Рождение «Дон Кихота»

    В 1587 переезжает в Севилью, где живет до 1600, проводя большую часть времени в разъездах по андалусийским селам и городам в качестве комиссара по закупке провианта для королевского флота, а затем — сборщика податей. В 1592 в селении Кастро дель Рио неподалеку от Кордовы Сервантеса ненадолго заключают в тюрьму, обвинив в совершении недозволенной закупки. В 1597 оказывается в заключении в севильской тюрьме сроком на семь месяцев по обвинению в растрате казенных денег (банк, в котором Сервантес хранил собранные подати, лопнул). Во время одного из пребываний в темнице (скорее всего, первого), по собственному признанию писателя, в его воображении возник образ человека, сошедшего с ума от чтения рыцарских романов и отправившегося совершать рыцарские подвиги в подражание героям любимых книг. Первоначально это был замысел новеллы. В процессе работы над ней перед автором открылись романные перспективы развития сюжета о Дон-Кихоте.

    Сервантес создавал «Дон Кихота» на протяжении многих лет. О жизни Сервантеса в период 1600-1604 гг., то есть о годах наиболее интенсивной работы писателя над будущей первой частью романа, известно немного. Установлено, что, покинув Андалусию, писатель перебрался в Кастилию и жил в Эскивиасе и в Толедо.

    Летом 1604 поселяется в Вальядолиде (тогдашней столице Испании) и ведет в Мадриде переговоры с книготорговцем Роблесом об издании завершенного к тому времени романа «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Первоначально «Хитроумный идальго» был отпечатан в Вальядолиде в конце 1604 небольшим тиражом с указанием даты издания «1605». Весной 1605 в Мадриде, в типографии Хуана де ла Куэста был отпечатан второй тираж editio princeps. Об успехе романа свидетельствует то, что в том же году появляется его второе издание, содержащее целый ряд расхождений с первым, он дважды переиздается в Лиссабоне и один раз в Валенсии. Дон Кихот и Санчо Панса как персонажи карнавальных шествий появляются на улицах испанских городов и даже в колониях (в столице Перу Лиме).

    «Дон Кихот» как художественное целое

    Мировоззрение Сервантеса складывалось под влиянием различных течений европейской гуманистической мысли (неоплатонизма, неостоицизма, натурфилософии). Особое влияние на создателя «Дон Кихота» оказал «эразмизм» или «христианский гуманизм» — учение Эразма Роттердамского, критиковавшего нравы католического клира и обрядовую сторону католицизма, которым автор «Оружия христианского воина» противопоставил внутреннюю духовную работу человека над собой, личностный путь к Богу и раннехристианский идеал человеческого общежития в любви и вере, воплощенный в символе «мистического тела Христова».

    Сервантес, писавший «Дон Кихота» в эпоху католической Контрреформации, в годы полного запрета «эразмизма», зашифровывает идеал всеединства в образах, восходящих к рыцарским романам высокого Средневековья (отсюда — метафорическое отождествление на страницах «Дон Кихота» «мистического тела Христова» и «тела» странствующего рыцарства). Одновременно христианско-гуманистическая утопия переводится творцом «Дон Кихота» на язык карнавально-площадных действ и праздничных ритуалов, относящихся к разным временам года: Дон Кихот и его оруженосец Санчо Панса выступают как воплощения Поста и Масленицы, а их первые два выезда спроецированы на цикл летних празднеств, включая День Тела Христова (праздник, посвященный таинству причастия и имеющий ярко выраженную площадную сторону) и праздник «первого снопа» (Дон Кихота молотят «как сноп», Санчо характеризует обрушивающиеся на них побои как «сбор урожая странствующего рыцарства», а своего рода эмблематической заставкой книги является битва героя с ветряными мельницами). В контексте жатвенного ритуала избиения, сопровождающие героев романа на их пути, получают сакральное оправдание. Смех, звучащий на страницах романа, — это не злой, издевательский хохот толпы, а праздничный ритуальный смех, развенчивающий и утверждающий одновременно. Сервантес,использовав опыт площадного театра, создал образ оруженосца Дон Кихота Санчо Пансы. Непосредственное же влияние на возникновение сервантесовского замысла оказала анонимная «Интермедия о романсах» (1590-91?), герой которой Бартоло, помешавшийся на их чтении, отправляется совершать героические подвиги. Разворачивая бурлескную, комическую «одноходовую» ситуацию интермедии в прозаическое повествование, ведущееся от лица автора-ирониста, Сервантес обнаруживает преимущества остраненно-косвенного иносказательно-иронического изображения приключений героя, пародирующего своим обликом, языком и действиями облик, деяния и язык героев рыцарской эпики. Преследуя цель осмеять и тем самым дискредитировать в глазах читателя рыцарские романы, о чем прямо заявлено в Прологе к первой части, автор «Дон Кихота» создает не литературную пародию как таковую (самое слово «пародия» он нигде не использует), а радикально новый тип повествования. Трансформируя мотив карнавальной «свихнутости» героя в его сакральное безумие, восходящее к посланиям апостола Павла, писавшего о единоверцах как о безумных «Христа ради», Сервантес представляет «рассудительное сумасшествие» Дон Кихота как особое состояние сознания человека, находящегося в положении читателя созидаемого им в процессе чтения текста. Это открывает писателю-романисту путь к изображению самой структуры сознания героя. Интерпретация «Дон Кихота» как пародии на рыцарский эпос правомерна по отношению к его отдельным эпизодам, мотивам и образам, к некоторым повествовательным приемам, используемым автором, но не может охватить роман Сервантеса как новаторское жанровое целое, основанное на совмещении и согласовании множества жанровых традиций. Процесс рождения и становления самосознания героя как жанрообразующая тема романа выходит на первый план в «Дон Кихоте» 1615 года. Особую роль во второй части играет Санчо, образ которого начинает конкурировать по значимости с образом его господина. В основе развития сюжета второй части лежит изобретательная выдумка Санчо, который, вполне освоив стиль мышления своего хозяина, внушает ему, что крестьянка на ослице, встреченная ими на дороге, и есть Дульсинея, превращенная в уродливую поселянку злыми волшебниками. В ряду ключевых эпизодов второй части (встреча Дон Кихота со странствующими актерами, с рыцарем Зеленого Плаща, спуск Дон Кихота в пещеру Монтесиноса, кукольное представление в балаганчике Маэсе Педро, полет Дон Кихота и Санчо на Клавиленьо и др.) особое место занимает рассказ о правлении Санчо на Острове Баратария. В нем Санчо демонстрирует всю глубину своей карнавально-шутовской «дурацкой мудрости», контрастно дополняющей «мудрое безумие» Дон Кихота. В финале второй части, в момент смерти Дон Кихота-Алонсо Кихано, образ Санчо приобретает особую символическую значимость: он воплощает бессмертие народа, его неумирающее телесное целое и становится (по точному наблюдению М. де Унамуно) духовным наследником своего господина, живым носителем донкихотовского отношения к миру. Сервантес представил драматическое положение человека в мире, утратившем средневеково-ренессансную патриархальную цельность и гармонию, единство «слов» и «вещей», «духа» и «материи», помысла и деяния. Реальность в «перспективистской» композиции «Дон Кихота» оказывается раздробленной во множестве индивидуальных точек зрения, в игре «мнений» и «суждений, что открывает простор для самых разных трактовок сервантесовского романа