Нет, не зря Фет переводил восточного поэта-суфия Хафиза, здесь, в этих стихах, отчетливо звучит суфийский мотив «встречи» и обретения возлюбленной после смерти** .
Вообще Фет мне представляется отчасти поэтом мистическим. Вот маленкое стихотворение:
Облаком волнистым
Пыль встаёт вдали;
Конный или пеший –
Не видать в пыли!
Вижу: кто-то скачет
На лихом коне.
Друг мой, друг далёкий,
Вспомни обо мне!
1843
А, каково? С чего вдруг упоминается «далекий друг»? И как это похоже на то, что мы с вами порой переживаем, то ли во сне, то ли наяву. Что-то померещилось – и вдруг нахлынуло... И так важно, чтобы кто-то о тебе в этот миг подумал, тебя вспомнил...
А вот еще, это в отличие от предыдущего, написано уже в старости, в год смерти.
Ель рукавом мне тропинку завесила.
Ветер. В лесу одному
Шумно, и жутко, и грустно, и весело, —
Я ничего не пойму.
Ветер. Кругом всё гудет и колышется,
Листья кружатся у ног,
Чу, там вдали неожиданно слышится
Тонко взывающий рог.
Сладостен зов мне глашатая медного!
Мертвые что мне листы!
Кажется, издали странника бедного
Нежно приветствуешь ты.
1891 г.
Marya_Petrovna_Botkina-Shenshina.jpg
Марья Петровна Боткина-Шеншина
Какая-то фантасмагория творится в обычном лесу. Даже и понять нельзя, что происходит. И вдруг слышен звук рога. Наяву? Или чудится? И о чем это? Мертвые «что мне листы»? О листьях, что кружатся у ног? Или о стихах, написанных на мертвых листах? Уж не зов ли в «иной мир» слышится поэту? И смотрите, как деликатно звучит призыв. Это не труба иерихонская, а тонко взываюший рог. И приветствует он «странника бедного» нежно. Себя автор называет странником, и это слово, конечно же, имеет расширительный смысл - имеется в виду странствие по жизни...
Мистик, суфий... кудесник, умеющий так сказать о любви, как никто ни до него, ни после.
Вот одно из моих любимых, тоже очень коротенькое:
Только в мире и есть, что тенистый
Дремлющих кленов шатер.
Только в мире и есть, что лучистый
Детски задумчивый взор.
Только в мире и есть, что душистый
Милой головки убор.
Только в мире и есть этот чистый
Влево бегущий пробор***.
3 апреля 1883
Что это, как не запечатленный миг счастья, остановленное мгновенье? И не зря под стихотворением стоит точная дата - 3 апреля, «умный» запоминает впечатление от лекции, от книги или фильма – «глупый Фет» запомнил другое: милое девичье личико, чистый, влево бегущий пробор... под густой сенью кленов.
Обычно влюбленный говорит любимой, что она для него все, весь мир с солнцем и планетами. У Фета – по-другому. Для него любимая - это и есть весь мир, и даже любая частица ее туалета, ее лица, волос заменяют ему солнце и планеты... Вот это гипербола так гипербола, согласитесь! Такой вот «субъективный идеализм».
А вы заметили, какая в этих стихах легкость, прозрачность, невесомость? Удивительно, сам Афанасий Афанасьевич внешне был резко несозвучен своим стихам: грузный, с расплывшейся фигурой. Будучи приведен Тургеневым в гости к семье Виардо, был очарован хозяйкой, а ей – сильно не понравился. Нет, не таким она представляла поэта, да и ел много, в общем личность совсем не поэтическая.
Скажу, что были в Фете черты, не очень свойственнные поэтам: расчетливость, хозяйственность, предпринимательский азарт. Женившись на сестре давнего друга Василия Боткина и взяв за женой большое приданое, сумел Афанасий Афанасьевич превратить купленную им Степановку в Орловской губернии в образцовое хозяйство. Но за всем нужен был пригляд. На долгие годы, почти на 17 лет, поэзия была заброшена. Иссяк источник? Да видно, не иссяк. В поздние годы появляются такие шедевры, как уже процитированное Alter Ego.
А в начале периода нового обретения «звуков» было стихотворение, ставшее известным романсом:
Сияла ночь. Луной был полон сад…
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна — любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
1877 г.
Это удивительные стихи. И снова в той, кого в этот момент избирает сердце, воплощено все – любовь, цель жизни, да и сама жизнь. Связано это восприятие с музыкой, с воздействием пения. Известно, что написаны эти стихи под влиянием музыкального вечера у Толстых, на котором пела сестра Софьи Андреевны Толстой – Татьяна Кузминская. И вот я думаю: можем ли мы сегодня, могут ли мои современники, слушать вокальный концерт с вечера до зари? Да и как найти такую исполнительницу, которая будет петь до утра «в слезах изнемогая»? Невозможно.
Как и то, что нет сегодня такого поэта, который смог бы выразить словом эти впечатления.
33796.jpg
А этих стихов, вернее, этого романса, я касаюсь в одной своей статье, где говорится о «глухоте» исполнителей, не слышащих стихотворный размер и рифму и произвольно их искажающих****. Раз уж заговорили о романсах, не могу не вспомнить один недавний спор. Знакомая утверждала, что романс «О долго буду я в молчаньи ночи тайной» написан Рахманиновым «вопреки» его содержанию. Я не согласилась. Это один из моих любимых романсов, по-моему, Рахманинов не только передал его смысл, но и усилил его.
Вот стихи:
..
О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной,
Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,
Перстам послушную волос густую прядь
Из мыслей изгонять и снова призывать;
Дыша порывисто, один, никем не зримый,
Досады и стыда румянами палимый,
Искать хотя одной загадочной черты
В словах, которые произносила ты;
Шептать и поправлять былые выраженья
Речей моих с тобой, исполненных смущенья,
И в опьянении, наперекор уму,
Заветным именем будить ночную тьму.
1844 г.
Стихи ранние, но Фет узнается и в них. Идет нагнетанье состояний, которые посещают юношу Фета в молчанье ночи. В отсутствии возлюбленной он вспоминает все, что с ней связано: ее волосы, лепет, улыбку, случайный взор, свой поиск во всем этом чего-то загадочного. Он сам понимает, что нужно избавиться от наваждения, уж очень долго он помнит все до мелочей, а ведь женщина оказалась «коварной» («коварный лепет»). Но снова, наперекор уму, «глупый Фет» будит ночную тьму «заветным именем", громко произнося имя коварной возлюбленной. И вот у Рахманинова в конце прямо фанфарные звуки. В последний раз слышала романс в исполнении Дмитрия Хворостовского – он убедил меня, что в споре «разума» и «глупой любви», последняя побеждает.
Хозяйственный и деловитый Фет умер странно. Перед смертью от сердечного приступа, по словам секретаря, он хотел убить себя стилетом. Секретарь стилет отобрала, тогда он побежал за кухонным ножом, но по дороге упал и скончался.
Удивительная рифма с концом Марии Лазич, чья смерть тоже объясняется двояко – как несчастный случай или целенаправленное самоубийство. Как бы то ни было, будем думать, что Там они идут вместе – их нельзя разлучить.
И все же...Нет, не получается отключиться... Нет, не зря Фет переводил восточного поэта-суфия Хафиза, здесь, в этих стихах, отчетливо звучит суфийский мотив «встречи» и обретения возлюбленной после смерти** .
Вообще Фет мне представляется отчасти поэтом мистическим. Вот маленкое стихотворение:
Облаком волнистым
Пыль встаёт вдали;
Конный или пеший –
Не видать в пыли!
Вижу: кто-то скачет
На лихом коне.
Друг мой, друг далёкий,
Вспомни обо мне!
1843
А, каково? С чего вдруг упоминается «далекий друг»? И как это похоже на то, что мы с вами порой переживаем, то ли во сне, то ли наяву. Что-то померещилось – и вдруг нахлынуло... И так важно, чтобы кто-то о тебе в этот миг подумал, тебя вспомнил...
А вот еще, это в отличие от предыдущего, написано уже в старости, в год смерти.
Ель рукавом мне тропинку завесила.
Ветер. В лесу одному
Шумно, и жутко, и грустно, и весело, —
Я ничего не пойму.
Ветер. Кругом всё гудет и колышется,
Листья кружатся у ног,
Чу, там вдали неожиданно слышится
Тонко взывающий рог.
Сладостен зов мне глашатая медного!
Мертвые что мне листы!
Кажется, издали странника бедного
Нежно приветствуешь ты.
1891 г.
Marya_Petrovna_Botkina-Shenshina.jpg
Марья Петровна Боткина-Шеншина
Какая-то фантасмагория творится в обычном лесу. Даже и понять нельзя, что происходит. И вдруг слышен звук рога. Наяву? Или чудится? И о чем это? Мертвые «что мне листы»? О листьях, что кружатся у ног? Или о стихах, написанных на мертвых листах? Уж не зов ли в «иной мир» слышится поэту? И смотрите, как деликатно звучит призыв. Это не труба иерихонская, а тонко взываюший рог. И приветствует он «странника бедного» нежно. Себя автор называет странником, и это слово, конечно же, имеет расширительный смысл - имеется в виду странствие по жизни...
Мистик, суфий... кудесник, умеющий так сказать о любви, как никто ни до него, ни после.
Вот одно из моих любимых, тоже очень коротенькое:
Только в мире и есть, что тенистый
Дремлющих кленов шатер.
Только в мире и есть, что лучистый
Детски задумчивый взор.
Только в мире и есть, что душистый
Милой головки убор.
Только в мире и есть этот чистый
Влево бегущий пробор***.
3 апреля 1883
Что это, как не запечатленный миг счастья, остановленное мгновенье? И не зря под стихотворением стоит точная дата - 3 апреля, «умный» запоминает впечатление от лекции, от книги или фильма – «глупый Фет» запомнил другое: милое девичье личико, чистый, влево бегущий пробор... под густой сенью кленов.
Обычно влюбленный говорит любимой, что она для него все, весь мир с солнцем и планетами. У Фета – по-другому. Для него любимая - это и есть весь мир, и даже любая частица ее туалета, ее лица, волос заменяют ему солнце и планеты... Вот это гипербола так гипербола, согласитесь! Такой вот «субъективный идеализм».
А вы заметили, какая в этих стихах легкость, прозрачность, невесомость? Удивительно, сам Афанасий Афанасьевич внешне был резко несозвучен своим стихам: грузный, с расплывшейся фигурой. Будучи приведен Тургеневым в гости к семье Виардо, был очарован хозяйкой, а ей – сильно не понравился. Нет, не таким она представляла поэта, да и ел много, в общем личность совсем не поэтическая.
Скажу, что были в Фете черты, не очень свойственнные поэтам: расчетливость, хозяйственность, предпринимательский азарт. Женившись на сестре давнего друга Василия Боткина и взяв за женой большое приданое, сумел Афанасий Афанасьевич превратить купленную им Степановку в Орловской губернии в образцовое хозяйство. Но за всем нужен был пригляд. На долгие годы, почти на 17 лет, поэзия была заброшена. Иссяк источник? Да видно, не иссяк. В поздние годы появляются такие шедевры, как уже процитированное Alter Ego.
А в начале периода нового обретения «звуков» было стихотворение, ставшее известным романсом:
Сияла ночь. Луной был полон сад…
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна — любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
1877 г.
Это удивительные стихи. И снова в той, кого в этот момент избирает сердце, воплощено все – любовь, цель жизни, да и сама жизнь. Связано это восприятие с музыкой, с воздействием пения. Известно, что написаны эти стихи под влиянием музыкального вечера у Толстых, на котором пела сестра Софьи Андреевны Толстой – Татьяна Кузминская. И вот я думаю: можем ли мы сегодня, могут ли мои современники, слушать вокальный концерт с вечера до зари? Да и как найти такую исполнительницу, которая будет петь до утра «в слезах изнемогая»? Невозможно.
Как и то, что нет сегодня такого поэта, который смог бы выразить словом эти впечатления.
33796.jpg
А этих стихов, вернее, этого романса, я касаюсь в одной своей статье, где говорится о «глухоте» исполнителей, не слышащих стихотворный размер и рифму и произвольно их искажающих****. Раз уж заговорили о романсах, не могу не вспомнить один недавний спор. Знакомая утверждала, что романс «О долго буду я в молчаньи ночи тайной» написан Рахманиновым «вопреки» его содержанию. Я не согласилась. Это один из моих любимых романсов, по-моему, Рахманинов не только передал его смысл, но и усилил его.
Вот стихи:
..
О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной,
Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,
Перстам послушную волос густую прядь
Из мыслей изгонять и снова призывать;
Дыша порывисто, один, никем не зримый,
Досады и стыда румянами палимый,
Искать хотя одной загадочной черты
В словах, которые произносила ты;
Шептать и поправлять былые выраженья
Речей моих с тобой, исполненных смущенья,
И в опьянении, наперекор уму,
Заветным именем будить ночную тьму.
1844 г.
Стихи ранние, но Фет узнается и в них. Идет нагнетанье состояний, которые посещают юношу Фета в молчанье ночи. В отсутствии возлюбленной он вспоминает все, что с ней связано: ее волосы, лепет, улыбку, случайный взор, свой поиск во всем этом чего-то загадочного. Он сам понимает, что нужно избавиться от наваждения, уж очень долго он помнит все до мелочей, а ведь женщина оказалась «коварной» («коварный лепет»). Но снова, наперекор уму, «глупый Фет» будит ночную тьму «заветным именем", громко произнося имя коварной возлюбленной. И вот у Рахманинова в конце прямо фанфарные звуки. В последний раз слышала романс в исполнении Дмитрия Хворостовского – он убедил меня, что в споре «разума» и «глупой любви», последняя побеждает.
Хозяйственный и деловитый Фет умер странно. Перед смертью от сердечного приступа, по словам секретаря, он хотел убить себя стилетом. Секретарь стилет отобрала, тогда он побежал за кухонным ножом, но по дороге упал и скончался.
Удивительная рифма с концом Марии Лазич, чья смерть тоже объясняется двояко – как несчастный случай или целенаправленное самоубийство. Как бы то ни было, будем думать, что Там они идут вместе – их нельзя разлучить.