Герасимов имел дар легко схватывать портретное сходство и ощущал себя в первую очередь портретистом. Среди его работ постепенно начинают преобладать изображения людей высокопоставленных. Особую известность Герасимов получил как автор многочисленных изображений В. И. Ленина, И. В. Сталина и крупных партийных бонз. Свою кисть он сознательно отдал на службу торжествующей коммунистической власти в обмен на личное преуспевание.

Незаурядный талант, жизнерадостная, «сочная» манера письма – все это по мере продвижения художника по карьерной лестнице обретало парадный лоск (Портрет К. Е. Ворошилова. 1927. Музей современной истории России). Его наиболее признанными полотнами стали «В. И. Ленин на трибуне» (1930. ГИМ; повторение 1947 в ГТГ) и «Выступление В. И. Ленина на Пленуме Моссовета 20 ноября 1922 года» (1930. ГИМ).

Успех и признание не заставили себя ждать. В начале 1936 года в Москве открылась персональная выставка Герасимова, на которой были показаны 133 произведения, начиная с самых ранних. Центральное место, конечно, занимали портреты партийных вождей, главное место на экспозиции было отдано «Выступлению И. В. Сталина на XVI съезде партии» (1933. Архив художественных произведений).

В отличие от многих других, Герасимову разрешалось выезжать за рубеж. В 30-е годы он побывал в Берлине, Риме, Неаполе, Флоренции, Венеции, Стамбуле и Париже. За границей художник писал много этюдов («Айя-София». 1934. ГРМ) и постоянно посещал художественные выставки. Но «правильному» борцу за соцреализм не понравилось безыдейное, как он считал, искусство Европы. Французские художники, по уверению Герасимова, с интересом слушали его рассказы о «художественной деятельности в СССР». «Им казалась сказкой прекрасная жизнь и условия работы художников в Советском Союзе, где все виды искусства окружены заботой со стороны партии и правительства» (Сокольников М. А. М. Герасимов. Жизнь и творчество. – М., 1954. С.134.).

Во второй половине тридцатых и в сороковых годах появляются такие официально помпезные произведения Герасимова, как «И. В. Сталин и К. Е. Ворошилов в Кремле» (1938. ГТГ), «И. В. Сталин делает отчетный доклад на ХVIII съезде ВКП(б) о работе ЦК ВКП(б)» (1939. ГТГ), «Гимн Октябрю» (1942. ГРМ), «И. В. Сталин у гроба А. А. Жданова» (1948. ГТГ, Сталинская премия 1949 г.). Подобные «эпохальные» картины обычно создавались бригадным методом, то есть подмастерьями, – сам маэстро прописывал лишь ответственные детали. Его огромные по размерам холсты, полные плакатного пафоса, становились эталонами официального стиля советского искусства.

Его картины создавали образ «мудрого вождя» и играли важную роль в пропагандистских кампаниях. Художник безудержно льстил Сталину и в своих помпезных изображениях генсека, и в высказываниях о нем. Быть может, лишь чтобы поднять свой авторитет, он уверял, что Сталин в разговорах с ним «высказывал ценнейшие, для нас – художников, замечания, касающиеся самой темы нашего ремесла». Однако сам Сталин не считал себя знатоком живописи, скорее он был к ней равнодушен, если дело не касалось его собственных портретов (Громов Е. Сталин: власть и искусство. – М., 1998. С. 288, 305.).

Художник не покладая рук также писал портреты высокопоставленных лиц коммунистической партии и правительства (Портрет В.М.Молотова. [В.М. Молотов выступает на заседании в Большом театре 6 ноября 1947 года.]. 1948. ГТГ), военачальников и героев социалистического труда. Иногда Герасимов писал и представителей творческой интеллигенции: «Балерина О. В. Лепешинская» (1939), «Групповой портрет старейших художников И. Н. Павлова, В. Н. Бакшеева, В. К. Бялыницкого-Бирули, В. Н. Мешкова» (1944, Сталинская премия 1946 года). Портретировал он также свою семью – «Семейный портрет» (1934. Музей Республики Беларусь).

Для себя Герасимов занимался грубоватой и упрощенной эротикой, сохранились многочисленные этюды к незаконченным картинам «Деревенская баня» (1938, Дом-музей А.М. Герасимова, Мичуринск) и «Половецкие пляски» (1955, собственность семьи художника, Москва). На тему «Деревенской бани» Герасимов писал множество этюдов «для себя» на протяжении многих лет (Деревенская баня. Этюд. 1950. Собрание семьи художника). «Отводил душу» он и в работе над иллюстрациями к «Тарасу Бульбе» (1947-1952), в которых, возможно, искал потерянные пути к национальному романтизму начала века.

К концу 1930-х годов, в период массовых репрессий и становления тоталитарной сталинской системы, Герасимов добивается полного официального успеха и благополучия. Теперь он не только придворный, высоко оплачиваемый живописец, любимец Сталина, но и наделенный властью руководитель художественной жизни страны. Ему было доверено возглавлять и, главное, контролировать творчество других художников. Его назначили председателем правления Московского отделения Союза художников (1938-1940 гг.) и председателем оргкомитета Союза советских художников (1939-1954 гг.). Когда в 1947 году была создана Академия художеств СССР, то первым ее президентом по настоянию Ворошилова был назначен Герасимов – в этом кресле он продержался до 1957 года.

На всех постах Герасимов выказывал себя энергичным помощником партии в подавлении творческой интеллигенции. Он неукоснительно боролся с любыми отклонениями от соцреализма под ложным лозунгом «верности великим традициям русского реализма». Он твердо и последовательно боролся с «формализмом», против «преклонения перед выродившимся искусством буржуазии».

Как преданный сподручный Ворошилова, он активно способствовал закрытию в 1946 году Музея нового западного искусства, в здании которого разместился Музей подарков И. В. Сталину. В 1948 году в ходе дискуссии о формализме он неустанно выступал «за высокое идейное искусство», то есть за искусство выхолощенное и идеологическое. Герасимов риторически спрашивал и без обиняков отвечал: «Почему я должен был считать вкусы художников-формалистов выше моего вкуса? [...] всем своим нутром я понимал, что это какая-то гибель, меня тошнило от всего этого и вызывало ненависть, которая до сих пор не делается меньше».

С особой яростью и с удовольствием он топтал импрессионистов. Верные люди Герасимова выискивали непокорных художников и доносили о них строгому блюстителю соцреалистического порядка. Разбирательство всегда было коротким и безапелляционным. Если художник писал мазками, то следовало обвинение в «импрессионизме». С этого момента любые произведения такого опального живописца уже никуда не принимались и он обрекался на голодное существование.

В то же время Александр Герасимов прекрасно понимал, что такое настоящее искусство и подлинное творчество. Когда его мысли были далеки от ответственных постов и высоких трибун, он создавал камерные, лирические произведения, отдавая предпочтение пейзажу и натюрморту. В этих работах сказалась, волей-неволей, живописная система его учителя Константина Коровина. Многие из них несут отчетливые следы импрессионистического письма: «Песня скворца» (1938. ГТГ), «Яблони в цвету» (1946. Собрание семьи художника). На мой взгляд, лучшее его произведение – «После дождя. Мокрая терраса» (1935. ГТГ). В нем художник явил подлинное живописное мастерство.

В быту Александр Михайлович был известен как мягкий и доброжелательный человек. В разговорах с близкими людьми он позволял себе весьма неортодоксальные высказывания. Молодым художникам он советовал: «Самое важное – это ухватить жизнь за хвост. Ее неповторимость. Не гонитесь за особо официальными полотнами. Деньги получите, а художника в себе потеряете».

К старости маститый художник словно уменьшился в росте и выглядел карликом, морщинистая желтая кожа свисала на лице складками, черные монголоидные глаза под дряблыми веками казались грустными. Ничего злодейского в его облике не было. О себе он говорил: «Я ведь чистейший русский! Но татары в моем роду, видимо, побывали основательно. Мне бы на коне сидеть, под седлом вяленую бастурму отбивать, пить, если захотел, конскую жилу подрезать, крови напиться. Впрочем, я и так крови всяких формалистов, и имажинистов, бубновалетчиков насосался вот так... больше не хочу, тошнит...».

Со смертью Сталина влияние Герасимова стало сходить на нет, а после XX съезда КПСС и разоблачения культа личности прежний властитель художников был отстранен от дел. В 1957 году он лишился поста президента Академии, картины с прежними вождями убрали в музейные запасники.

Опала Герасимова была воспринята интеллигенцией как один из симптомов хрущевской «оттепели». Однако сам художник, высоко ценивший свой талант, считал себя незаслуженно отторгнутым. Когда одна из его знакомых, художественный критик, встретила на улице бывшего главу соцреализма и спросила, как у него дела, тот ответил поразительной фразой: «В забвении, как Рембрандт». Однако он преувеличивал меру и своей отверженности, и своего таланта. Соцреалисты будут востребованы вплоть до падения партократии в 1991 году.

Феномен Герасимова и многих ему подобных художников советского периода неоднозначен. Герасимов – живописец, наделенный от Бога большим талантом. Любой мастер в своем творчестве, хочет он этого или нет, зависит от власти, от социокультуры, от сложившегося сообщества, от денег. До какой степени он может позволить себе пойти на компромисс, которого не избежать? Герасимов явно перешел невидимую демаркационную линию. Он стал служить не своему Таланту, а Вождям.