Владимир Михайлович, вам девяносто девять лет, из них семьдесят девять – на сцене. Вы на пороге дат и цифр, от которых дух захватывает. А у вас какие ощущения?
Владимир Зельдин: «Я не зацикливаюсь на этом. Живу, работаю. На днях у меня творческий вечер состоялся хороший – мы с замечательной актрисой Олей Богдановой на двоих его делаем. Недавно из Италии приехали – выступали там с большим успехом. Во Франции были. Должны были в Англию поехать, но вот эти санкции помешали».
В скольких спектаклях вы сейчас задействованы?
Владимир Зельдин: «В четырех! «Дон Кихот – человек из Ламанчи», «Танцы с учителем», играю Кутузова в «Давным-давно» и у Светы Враговой в театре «Модернъ» – в «Дядюшкином сне». Постановка Бориса Щедрина – неплохая, мне кажется. Я с удовольствием играю роль Князя!»
Недавно был на вашем спектакле «Человек из Ламанчи». Вы поете без фонограммы серьезные арии, произносите длинные монологи, фехтуете на сцене. Просто в голове не укладывается: как вам все это удается?
Владимир: «Ну как вам сказать… Господь Бог это. Правда, у меня нет никаких вредных привычек. Абсолютно! Я не пил и не пью алкоголя вообще – ни вина, ни более крепких напитков».
Не нравятся?
Владимир Зельдин: «Я не понимаю их смысла. Вот мне 10 февраля будет сто лет, а я никогда в жизни папиросу не курил. Ни разу не видел, чтобы отец достал пачку сигарет, бутылку водки или вина».
Может, в этом секрет долголетия? Или ваша работоспособность?
Владимир Зельдин: «Да нет. Иногда не хочу ни работать, ни играть. Хочу просто в тишине посидеть».
Интересно, как проходит ваш свободный день?
Владимир Зельдин: «Сейчас мы с женой живем в Серебряном Бору – там мне выделили дачу. Дышу свежим воздухом, гуляю. В основном сижу, рассуждаю. Иногда смотрю телевизор, если соревнования интересные показывают. Читаю мало, потому что совсем плохо вижу. Это операцию мне неудачно сделали. А так до восьмидесяти пяти лет сам водил машину, вообще был очень спортивный».
С самого детства?
Владимир Зельдин: «Конечно! Именно спорту я обязан своей все еще приличной формой. У нас была большая семья. Отец не очень много зарабатывал, мама тоже – она была учительницей. А мы, дети, обожали спорт, особенно лыжи, которые сами делали из подручных средств. Мы на Красноказарменной улице жили, рядом военная пехотная школа Ашенбренера и Уншлихта, артиллерийское училище, а дальше поле. И мы там на лыжах бегали. Или играли в футбол – тряпичный мяч гоняли. Набивали его всякими опилками, тряпками – он, как ни странно, даже подпрыгивал иногда. Я все свое детство вот такой спортивной самодеятельностью занимался. Может, это меня отвлекло от каких-то вредных привычек».
То есть ни дурных компаний, ни влияния двора?
Владимир Зельдин: «Не было. Я – советский человек, потому что воспитывался в период становления советской власти. Мое поколение было законопослушным, неизбалованным. Мы всему верили, всем газетам – «Правде», «Известиям». Телевидения тогда еще не было».
Даже когда Никита Хрущев обещал построить коммунизм? Вы верили?
Владимир Зельдин: «Конечно. Мне кажется, такого поколения больше не будет, потому что мы очень искренне любили свою страну, свое Отечество, где родились. И самое главное, самое дорогое – жизнь – положили на алтарь Победы над фашистской Германией. Ведь в основном мое поколение все ушло в другой мир, понимаете? Мы все трудились на нашу Победу. И артисты тоже. Мы уезжали на фронт концертными бригадами к солдатам и тоже вносили лепту в нашу Победу, вдохновляя их на борьбу с врагом».
Каким вам запомнился день – 9 мая 1945 года?
Владимир Зельдин: «Я тогда находился в Москве. Помню, как на Красной площади военных обнимали и целовали, чуть ли не на руках носили. Больше никогда я не видел столько счастливых, одновременно плачущих и смеющихся лиц. Ни одному военному не удалось проскочить по улице незамеченным. Чужие люди кидались ему на шею так, словно роднее не было никого на свете. С тех самых пор, наверное, человек в военной форме вызывает у меня безмерное уважение… Еще запомнил, как нам праздничные пайки выдали: полбуханки черного, по двести пятьдесят граммов сыра, полукопченой колбасы, масло, сахар, леденцы и пачка печенья. Помню, я принес, разложил и долго смотрел на этот «натюрморт», не притрагивался. Просто нюхал!»