежали дети и закричали:

- Посмотрите, новый лебедь прилетел. Он самый красивый, самый молодой!

Старые лебеди склонили перед ним свои головы.

А утёнок, сам не зная почему, смутился, спрятал голову под крыло и прошептал:

- Разве мог я мечтать о таком счастье, когда был гадким утёнком?!

Андерсен (Andersen) Ханс Кристиан
Датский писатель. Гениальный сказочник
(1805-1875)

Новое платье короля (Keiserens nye Klæder, 1837)

Художник Антон Ломаев

Много лет назад жил-был на свете король; он так любил наряжаться, что тратил на новые платья все свои деньги, и парады, театры, загородные прогулки занимали его только потому, что он мог тогда показаться в новом наряде. На каждый час дня у него был особый наряд, и как про других королей часто говорят: «Король в совете», так про него говорили: «Король в гардеробной».

В столице этого короля жилось очень весело; почти каждый день приезжали иностранные гости, и вот раз явилось двое обманщиков. Они выдали себя за ткачей и сказали, что могут изготовлять такую чудесную ткань, лучше которой ничего и представить себе нельзя: кроме необыкновенно красивого рисунка и расцветки, она отличается ещё удивительным свойством — становиться невидимой для всякого человека, который не на своём месте или непроходимо глуп.

«Да, вот это будет платье! — подумал король. — Тогда ведь я могу узнать, кто из моих сановников не на своём месте и кто умён, а кто глуп. Пусть поскорее изготовят для меня такую ткань».

И он дал обманщикам большой задаток, чтобы они сейчас же принялись за дело.

Те поставили два ткацких станка и стали делать вид, будто усердно работают, а у самих на станках ровно ничего не было. Нимало не стесняясь, они требовали для работы тончайшего шёлку и чистейшего золота, всё это припрятывали в карманы и просиживали за пустыми станками с утра до поздней ночи.

«Хотелось бы мне посмотреть, как подвигается дело!» — думал король. Но тут он вспоминал о чудесном свойстве ткани, и ему становилось как-то не по себе. Конечно, ему нечего бояться за себя, но... всё-таки лучше сначала пошёл бы кто-нибудь другой! А между тем молва о диковинной ткани облетела весь город, и всякий горел желанием поскорее убедиться в глупости или непригодности своего ближнего.

«Пошлю-ка я к ним своего честного старика министра, — подумал король. — Уж он-то рассмотрит ткань: он умён и с честью занимает своё место».

И вот старик министр вошёл в залу, где за пустыми станками сидели обманщики.

«Господи помилуй! — подумал министр, тараща глаза. — Да ведь я ничего не вижу!»

Только он не сказал этого вслух.

Обманщики почтительно попросили его подойти поближе и сказать, как нравятся ему узор и краски. При этом они указывали на пустые станки, а бедный министр, как ни таращил глаза, всё-таки ничего не видел. Да и видеть было нечего.

«Ах ты господи! — думал он. — Неужели я глуп? Вот уж чего никогда не думал! Упаси господь, кто-нибудь узнает!.. А может, я не гожусь для своей должности?.. Нет, нет, никак нельзя признаваться, что я не вижу ткани!»

— Что ж вы ничего не скажете нам? — спросил один из ткачей.

— О, это премило! — ответил старик министр, глядя сквозь очки. — Какой узор, какие краски! Да, да, я доложу королю, что мне чрезвычайно понравилась ваша работа!

— Рады стараться! — сказали обманщики и принялись расписывать, какой тут необычайный узор и сочетания красок. Министр слушал очень внимательно чтобы потом повторить всё это королю. Так он и сделал.

Теперь обманщики стали требовать ещё больше денег, шёлку и золота; но они только набивали себе карманы, а на работу не пошло ни одной нитки. Как и прежде, они сидели у пустых станков и делали вид, что ткут.

Потом король послал к ткачам другого достойного сановника. Он должен был посмотреть, как идёт дело, и узнать, скоро ли работа будет закончена. С ним было то же самое, что и с первым. Уж он смотрел, смотрел, а всё равно ничего, кроме пустых станков, не высмотрел.

— Ну, как вам нравится? — спросили его обманщики, показывая ткань и объясняя узоры, которых и в помине не было.

«Я не глуп, — думал сановник. — Значит, я не на своём месте? Вот тебе раз! Однако нельзя и виду подавать!»

И он стал расхваливать ткань, которой не видел, восхищаясь красивым рисунком и сочетанием красок.

— Премило, премило! — доложил он королю.

Скоро весь город заговорил о восхитительной ткани.

Наконец и сам король пожелал полюбоваться диковинкой, пока она ещё не снята со станка.

С целою свитой избранных придворных и сановников, в числе которых находились и первые два, уже видевшие ткань, явился король к хитрым обманщикам, ткавшим изо всех сил на пустых станках.

— Magnifique! (Чудесно — франц.) Не правда ли? — вскричали уже побывавшие здесь сановники. — Не угодно ли полюбоваться? Какой рисунок... а краски! И они тыкали пальцами в пространство, воображая, что все остальные видят ткань.

«Что за ерунда! — подумал король. — Я ничего не вижу! Ведь это ужасно! Глуп я, что ли? Или не гожусь в короли? Это было бы хуже всего!»

— О да, очень, очень мило! — сказал наконец король. — Вполне заслуживает моего одобрения!

И он с довольным видом кивал головой, рассматривая пустые станки, — он не хотел признаться, что ничего не видит. Свита короля глядела во все глаза, но видела не больше, чем он сам; и тем не менее все в один голос повторяли: «Очень, очень мило!» — и советовали королю сделать себе из этой ткани наряд для предстоящей торжественной процессии.

— Magnifique! Чудесно! Ехсеllent! — только и слышалось со всех сторон; все были в таком восторге! Король наградил обманщиков рыцарским крестом в петлицу и пожаловал им звание придворных ткачей.

Всю ночь накануне торжества просидели обманщики за работой и сожгли больше шестнадцати свечей, — всем было ясно, что они очень старались кончить к сроку новое платье короля. Они притворялись, что снимают ткань со станков, кроят её большими ножницами и потом шьют иголками без ниток. Наконец они объявили:

— Готово!

Король в сопровождении свиты сам пришёл к ним одеваться. Обманщики поднимали кверху руки, будто держали что-то, приговаривая:

— Вот панталоны, вот камзол, вот кафтан! Чудесный наряд! Лёгок, как паутина, и не почувствуешь его на теле! Но в этом-то вся и прелесть!

— Да, да! — говорили придворные, но они ничего не видали — нечего ведь было и видеть.

— А теперь, ваше королевское величество, соблаговолите раздеться и стать вот тут, перед большим зеркалом! — сказали королю обманщики. — Мы оденем вас!

Художник Антон Ломаев

Король разделся догола, и обманщики принялись наряжать его: они делали вид, будто надевают на него одну часть одежды за другой и наконец прикрепляют что-то в плечах и на талии, — это они надевали на него королевскую мантию! А король поворачивался перед зеркалом во все стороны.

— Боже, как идёт! Как чудно сидит! — шептали в свите. — Какой узор, какие краски! Роскошное платье!

— Балдахин ждёт! — доложил обер-церемониймейстер.

— Я готов! — сказал король. — Хорошо ли сидит платье?

И он ещё раз повернулся перед зеркалом: надо ведь было показать, что он внимательно рассматривает свой наряд.

Камергеры, которые должны были нести шлейф королевской мантии, сделали вид, будто приподняли что-то с пола, и пошли за королём, вытягивая перед собой руки, — они не смели и виду подать, что ничего не видят.

И вот король шествовал по улицам под роскошным балдахином, а люди, собравшиеся на улицах, говорили:

— Ах, какое красивое это новое платье короля! Как чудно сидит! Какая роскошная мантия!

Ни единый человек не сознался, что ничего не видит, никто не хотел признаться, что он глуп или сидит не на своём месте. Ни одно платье короля не вызывало ещё таких восторгов.

— Да ведь он голый! — закричал вдруг какой-то маленький мальчик.

— Послушайте-ка, что говорит невинный младенец! — сказал его отец, и все стали шёпотом передавать друг другу слова ребёнка.

— Да ведь он совсем голый! Вот мальчик говорит, что он совсем не одет! — закричал наконец весь народ.

И королю стало жутко: ему казалось, что они правы, но надо же было довести церемонию до конца!

И он выступал под своим балдахином ещё величавее, а камергеры шли за ним, поддерживая мантию, которой не было.

перевод: Анна Васильевна Ганзен (1869—1942)

Андерсен Ханс Кристиан. Elisabeth Jerichau-Baumann Portrait of H.C. Andersen 1850 г.

Сказки Ганса-Христиана Андерсена знают все. И маленькую отважную девочку Герду, не испугавшуюся Снежной королевы, и нежную Элизу, исколовшую все пальцы крапивой, пока она шила волшебные рубашки для братьев-лебедей... Все помнят, что в сказках только этого человека из поленьев могут расцвести розы. А вещи у него по ночам разговаривают и рассказывают свои чудесные истории: любви, разочарований, надежд...

Но что мы знаем о самом этом человеке, кроме того, что он жил в прошлом веке в Дании? Почти ничего. Как пишут переводчики А. и П. Ганзен: "К сожалению, такова судьба авторов самых любимых детских книг: убыв по возрасту из мира, куда уже не вернуться ни в сундуке-самолете, ни в семимильных сапогах, мы редко любопытствуем, кто же был тот, кто незримо был рядом с нами всё детство".

Стало грустно от этих строк и захотелось хоть немного рассказать вам о Великом Сказочнике, опираясь на тот небольшой биографический материал, что мне удалось найти.

Никто не расскажет о том, что было, лучше автора.

Поэтому предоставим слово самому Гансу-Христиану Андерсену.

Он писал: "Жизнь моя настоящая сказка, богатая событиями, прекрасная! Если бы в ту пору, когда я бедным, беспомощным ребенком пустился по белу свету, меня встретила на пути могущественная фея и сказала мне: "Избери себе путь и дело жизни и я, согласно с твоими дарованиями и по мере разумной возможности, буду охранять и направлять тебя!" - и тогда жизнь моя не стала бы лучше, счастливее, радостнее..."

"В 1805 году в городке Оденсе (на острове Фиония, Дания) - продолжает Андерсен, - в бедной каморке жила молодая пара - муж и жена, бесконечно любившие друг друга: молодой двадцатилетний башмачник, богато одаренная поэтическая натура, и его жена, несколькими годами старше, не знающая ни жизни, ни света, но с редким сердцем. Только недавно вышедший в мастера, муж своими руками сколотил всю обстановку сапожной мастерской и даже кровать. На этой кровати 2 апреля 1805 года и появился маленький, орущий комочек - я, Ганс-Христиан Андерсен. Я рос единственным и потому балованным ребенком; часто мне приходилось выслушивать от матери, какой я счастливый, мне-то ведь живется куда лучше, чем жилось в детстве ей самой: ну, прямо настоящий графский сынок! - говорила она. Её саму, когда она была маленькой, выгоняли из дому, просить милостыню. Она никак не могла решиться и целые дни просиживала под мостом, у реки. Слушая ее рассказы об этом я заливался горючими слезами". (Г.-Х. Андерсен "Сказка моей жизни". 1855 год, перевод А. Ганзен) Уже в раннем детстве мальчик отличался эмоциональностью и тонким восприятием мира. Даже самые незначительные впечатления оставляли глубокий след в его душе.

"Помню я событие, случившееся когда мне минуло шесть лет, - появление кометы в 1811 году. Матушка сказала мне, что комета столкнется с землей и разобьёт ее вдребезги или случится какая-нибудь другая ужасная вещь. Я прислушивался ко всем слухам вокруг и суеверие пустило во мне такие же глубокие и крепкие корни, как и настоящая вера. (Там же.)

Понятие о вере привил Андерсену отец, человек любивший без памяти книги и обладавший не только живым и тонким воображением, но и большой долей здравого смысла. Андерсен вспоминал: "Отец читал нам вслух не только комедии и рассказы, но исторические книги и Библию. Он глубоко вдумывался в то, что читал, но когда заговаривал об этом с матушкой, оказывалось, что она не понимает его; оттого он с годами все больше замыкался в себе. Однажды он раскрыл Библию и сказал: "Да, Иисус Христос был тоже человеком, как и мы, но человеком необыкновенным!" Мать пришла от его слов в ужас и залилась слезами. Я тоже перепугался и стал просить у Бога прощения моему отцу за такое богохульство".

На все увещевания о Божьем гневе и происках дьявола умный сапожник отвечал: "Нет никакого дьявола кроме того, что мы носим в своем сердце!" Он очень любил своего маленького сына, общался в основном с ним: читал ему вслух разные книги, гулял по лесу. Заветной мечтой башмачника было жить в маленьком доме с палисадником и розовыми кустами. Позже подобные дома опишет Андерсен в своих знаменитых сказках. Но мечте этой не суждено было исполниться! От физического перенапряжения - он так желал, чтобы семья его ни в чем не нуждалась! - отец Ганса-Христиана заболел и скоропостижно умер. Матери, для того, чтобы содержать сына и иметь возможность откладывать деньги на его учебу, пришлось искать поденную работу. Она зарабатывала стиркой белья. А худой долговязый мальчуган с огромными голубыми глазами и неистощимой фантазией целыми днями сидел дома. Закончив несложные хлопоты по хозяйству, забивался в уголок и разыгрывал представления в своем домашнем кукольном театре, который ему смастерил покойный отец. Пьесы для своего театра он сочинял сам!

По соседству с Андерсенами жила семья священника Бункефлода: его вдова с сестрами. Они полюбили любознательного мальчика и часто приглашали к себе. "В этом доме, - писал Андерсен, - я впервые услышал слово "поэт", произносимое с благоговением, как нечто священное..." В этом же доме Ганс-Христиан впервые познакомился с произведениями Шекспира, и под влиянием прочитанных пьес и драм, сочинил свою. Она называлась: "Карась и Эльвира" и была гордо прочитана вслух соседке-кухарке. Та грубо осмеяла ее. Юный автор залился слезами. Мать утешала его: "Это она говорит потому, что не ее сын написал такую пьесу!" Ганс-Христиан успокоился и взялся за новые труды.

"Моя любовь к чтению, - писал он впоследствии, - хорошая память - я знал наизусть множество отрывков из драматических произведений - и, наконец, прекрасный голос - все это вызывало некоторый интерес ко мне со стороны лучших семейств нашего городка". С особенной теплотой Андерсен вспоминал семейство полковника Хёг-Гульберга.

Полковник попытался оказать мальчику протекцию и представил Ганса-Христиана жившему тогда во дворце, в Оденсе (как мала прекрасная Дания!), наследному принцу Кристиану. (Впоследствии королю Кристиану VIII.)

Андерсен мало пишет о последствиях этой аудиенции, но видимо, именно она оказала решающее влияние на Ганса-Христиана, который вскоре поступил в школу, где преподавали только Закон Божий, письмо и арифметику, да и то из рук вон плохо. "Я едва мог правильно написать хоть одно слово, - вспоминал Андерсен позднее. - Уроков я дома никогда не готовил - учил их кое-как по дороге в школу. Часто уносился мечтами Бог весть куда, бессознательно глядя на увешанную картинами стену, и мне порядком доставалось за это от учителя. Очень любил я, - прибавляет писатель, - рассказывать другим мальчикам удивительные истории, в которых главным действующим лицом, являлся, конечно, я сам. Меня часто за это поднимали на смех".

Горькое признание! Городок был мал, все быстро становилось известным. Когда Ганс возвращался из школы за ним следом бежали мальчишки и, дразнясь, кричали: "Вон, бежит сочинитель комедий!" Добежав до дому, Ганс забивался в угол, часами плакал и молился Богу...

Мать, видя странные увлечения сына, приносящие одно только горе его впечатлительному сердцу, решила отдать его в учение к портному, чтобы вылетели из головы детские нелепые фантазии.

Ганс-Кристиан пришел в ужас от такой перспективы своей судьбы!

"Я принялся умолять мать позволить мне лучше попытать счастья, отправившись в Копенгаген (это было в 1819 году), который в моих глазах тогда был столицей мира. "Что ты там собираешься делать?" - спросила мать. "Я прославлю тебя" - ответил, и рассказал ей о том, что знал о замечательных людях, родившихся в бедности. "Сначала, конечно, придется много-много претерпеть, а потом и прославишься!" - говорил я. Меня охватило какое-то непостижимое увлечение, я плакал, просил, и мать, наконец уступила моим просьбам... Она связала все мои пожитки в один скромный узелок, договорилась с почтальоном, и тот обещал привезти меня в Копенгаген без билета всего за три дня... Наконец, день отъезда наступил. Матушка печально проводила меня за городские ворота...

Почтальон затрубил в свой рожок; стоял прекрасный солнечный день и в моей детской душе засияло солнышко: вокруг меня было столько нового, да и к тому же я ведь направлялся к цели всех моих стремлений.

Тем не менее, когда мы в Нюборге пересели на корабль и стали удаляться от родного острова, я живо почувствовал всё своё одиночество и беспомощность: у меня не было никого, на кого бы я мог положиться, никого, кроме Господа Бога... (Г.-Х. Андерсен. Сказка моей жизни. Перевод с датского А. и П. Ганзен при участии О. Рождественского. Журнал "Ровесник" No 4. 1991 г).

Первое время, прибыв столицу с несколькими монетками в кармане, Андерсен бедствовал, но затем, благодаря своему голосу, нашел себе покровителей в профессоре консерватории г-не Сибони, композиторе Вейзе, поэте Гольдберге и, главным образом, конференц-советнике Коллине. При их содействии Ганс-Христиан поступил в театральное училище, но потеряв голос, перешел учиться в классическую гимназию и еще на школьной скамье обратил на себя внимание педагогов незаурядным талантом рассказчика и несколькими стихотворениями. Поступив в университет, Андерсен в 1829 году напечатал сатирический рассказ "Путешествие пешком от Гольме-канала до Амака". Лирические его стихотворения имели большой успех и Дания вскоре признала его как поэта. Основные темы поэзии Андерсена - любовь к Родине, пейзажи Дании и христианские темы. Многие замечательные его стихотворения, позже положенные на музыку, были переложением библейских псалмов и сюжетов. Обладая незаурядным умом, и ироничностью по отношению к самому себе, Андерсен, тем не менее, неимоверно страдал от непризнания его таланта и произведений критикой и широким кругом читателей.

В романе "Импровизатор", - тонком психологическом этюде о судьбе художника, чей дар долго пробивался сквозь каменные стены презрения и ненужности, есть множество автобиографических эпизодов. (Этот роман до сих пор считается вершиной творчества Андерсена - прозаика и психолога, но не переиздавался после революции в России! Самым полным изданием на русском языке и сейчас является пятитомник Андерсена в переводе А. и П. Ганзен, изданный в 1895 году! Что тут сказать!)

Константин Паустовский как-то заметил, что очень трудно в сложной биографии Андерсена отыскать тот момент, когда он начал писать сказки. Достоверно известно одно: это было уже в зрелом возрасте. Андерсен приобрел славу поэта, которого знали и в народе: под его колыбельные засыпали дети, и путешественника - вышло несколько книг о его путешествиях по Швеции (1855) и Италии (1842).

Италию он особенно любил. Его книгой "Путевые тени" (1831г) - о впечатлениях в странствиях по белому свету вообще зачитывалось не одно поколение европейцев! На театральной сцене с успехом шли его пьесы: "Мулат", "Первенец", "Грезы короля", "Дороже жемчуга и злата". Правда, смотрел он их с мест в театральном зале, что предназначены были для простого народа и отделялись от роскошных кресел аристократической публики железной полосой! Вот так-то!

Уже первые сказки Андерсена принесли ему славу Величайшего Поэта. Маленькие выпуски - брошюры сказок зачитывались до дыр, издания с картинками раскупались в пять минут, стихи и песенки из этих сказок заучивались детьми наизусть. А критики смеялись!

Андерсен с горечью писал об этом своему английскому другу Чарльзу Диккенсу, говоря, что "Дания - такая же гниль, как гнилые острова на которых она выросла!"

Но минуты отчаянья быстро проходили, особенно в обществе детей, которые очень любили худенького, высокого, остроносого господина в черном сюртуке с неизменным цветком в петлице и большим носовым платком в руках. Он был, может быть, не очень-то и красив, но каким живым огнем загорались его огромные голубые глаза, когда он начинал рассказывать детям свои необыкновенные истории!

О самых серьезных вещах в сказке он умел рассказать простым и ясным языком. А. Ганзен, непревзойденный переводчик Андерсена с датского на русский, писал: "Воображение у него - совсем детское. Потому его картины так легки и доступны. Это волшебный фонарь поэзии. Все, чего бы он не коснулся, оживает перед его глазами. Дети любят играть разными обломками деревяшек, лоскутками материи, черепками, кусочками камней... У Андерсена то же самое: заборный кол, две грязные тряпки, заржавелая штопальная игла... Картины Андерсена так обаятельны, что часто производят впечатление волшебных сновидений. Не только окружающие его предметы - например, цветы, трава, но и даже стихии природы, чувства и отвлеченные понятия принимают живые образы, превращаются в людей..." (Цитируется по: Брокгауз и Ефрон. Биографии. Т. 1. Андерсен.)

Воображение у Андерсена было настолько сильным и необычным, что иногда его с недоумением называли колдуном и ясновидцем: посмотрев раза два на человека он мог многое рассказать о нем, будучи с ним совершенно незнаком. Многие читали эпизод из биографии сказочника (в переложении К.Г. Паустовского) о его ночном путешествии с тремя девушками, каждой из которых он предсказал судьбу. Самое странное то, что все его предсказания имели реальную почву и сбылись! Девушек этих он прежде никогда не видел. А они были потрясены встречей с Андерсеном и на всю жизнь сохранили о нем самые благоговейные воспоминания!

За столь божественный дар творения и воображения Андерсен заплатил немалую цену. Он умер в полном одиночестве на своей вилле Ролигхед 4 августа 1875 года, после долгой болезни, начавшейся еще в 1872 году. В литературоведческих источниках глухо упоминается о его несчастной любви к знаменитой датской певице и актрисе "ослепительной" Иени Линд. Когда начался этот красивый и поэтический роман - неизвестно. Закончился он разрывом. Андерсен посчитал, что его призвание важнее и сильнее семейных уз. А может быть, так посчитала Иени... никто не узнает теперь...

P.S. Еще при жизни довелось Андерсену увидеть свой собственный памятник и иллюминацию в Оденсе, предсказанную гадалкой в далеком 1819 году его матери. Он улыбался, глядя на себя, скульптурного. Маленький оловянный солдатик, подаренный бедным мальчиком и лепестки той розы, что протянула голубоглазая девчушка, когда он гулял по улице были ему дороже всех наград и памятников. И солдатик и лепестки бережно хранились в шкатулке. Он часто перебирал их пальцами, вдыхал увядший, тонкий аромат и вспоминал слова поэта Ингемана, сказанные ему еще в юности: "Вы обладаете драгоценной способностью находить и видеть жемчуг в любой сточной канаве! Смотрите, не утратьте этой способности. В этом Ваше предназначение, быть может".

Он не утратил. До конца. В ящике его письменного стола друзьями были найдены листки с текстом новой сказки, начатой за несколько дней до смерти и почти законченной. Перо его было столь же летучим и быстрым, как и фантазия!

Андерсен (Andersen) Ханс Кристиан
Датский писатель. Гениальный сказочник
(1805-1875)

О сказке "Гадкий утёнок"

Сказка датского писателя и поэта Ганса Христиана Андерсена, впервые опубликованная 11 ноября 1843 года.
Перевод с датского на русский был выполнен Анной Ганзен.

Гадкий утенок – это сказка-урок написанный Андерсеном в назидание каждому взрослому для детей, чтобы не судили лишь по внешности. Детская сказка Гадкий утенок которую вы сможете читать онлайн на этой странице, может описать наше общество.
Вспомните сами и приучите вашего ребенка к мысли, что вырастая, меняясь и идя на риск, мы способны не только измениться, но превратиться в лебедя.
И несмотря на наше несоответствие окружающему миру, в каждом есть свой лебедь все зависит лишь от того готовы мы его выпустить и найти в себе.

Часто высказывается мнение, что сказка «Гадкий утёнок» является завуалированной автобиографией Ганса Христиана Андерсена.

Современники о внешности Андерсена:

    Он был высок, худощав и крайне своеобразен по осанке и движениям. Руки и ноги его были несоразмерно длинны и тонки, кисти рук широки и плоски, а ступни ног таких огромных размеров, что ему, вероятно, никогда не приходилось беспокоиться, что кто-нибудь подменит его калоши. Нос его был так называемой римской формы, но тоже несоразмерно велик и как-то особенно выдавался вперёд.

По самим местам действия сказки также можно провести параллели с жизнью писателя:

    пустырь, заросший лопухами, где было утиное гнездо — это Оденсе, родной город писателя;
    птичий двор, где клевали и травили гадкого утёнка — столица Дании, Копенгаген;
    дом, где жила старушка с курицей и котом — одна знакомая Андерсену семья, в которой хотя и благожелательно принимали молодого писателя, но всячески наставляли его и учили, как следует жить.

Культурный аспект

    В 1914 году Сергей Прокофьев написал музыкальную сказку «Гадкий утёнок» для голоса и фортепиано.
    «Гадкий утёнок» — опера-притча для сопрано, трёхголосного детского хора и фортепиано: свободная оперная транскрипция Льва Конова (сочинение 1996 года) на музыку Сергея Прокофьева.
    Уолт Дисней выпустил два анимационных фильма по мотивам «Гадкого утёнка». Первый из них вышел в 1931 году и был чёрно-белым, второй мультфильм был цветным и вышел в 1939 году.
    «Гадкий утёнок» — мультипликационный фильм, снятый в СССР режиссёром Владимиром Дегтярёвым в 1956 году на киностудии Союзмультфильм.
    Удивительная история, похожая на сказку - фильм, снятый в СССР в 1966 году на киностудии Моснаучфильм. Фильм основан на сюжете «Гадкого утёнка».
    Лев Конов написал оперу с таким названием.
    «Гадкий утёнок» — полнометражный мультфильм Гарри Бардина 2010 года, авторская интерпретация — притча о ксенофобии.
    "Гадкий утенок" - музыкальная фантазия с одним антрактом в Московском драматическом театре под руководством Армена Джигарханяна.

Нарицательное употребление

    Гадкий утёнок — метафора, описывающая неказистую девочку-подростка, а порой молодое некрасивое существо любого вида и пола.